О столике «фынг» и ритуальной пище осетин. Часть 4

вт, 17/07/2012 - 18:41
VKontakte
Odnoklassniki
Google+

(Продолжение)

В нашем распоряжении оказываются факты, свидетельствующие о тесной связи между жертвенной пищей и характером потребления. Напомню, что в условиях традиционного быта на ритуально-престижных трапезах их подавали на столике-подносе, обладавшем в ритуальном же контексте высокой семантической нагрузкой. Столь устойчивое сочетание; жертвенной пищи с жертвенной утварью, прослеживаемое во времени с удивительной закономерностью, является показательным.

Подобные мотивы являются характерной особенностью древних земледельческо-скотоводческих обществ, к которым следует причислять все индоевропейские народы, в том числе и осетин. Таким образом, на треногом столике с круглой столешницей подавали старшим, возглавляющим ритуально-престижную трапезу, три круглых пирога, на которых лежали отварные голова, шея, курдюк или лопатка. В новейшее время трапеза происходит за высоким столом европейского типа, а пироги и мясо подают на отдельных блюдах.
В зависимости от числа присутствующих гостей, длинный стол условно делится на три части: верхнюю, среднюю и нижнюю, которые соответствуют трем возрастным категориям: старшей, средней и младшей. Современное рассаживание гостей за столом сохранило былую социально-ролевую иерархию общества. В этой связи место в той или иной части стола является дифференцированным на высокопрестижную, престижную и менее престижную. В противопоставлении с ними находились и находятся люди, которым поручено обслуживать сидящих. Их называют «уырдыг лæууæг // уырдыг æстæг», что в дословном переводе означает «сверху донизу стоящий». В этой номинации подчеркиваются функции обслуживающих от старших до младших, причем все застолье они стоят, не присев. Уместно будет вспомнить и поговорку:
«Бадæг æмæ лæууæджы кад иу не ‘сты / Почесть сидящего и стоящего – не одно и то же».
Каждой возрастной группе за столом подают комплект из трех пирогов, положенных один на другой. Обращает внимание, что названные факты находятся в прямой связи с магией чисел, а именно: число три, которое в свою очередь троекратно повторяется. Представляется, что в традиционном обществе три вертикально расположенных пирога, включенные в ритуальный контекст, организовывали мифологическое пространство. По сведениям информаторов, число три связано с тремя важнейшими категориями жизни: «хуыцау» (бог), «хур» (солнце) и «зæхх» (земля). После того, как все необходимые элементы ритуального застолья приготовлены и разложены на столе перед старшим, он чуть раздвигает верхний и средний пироги и с посвятительной речью обращается к небесным патронам.
Известный исследователь кавказских древностей графиня П. С. Уварова в своих путевых записках так описывала аналогичный момент: «Приступая к закуске, один на стариков, взяв чашу с пивом, обнажил голову и, став посреди всех нас, обратился с молитвою к Создателю и в длинной эктении, на которую присутствующие отвечали словом «аминь», испросил нам всех благ – трогательное воспоминание древнехристианских обычаев». Думается, что оценка информаторами каждого из пирогов как древних символов природы и мира подсказывает нам то, что верхние два пирога сдвигаются относительно друг друга. Повторяя многовековой ритуал, современные осетины не осознают, что особым действием разграничивают функции «бога» (хуыцау) и «солнца» (хур), составляющих одну космологическую сферу.
В этой связи проясняется и тот момент в ритуале, когда самому младшему из присутствующих после посвятительной речи дают отпить из чаши пива и закусить кусочком от верхнего пирога. Оно и понятно, все жертвоприношение: изобильная пища, напитки и сопровождающая ритуал вербальная хвала направлены божественным силам неба, поэтому и маркируются верхние пироги.
В случае траурной трапезы пироги подают четными числами, причем основным является число два. Как попытались разъяснить информаторы, в отличие от первого варианта, отсутствует средний пирог, символизирующий «солнце», а символы «земли» и «бога» остаются неизменными. В осетинской народной поэзии, связанной с похоронно-поминальной обрядностью, часто употребляется оборот «мæ хур бахуыссыд; мæ хур аныгъуылд / погасло мое солнце; закатилось мое солнце». В этой же связи – осетинская паремия «Нæ дуне йыл баталынг / Покрылся мраком его мир».
Изучение народных верований алан-осетин позволило В. И. Абаеву сделать вывод о том, что осетинский верховный бог Хуцау – типичный deus otiosus. В отличие от других божеств пантеона он лишен каких-либо индивидуальных черт и мало активен, действуя, как правило, не лично, а через окружающих его ангелов и небожителей. Не будет большим преувеличением связать его распространение с христианизацией алан, представлявших на Кавказе иранский культурный мир. Это довольно поздний образ, которому в дохристианской религии предшествовало ‘солнце’, сохранившее помимо основной еще и культовую номинацию – «хурзæрин», что буквально означает «солнце золотое» и «хурты хурзæрин – «золотое солнце солнц».
Следовательно, можно предполагать, что изначально три пирога моделировали в вертикальном плане мифологическое пространство, деля его на три космологические сферы: небесную, земную и подземную. Хорошо известно, что мифопоэтическое мышление древних для воплощения универсальной концепции мира широко пользовалось образом Мирового древа (Arbor mundi). По оценке видного советского ученого В. Н. Топорова, подробно занимающегося этим вопросом, образ Мирового древа выявлен или реконструируется на основе мифологических, в частности, космологических представлений, зафиксированных в словесных текстах разных жанров, памятниках изобразительного искусства, архитектурных сооружениях (прежде всего культовых), утвари в широком смысле слова, ритуальных действиях и т. д. Прямо или косвенно образ Мирового древа восстанавливается для разных традиций в диапазоне от эпохи бронзы (в Европе и на Ближнем Востоке) до настоящего времени.
С помощью этого образа маркируются основные сферы космоса, причем, как было сказано выше, «фынг» – подчеркивает среднюю, земную, обитаемую человеком зону. Возникает вопрос – правомочно ли изменять интерпретацию трех пирогов по вертикали, данную информаторами: бог, солнце, земля на другую, тесно связанную с образом Мирового древа и отчасти идентичную первой: небесная, земная и подземная сферы. Наличный материал не содержит, на мой взгляд, никаких противоречий. Как было отмечено, образы «бог // солнце» относятся к разновременным хронологическим срезам в духовной культуре осетин и их предков, хотя и относятся к одной небесной сфере.
С другой стороны, мифологическое мышление и раннефилософские традиции воспринимали космос как целостную, упорядоченную в вертикальном и горизонтальном планах систему. В этой системе иногда «нижний мир» трактуется как хаос, что влечет за собой исключение его из трехчленной схемы космической вселенной. Данное свидетельство представляется очень важным, ибо оно снимает кажущееся противоречие между двумя рассмотренными версиями. В таком случае наличие двух пирогов за траурным столом символизирует отсутствие опять-таки среднего пирога, ибо человек и вся земная сфера являются своего рода медиатором между гармонией и хаосом, между верхней и нижней сферами.
Древняя структура вертикального членения мира широко отражена в многочисленных аналогиях - индоевропейского мира. Реконструкция скифо-сакской религиозно-мифологической системы отразила ее трехчленное по вертикали строение мироздания. В последнее время реминисценции этой трехчленной структуры были выявлены на материалах традиционной культуры осетин. Отсылка к индоевропейскому и индоиранскому материалу, а также новейшие изыскания в сфере традиционно-бытовой культуры современных осетин не оставляют никаких сомнений в правомочности выдвинутой здесь точки зрения.
После посвятительной речи и освящения жертвенной пищи через причащение самым младшим из присутствующих мужчин пироги разрезали в строгом соответствии с ритуалом, который воспроизводил образ первотворения и имел задачу интегрировать космос с его составными частями. Все это реализовывалось самим действием, во время которого жрец произносит над жертвой, находящейся на алтаре, соответствующем центру мира, текст, содержащий указанные только что отождествления, и жертва принимается, в чем следует видеть действия, преобразующие синтез космоса, восстановление всего того, что возникало в акте первотворения.
Переводя миф в реальность, акт ритуального жертвоприношения характеризовал горизонтальное устройство мироздания. Этот факт и определяет регламентацию в разрезании пирогов двумя прямыми пересекающимися линиями, символизирующими крест. Образуемая крестообразная фигура оказывается вписанной в круг трех пирогов. В сочетании эти два геометрических знака образуют символ центра и четырех направлений вселенной. Человек, знакомый с традиционной обрядностью осетин, возможно, увидит некоторое несоответствие с реальностью. Во избежание недоразумений сразу же оговорюсь, что действительно осетинские пироги режут линиями-координатами – «спереди // сзади» и «справа // налево», не на четыре, а на восемь частей. Дело в том, что «во многих случаях каждый отмеченный элемент горизонтальной структуры выделяется особым Древом мира, отсюда широкое распространение восьмеричных объектов».
Таким образом, мы имеем в процессе ритуала классическое сочетание сакральных чисел три и четыре. Производное от них число семь относится к древнейшим координированным понятиям мира и гармонии. Оно характеризует общую идею вселенной, константу в описании Мирового древа, полный состав пантеона и прочее. Это союз двух природ – духовной и телесной, синтез динамического и статистического аспектов вселенной. Такая числовая символика отражена во многих индоевропейских и индоиранских традициях.
Иными словами говоря, сочетание магических чисел три и четыре характеризовало общую идею мироздания. В этом отношении проясняется запрет крутить пироги в процессе разрезания. Это жесткое правило действует и в наши дни, но не имеет в устах информаторов убедительной интерпретации. Все они ссылаются на нормы ритуала и не более. Структурно-семантический анализ «фынга» и его функциональная роль позволяют говорить, что в ритуально-престижных трапезах моделировалась ситуация первоздания мира, акта творения, поэтому она и оберегалась от лишних движений и потрясений, прагматичность ритуала определяет его центральное положение в жизни человека и коренится в том, что с его помощью решается главная задача – гарантия выживания коллектива. Не в этой ли связи осетинки употребляют в качестве проклятия фразеологизм типа «Дæ бындур ныззила / Чтобы твоя основа закружилась».
Высоким семиотическим статусом обладали и вышеназванные части жертвенного животного. Тот факт, что они маркировали ритуально-престижную трапезу и предназначались исключительно для старших, возглавлявших и руководивших застольем, является лишним тому подтверждением. Представляется, что названные части следует рассматривать в аспекте уже известных троичных структур. В данном контексте они представлены в тесном переплетении двух кодов: кулинарного и анатомического. Условно выделим из этого сочетания анатомическую сферу и рассмотрим ее связи.
Изучение древних индоиранских обществ, в частности скифского и аланского, убедительно показало, что названные структуры соотносятся с тремя основными социальными функциями, а именно: религиозно-жреческой, воинской и хозяйственной. Недавнее изучение социальной организации Алагирского общества Осетии в первой половине прошлого века позволило сделать важный вывод. Блестяще проведенное исследование Р. С. Бзарова показало, что феодальные отношения в Алагирии развивались и накладывались на основу древней трехфункциональной схемы, свойственной индоевропейским народам.
Историческая устойчивость рассматриваемой структуры в большей степени связана с сохранением формы, чем содержания. Однако в данном случае важно то, что триада как отражение былой социальной организации соотносится с пространственной моделью мироздания, космоса. В широко распространенной модели вселенной мир людей занимал срединное положение, или землю, мир богов–небо, а мир хтонических духов–преисподнюю. В случае с традициями индоиранских племен и народов, к числу которых относятся скифы, аланы и нынешние осетины, характерно более детальное сопоставление. Социальная структура составляет с вертикальной структурой модели мира следующую корреляцию. Сословие жрецов, или в конкретных условиях воинов, соотносится с небесной сферой, сословие воинов или жрецов-посредников между двумя верхними сферами – со средней сферой космоса, а сословие общинников – с землей. Подробно эти сюжеты проанализированы исследователем скифской культуры Д. С. Раевским, к работе которого отсылаю интересующихся читателей. В свою очередь еще раз подчеркну, что картина мироздания в восприятии осетин и их предков трактовала нижнюю сферу, преисподнюю, как культурно неосвоенное пространство, как хаос.
Изложенное дает возможность идентифицировать социальный и анатомический коды и считать, что понятия «голова//ум//жречество» составляют одну парадигму; «шея//сила//воины» – вторую, а «курдюк//изобилие//общинники» – третью. В свою очередь, понятия «голова//шея//курдюк» составляют синтагматику, воплощающую древние идеологические воззрения индоиранцев о трех социальных функциях: религиозно-жреческой, военной и хозяйственной. В этой связи и проясняется глубокий семантический смысл осетинской паремии «Первая почесть – почесть головы, вторая – почесть шеи, третья – почесть лопатки». Относительно встречающегося разнобоя выставления на стол курдюка или лопатки замечу, что широко известные гадания на лопатке были связаны с попыткой определить будущие виды на урожай, скот, богатство и безбедное существование. В этом отношении она составляла со знаковыми функциями, приписываемыми курдюку, один типологический знак. В то же время, как нам представляется, символика гадания по своим функциям стоит ближе к религиозно-жреческой. Иными словами, этот вопрос требует дополнительных материалов и изысканий.
Высказывая это, следует знать, что реконструкции изначальных функций «фынга» и подаваемой на нем ритуальной пищи не является четким слепком древнейших идеологических воззрений индоевропейцев и индоиранцев, сохранившимся в быту осетин. Скорее всего речь идет об архаических элементах, которые на протяжении длительного функционирования были частично трансформированы, редуцированы и в таком фрагментарном виде сохранились до наших дней.
Подводя итог всему вышеизложенному, следует сказать, что привлечение семиотических идей и методов позволило по-новому оценить функции некоторых видов традиционной утвари, каким является осетинский «фынг». Предпринятое описание и интерпретация его в контексте ритуала дало возможность увидеть его с «внутренней» стороны и определить его генетические корни, восходящие к индоиранской и шире индоевропейской традиции. Утилитарные и семантические функции показали его важное место в мифологии и традиционном быту осетин и их предков.
Реликты трехфункциональной структуры в последние годы были выявлены в разных сферах осетинской культуры, что позволяет считать наши выводы справедливыми и не оторванными от историко-этнографических реалий. Возможно, материал данного исследования или же предпринятые интерпретации не удовлетворят специалистов. Буду надеяться, что и в этом случае работа будет полезной, ибо окажет определенное воздействие и обратит внимание на еще один аспект изучения фактов традиционно-бытовой культуры народов Кавказа.
(окончание)

В. Уарзиати

Мой мир
Вконтакте
Одноклассники
Google+
Pinterest