опубликованное в газете «Известия»
28 мая 2008 года
28-05-2008
Вопрос: В последнее время всеобщее внимание приковано главным образом к Абхазии. О Южной Осетии мы пишем не часто, потому что знаем меньше. Да и в официальных заявлениях она упоминается заметно реже. Вот только почему – что, сегодняшняя ситуация в этой непризнанной республике не вызывает особого беспокойства?
Ю.Ф. Попов: К сожалению, вызывает. Возможно, происходящие в Южной Осетии события выглядят не столь сенсационно, как в Абхазии, куда с загадочным суицидальным упорством повадились залетать беспилотные самолеты-разведчики, раз за разом сбиваемые абхазскими средствами ПВО. В небе над зоной грузино-осетинского конфликта подобных феноменов пока не наблюдалось.
Однако серьезные основания для тревоги в связи с положением дел внутри и вокруг Южной Осетии имеются в достатке. Общеизвестно, что в пределах получасовой досягаемости на подступах к Цхинвали постоянно дислоцированы боеготовые подразделения вооруженных сил Грузии. В зоне конфликта методично наращивается численность грузинской полиции, включая спецназ МВД, множатся незаконно выставленные и оборудованные полицейские посты. Блокируется передвижение по дорогам людей и грузов, в том числе товаров первой необходимости.
Необходимо иметь в виду и географический фактор, делающий Южную Осетию в военном отношении потенциально уязвимее в сравнении с Абхазией. Достаточно упомянуть, что если Сухуми находится на более или менее безопасном отдалении от линии грузино-абхазского размежевания, то Цхинвали плотно окружен грузинскими населенными пунктами, образующими на югоосетинской территории подконтрольные Тбилиси анклавы.
Приведенные обстоятельства не могут не беспокоить. Напряженность в регионе приобретает перманентный характер. Разрядить ее мог бы заинтересованный диалог между сторонами в конфликте, но переговорный процесс уже без малого два года буксует по прихоти грузинской стороны, которой вдруг разонравились отлаженные за полтора десятилетия прежней работы миротворческие форматы.
Вопрос: Почему же именно сейчас механизм Смешанной контрольной комиссии перестал устраивать Грузию? И как Вы оцениваете недавно предложенную Тбилиси новую формулу переговорного процесса?
Ю.Ф. Попов: На проходившем в Москве в августе 2006 года заседании Смешанной контрольной комиссии (СКК) по урегулированию грузино-осетинского конфликта грузинская делегация неожиданно выступила с требованием пересмотра этого формата, обвинив его в неэффективности. К слову, как раз тогда Комиссия приступала к реализации принципиально важных решений о запуске рабочей группы по подготовке трехэтапного плана мирного урегулирования, о налаживании взаимодействия правоохранительных структур сторон и др.
Российская сторона, ОБСЕ, Евросоюз, рационально мыслящие иностранные партнеры пытались переубедить грузинское руководство, но тщетно. Отказываясь разглядеть и принять очевидную истину, что СКК предоставляет уникальный, незаменимый канал политических контактов между Тбилиси и Цхинвали, в Грузии продолжают твердить о низкой результативности этого механизма. Парадокс: сама грузинская сторона в течение почти двух лет саботирует работу СКК и при этом сетует на ее низкую отдачу.
После президентских выборов в Грузии в начале нынешнего года пост госминистра по вопросам урегулирования конфликтов занял новый руководитель. Для начала он тут же переименовал свою должность, решив называться госминистром по реинтеграции. Как и следовало ожидать, этот шаг вызвал в Цхинвали резкое неприятие. Югоосетинская сторона заявила, что не намерена поддерживать контакты с представителями грузинского ведомства с подобной вывеской. Что-то подсказывает, что именно на такую реакцию и рассчитывали в Тбилиси.
Новаторские начинания переименованием министерства не ограничились. Вскоре последовало официальное заявление о том, что отныне Грузия не намерена участвовать в работе СКК, которую необходимо заменить новым механизмом, скомпонованным по формуле «2+2+2». Суть этой арифметики сводится к тому, что переговорная структура должна функционировать при участии с одной стороны представителей Тбилиси и села Курта (грузинский анклав, где расквартирована так называемая временная администрация Южной Осетии во главе с Дмитрием Санакоевым), представителей Москвы и Цхинвали, с другой стороны, плюс ОБСЕ и ЕС. На первый взгляд возникает иллюзия симметрии, но этот рассчитанный на неискушенную публику внешний эффект маскирует абсолютную неработоспособность подобного формата.
Дело в том, что грузинская формула предполагает принципиальный пересмотр признанной и устоявшейся схемы переговорного процесса, в котором за Россией закреплен статус посредника. Между тем, по версии «2+2+2» нам навязывается роль стороны в урегулировании, а это абсурдно. Несостоятельна и идея вовлечения в процесс куртинской «администрации». Ее можно с натяжкой рассматривать как часть вертикали исполнительной власти Грузии, но по определению нельзя считать конфликтующей стороной. К тому же заранее ясно, что югоосетинская делегация никогда не сядет с куртинцами за стол переговоров – осетины воспринимают их как предателей.
Вопрос: Но «куртинские сидельцы» все же находятся непосредственно в зоне конфликта и, наверное, могли бы сказать свое слово при выработке тех или иных решений. Может, все же попытаться уговорить югоосетинскую сторону?
Ю.Ф. Попов: В принципе я уже ответил на этот вопрос. Позволю себе несколько развить тему.
Альтернативное «правительство» появилось в селе Курта, расположенном в зоне конфликта, полтора года назад как творение грузинских политтехнологов и спецслужб. Замысел заключался в создании видимости двоевластия в Южной Осетии и ослаблении тем самым позиций ее руководства во главе с Эдуардом Кокойты. Получилось что-то наподобие сельсовета, который звучно именуют «временной администрацией югоосетинской автономии» и стараются преподнести как реальный политический фактор, с которым, дескать, все обязаны считаться.
Это действительно реальный фактор, но только со знаком «минус». Эксперимент вылился в опасную авантюру, повлекшую резкий рост напряженности в зоне конфликта. Скорее всего, такие последствия изначально и программировались его инициаторами.
Сейчас уже мало кто верит в жизнеспособность «альтернативщиков». Примечательно, что недавно Курту покинула Майя Чигоева-Цабошвили, исполнявшая там функции «министра иностранных дел», а по прибытии в Тбилиси примкнувшая к грузинской оппозиции. Объясняя свое решение сменить поприще, она жаловалась, что ее изнывающие от безделья бывшие коллеги дни напролет режутся в карты прямо в служебных кабинетах, ни на что другое они попросту не способны.
Очевидно, что созданные Грузией псевдовластные структуры под предводительством Санакоева никак не могут рассматриваться в качестве стороны в урегулировании. Тбилиси находится в состоянии конфликта не с Куртой, а с Цхинвали, иначе ситуация сильно смахивала бы на конфликт с самим собой. А это уже сфера не дипломатии, а психиатрии.
Вопрос: Выходит, застой в грузино-югоосетинском переговорном процессе –всерьез и надолго. Но есть хоть какая-то перспектива дальнейшей работы по поиску путей урегулирования этого конфликта? И еще вопрос: что Вы можете сказать по поводу требования Тбилиси исключить Северную Осетию из миротворческих форматов?
Ю.Ф. Попов: Сразу отвечу на второй вопрос. РСО-Алания с самого начала участвовала в деятельности СКК и Смешанных сил по поддержанию мира в зоне грузино-осетинского конфликта, и до последнего времени это ни у кого не вызывало возражений. Во-первых, северные и южные осетины как части разделенного народа тесно связаны друг с другом многообразными родственными, культурно-историческими и прочими узами. Во-вторых, на североосетинской территории нашли приют десятки тысяч беженцев из Южной Осетии. Понятно, что без учета мнения Владикавказа невозможно принимать принципиальные решения в контексте грузино-осетинского урегулирования.
Что касается шансов на скорое возобновление переговоров, то, если их оценивать исходя из текущего положения дел, они невелики, но безвозвратно не утрачены. Надежды все еще сохраняются, и мы во взаимодействии с другими здравомыслящими партнерами ищем выход из переговорного тупика. Единственным разумным и конструктивным решением было бы продолжение совместной работы в формате СКК. Иного выбора у нас сегодня нет, и чем скорее данная истина дойдет до понимания Тбилиси, тем ближе и четче обозначатся перспективы достижения прочного урегулирования этого изнурительного конфликта.
К сожалению, и к этому выводу подводят недавние консультации в МИД России с госминистром Темурием Якобашвили, в Грузии по-прежнему не заинтересованы в преодолении переговорного вакуума. К слову, Тбилиси уже более полугода игнорирует наше предложение провести в Москве неформальную встречу сопредседателей СКК, которая помогла бы реанимировать диалог между сторонами и приступить к расчистке образовавшихся завалов.
Вопрос: А российская сторона может предложить какие-то конкретные идеи в русле грузино-осетинского урегулирования?
Ю.Ф. Попов: Главная идея заключается в том, что этим урегулированием после сильно затянувшейся паузы пора уже наконец снова заняться. Я упоминал о важных решениях, которые мы начинали осуществлять два года назад. Думаю, что если бы Тбилиси не повел тогда дело к слому СКК, то сегодня грузино-осетинский конфликт мог бы уже считаться историей.
Изобретать здесь что-то новое нет никакой необходимости. Примерные ориентиры были озвучены президентом Саакашвили в сентябре 2004 г. на 59-й сессии ГА ООН, где он сформулировал трехэтапную схему урегулирования: социально-экономическая реабилитация зоны конфликта, ее демилитаризация и декриминализация, определение статуса Южной Осетии.
Принцип трехэтапности получил развитие во встречных инициативах Эдуарда Кокойты. В декабре 2005 г. югоосетинский руководитель предложил образовать в рамках СКК рабочую группу по подготовке основанной на этом принципе программы мирного урегулирования (демилитаризация при восстановлении доверия и гарантиях безопасности, социально-экономическая реабилитация, политическое урегулирование).
Рабочая группа была сформирована ровно два года назад и была готова действовать. Но грузинская сторона предпочла тут же отыграть назад. Воз, как говорится, и поныне там.
Имеются и другие знаковые вехи в контексте грузино-осетинского урегулирования. Так, в ноябре 2004 г. в Сочи при российском посредничестве состоялась встреча ныне покойного премьер-министра Грузии Зураба Жвания и Эдуарда Кокойты, на которой сторонам удалось согласовать важные компромиссные решения по приоритетным направлениям совместных усилий. Они подразумевали закрепление режима прекращения огня, вывод из зоны конфликта всех вооруженных формирований за исключением миротворческого контингента, реализацию других мер доверия.
В январе нынешнего года Эдуард Кокойты выступил с инициативой проведения встречи президентов Грузии и Южной Осетии для обсуждения путей снижения напряженности в зоне конфликта и налаживания конструктивного взаимодействия в сферах укрепления безопасности и правопорядка, экономического и гуманитарного сотрудничества. Несомненно, прямые переговоры на высшем уровне между Тбилиси и Цхинвали способствовали бы оздоровлению ситуации в регионе, существенному продвижению в деле урегулирования. Однако с грузинской стороны встречных импульсов так и не последовало.
Так что, как бы ни пытались это опровергать в Грузии, факт остается фактом: в грузино-осетинском урегулировании созданы значительные заделы, которые объединенными усилиями сторон могли бы обеспечить поступательное движение вперед. Тормозит же этот процесс явный дефицит доброй воли у наших партнеров в Тбилиси.
