Пожалуй, ничто так не портит людей и их взаимоотношения, как деньги. Когда они начинают превалировать в каких-либо вопросах, будь то дружба, любовь, политика – особенно политика – любые отношения и чувства обесцениваются пропорционально росту стоимости денежного эквивалента. Политику следует выделить в этой связи особенно потому, что она сама по себе грязное дело. История, особенно новейшая, знает несчетное количество примеров, когда во имя корыстных интересов в жертву приносились судьбы многих тысяч людей, а иногда и целых народов. А ведь были суровые и сравнительно бескорыстные политики древности, которые совершали антигуманные поступки из соображений национальных интересов, честолюбия или, наконец, в силу кровожадности (Уллис, Александр, Сулла). Наши же сребролюбивые и очень обмельчавшие современники руководствуются в своих делишках соображениями куда более неприглядными.
Говоря о взаимоотношениях между Грузией и Южной Осетией, негативную роль денег нельзя не отметить. Они всплывали на поверхность и загрязняли те немногие положительные перспективы, которые могли бы положить конец тому, что происходит между двумя народами вот уже 18 лет. Когда в конце 80-х, начале 90-х годов прошлого века в Грузии началась антиосетинская истерия, можно сказать что «провинциальный фашист» Гамсахурдия был куда более бескорыстнее и патриотичнее, чем нынешние тбилисские космополиты. Просто он был плохим политиком и взял на вооружение национализм как средство сплотить вокруг себя грузин и удержаться на плаву в те бурные времена. Осетинам Гамсахурдия принес одни бедствия, и именно он начал «грузино-осетинский конфликт» - термин, мало отражающий то, что тогда происходило на югоосетинской земле. Взаимное ожесточение достигало максимума: и убийства, пытки, насилие принимали ужасающие формы и масштабы.
Такого рода войны всегда подтачивали устойчивость правящих режимов, достаточно вспомнить роковой для СССР Афганистан. Афганистаном для Гамсахурдии стала война в Южной Осетии. На его место пришел человек, имевший большой опыт в добывании денег из большой политики.
Сыгравший в развале Советского Союза не менее зловещую, чем Афганистан роль, Шеварднадзе встал во главе Грузии только благодаря смутному времени и усталости грузин от войны и бедности. Кроме того, совковость, которая, кажется, никогда не выветрится из крови бывших граждан Страны Советов и их потомков, сослужила им дурную службу. Им показалось, что вместе с Шеварднадзе в Грузию вернутся те стабильно-серые, но зато сытые времена, когда он был здесь первым секретарем Грузинской ССР. Придя к власти Шеварднадзе, для которого и патриотизм, и национализм были понятиями одинаково чуждыми, дал войне угаснуть самой по себе. И как бывает с догорающей головней, она полыхнула напоследок вспышкой ожесточенных боев, во время которых и грузины и осетины были практически обескровлены.
После этого Шеварднадзе начал устраиваться в Грузии. Он был отнюдь ни оригинален, посадив на «кормовые» должности своих родственников и породив то, что позднее назовут «семьей». Как человек в таких делах искушенный, он все же не полностью погасил грузино-осетинские противоречия.
Понимая, что народ, рано или поздно устанет от постоянной «дойки», Шеварднадзе припас тлеющий конфликт в тех же целях, что и Гамсахурдия – чтобы в нужный момент вытащить на свет образ внешнего врага, из-за которого все проблемы. К тому же согласившись на независимость Южной Осетии, единственно приемлемый для осетин выход, он сильно обесценил бы свой политический капитал, а он всю жизнь укреплял его как хорошую крышу для спокойного взимания дани с населения. С Южной же Осетией Шеварднадзе решил строить отношения вполне в своем духе: он решил и отсюда извлечь наличность, не мешая налаживанию торговых связей между осетинами и грузинами. А они устав от войны, в принципе им навязанной, эти связи наладили, и во второй половине 90-х годов осетино-грузинская граница представляла собой один большой базар.
В принципе это было положительное явление, и если бы наметившееся добрососедство было оформлено на официальном уровне – признанием независимости Южной Осетии, положительная динамика укрепилась бы однозначно и последующее улучшение благосостояния грузинского народа, компенсировало бы потери политического капитала. Такие шаги поколебали бы устоявшуюся, к тому времени, клановую систему «семьи», а далее, лишившись источника нестабильности на своих границах, назрела бы необходимость отчитаться перед народом за продолжающийся застой. Так что и тут деньги сыграли свою негативную роль.
Однако и для Шеварднадзе они не принесли большого счастья. Погрязшая в коррупции страна стала легкой добычей для охотников мирового масштаба. Уставшие от «семьи» грузины с энтузиазмом восприняли появившегося с западного направления Михаила Саакашвили. Им снова показалось, что он сможет дать им сытость и стабильность. И поначалу был даже некий оптимизм. Более изворотливый, чем Гамсахурдия, и не так откровенно коррумпированный, как Шеварднадзе, Саакашвили бескровно взял под контроль Аджарию, сократил полицию, поссорился с Россией и начал настойчиво стучатся в НАТО.
Грузины никогда особо не любившие ни Советский Союз, ни Россию эти шаги вроде бы приветствовали, но когда вновь зазвучали воинственные заявления о намерении «восстановить территориальную целостность Грузии» у них появилось ощущение де-жавью. Они поняли, что наступают на те же грабли и вот-вот получат по лбу так же как это было в начале 90-х прошлого века. Так же как осетины понимают, что жить в Грузии для них смерти подобно, грузины чувствуют что война, к которой ведет их Саакашвили, не принесет им победы, только знакомую усталость и обескровленность.
И вновь в этой ситуации свою разъедающую роль играют деньги. От них зависит уже не только Саакашвили. Вся Грузия на подпитке извне, как наркоман на игле. И также как наркоману мучительно трудно избавится от своей зависимости, грузинам непреодолимо сильно хочется чтобы снабжение не прекращалось. И поэтому, чувствуя неприязнь к человеку посадившего их на «халяву», как на иглу, они, тем не менее, понимают, что тот сам болен «деньгоманией» и вместе с ним тянутся к общему «дилеру». Поэтому трудно ожидать, что в Грузии появится, наконец человек и политическая сила за ним, который бы руководствовался в своих делах не деньгами, а интересами своей страны или, хотя бы честолюбием. Только такому человеку, с незамутненным меркантильностью сознанием, под силу уразуметь, что интересы его народа требуют, причем настоятельно, отказаться от губительной погони за деньгами, потому что она приводит в тупик – доказано несчетным количеством примеров из истории.
