Тревожная осень 89-го

сб, 28/11/2009 - 10:04
VKontakte
Odnoklassniki
Google+

23 ноября 1989 год... Именно с этой даты и будет писаться новейшая история Южной Осетии. В этот день город впервые пробовал себя на единство. Тогда, при въезде в Цхинвал, перед вооруженным агрессором появилось три десятка парней, сцепивших согнутые в локтях руки. Они с голыми руками встали лицом к нашествию, но уже и лицом к бессмертию. Так, история нашей борьбы за независи­мость началась с подвига... Уже после, один из грузинских лидеров, Гия Чантурия, разоткровенничался в прессе: «Эти двести (?!) человек мы сделали национальными героями, так как они вернули обратно 28 тысяч грузин. Большой ошибкой было ехать в Цхинвал, и дважды большей – вернуться обратно. Я не знаю, как исправить эту ошибку».
Так, наша борьба за независимость началась с Подвига!

После августа 2008 года многие российские печатные издания пытались преподносить Республику Южная Осетия как образовавшееся именно в связи с прошлогодними кровавыми событиями ставя, таким образом, то ли намерено, с чьей-то подачи, то ли по незнанию предмета, крест на девятнадцати (!) годах нашей борьбы за независимость. Между тем, за эти годы в новейшей истории Южной Осетии было немало славных и героических страниц, особняком в ряду которых несомненно стоит 23 ноября 1989 года, когда горстка осетинских парней – цхинвальцев – живым щитом встали на пути грузинских неформалов, предпринявших тогда пока только первую попытку взятия Цхинвала. В те годы журналисткой Ингой Кочиевой сразу же по­сле событий был собран материал: бесценные свидетельства самих участников, которые сегодня мы предлагаем вашему вниманию.

– Мы начали собираться с утра небольшими кучка­ми и в разных местах. Знаешь, ведь, у каждого своя тусов­ка, свои круг друзей. Одни стояли на новом мосту, другие на старом, третьи сидели пока в школе бокса, четвертые на Згудерском холме. Мы стояли перед турбазой. Никакого конкретного плана не было, как не было и руководителя. Решили действовать сообразно обстоятельствам. Ясно бы­ло одно – нужно преградить им вход в город. Слегка по­спорили о том, где это удобнее сделать, и решили ставить заслон метрах в 15-ти от въезда, чуть выше здания суда, в том месте, где высота от бордю­ров до земли равна примерно 2,5 метра, не каждый рискнет оттуда прыгать на раскисшую от мокрого снега землю, а справа холм, по которому тоже не пробежишь рез­вым шагом, т. е. в самом узком месте дороги. Это было настолько логически верно, что то же самое решили и другие группы, и заслон был поставлен именно здесь...
– Оружие? Да брось ты. Впрочем, была у кого-то мелкашка. A вообще, в парке в это время шел какой-то вечный ремонт, и я еще утром нашел там нарезанные прутья арматуры, валявшиеся повсюду. Мы перетащили их и спрятали в кювет, под стеной стадиона. Хозяину мелкашки было поручено в случае, если начнется стрельба с грузинской стороны, сбегать домой за ружь­ем. Вот такая была диспозиция.
– Страха как такового не было. Но и спокойствием наше состояние нельзя было назвать. Понимаешь, можно испугаться в драке где-нибудь в темноте, без свидетелей, когда их много, а ты один, и можно даже убежать без осо­бого ущерба для самолюбия. Но здесь все должно было произойти на глазах друг у друга. Это обязывало. Да и время тянулось бесконечно. Периодически кто-нибудь приходил и сообщал, что вот сейчас они выехали из Тби­лиси, сейчас они митинговали в Игоети и т. д. Да, мы здо­рово нервничали. Пошли поразмялись в Школе бокса, «покачали» штанги, потом вернулись к зданию суда и, сидя на бордюре, съели огромное количество пирожков. Курили одну за другой...
– Кто-то спросил, какой сегодня день и число. «Какая тебе разница?» – ответил ему другой и рассказал анекдот про понедельник. Это знаешь, где мужика ведут на расстрел, а он ко всем пристает, какой сегодня, день. Ну и сказали ему понедельник, мол, ну и что? А он присви­стнул: «Вот ничего себе, неделька начинается!» Тогда один из нас сказал: «Сегодня четверг, 23 ноября 1989 года, и мы все еще очень сильно пожалеем, что торчим здесь».
– Около 12.00 подъехало два самосвала, груженных кирпичами, и встали поперек въезда; чуть поодаль с независимым видом стоял трактор «Кировец». В нем сидел квайсинец и, кажется, дремал. Я был на машине, и пример­но в это время, меня с несколькими парнями отправили на разведку в сторону «ЦАРЗ»-а. Кто-то принес сообщение, что со стороны «ЦАРЗ»-а в город проехали грузинские автомобили. Вскоре они были задержаны. Царзовцы с торжествующим видом вытянули из машин огромные по­лотнища флагов независимой Грузии и вступили с их об­ладателями в ожесточенную дискуссию по поводу «хозяев и гостей» на земле Южной Осетии. Те из них, у кого неос­торожно вырывалось «Самачабло», неизменно получали по зубам. Все были крайне увлечены этим спором, как вдруг кто-то случайно посмотрел в сторону дороги (с ЦАРЗ-а ее хорошо видно) и крикнул: «Едут!». И действи­тельно, мы увидели длинную вереницу автобусов и легковых машин, которая медленно стекала вниз, к городу. То­гда мы впрыгнули в машину, и помчались наверх, к ребя­там...
– Теперь уже ни за что не определишь, кто стоял первым, а кто прибежал потом. Во-первых, потому что никто не скажет: «Я пришел туда первым», – просто не по-мужски говорить об этом вслух. Во-вторых, когда пронеслась, наконец, весть, что они едут, все группы как-то одновременно оторвались и быстро пошли к месту предполагаемого сопротивления...
– Мы уже собрались, а их все не было. И снова все подумали, что кто-то плохо пошутил. Тогда Б. сказал: «Что ж, пойдем им навстречу, если они не идут». И
мы пошли, сцепив согнутые в локтях руки. Дошли вон до того столба, поравнялись на него, и встали. Кто стоял в первом ряду? Да неважно это. Я стоял вот здесь, рядом стоял Р., а дальше К. Кто и в какой последовательности стоял дальше, не было ни смысла, ни времени запоминать, потому что прямо перед нами на дороге показалась белая «Волга». В., стоявший с краю, сделал несколько шагов вперед и встал перед машиной. «Волга» остановилась. Из нее вышел министр внутренних дел Горгадзе и потребовал освободить дорогу. В принципе, он мог бы сделать это по­вежливей. В. вспыхнул, и, наверное, что-то сказал минист­ру. Потом он, правда, жалел, что был невежлив с пожилым человеком.
– Сбоку нахально подъехал красный «Запорожец». Из него высунулся парень с видеокамерой и начал водить ею по нашим лицам. Мы корчили ему рожи...
– Они показались. Толпа вперемешку с легковыми машинами и автобусами. Они приплясывали и пели, на ходу разворачивая огромный транспарант. На нем была надпись: «Самачабло – это Грузия». Понимаешь, их было слишком много, и картина, конечно, была жуткая. И все же сейчас уже было спокойней. Мы видели противника и зна­ли что делать. Чьи-то нервы не выдержали, он выдернулся из первого ряда и втиснулся во второй. Тогда Б. громко выругался. Это относилось к тем, кто струсит и убежит, хотя как раз в этот момент мы быстро перетасовались и сплотились тесней. Вперед встали те, кто был уверен, что сможет первым ударом опрокинуть противника...
– Они шли плотным строем победоносно и нагло, переговариваясь друг с другом с таким ви­дом, будто говорили о погоде. На нас даже не смотрели. И когда первый ряд столкнулся с нами грудь в грудь, они изобразили крайнее изумление, мол, что это валяется под ногами? От первых реплик: «Эй, посторонитесь, мы идем в Самачабло, грузинский город Цхинвали!» закипела кровь. Но не драться же было, в самом деле, с такой ар­мадой, приходилось сдерживаться. Хотя они нада­вили на нас и потеснили на несколько шагов; на ком-то уже трещала одежда. Наконец, они оста­новились, и мы, воспользовавшись этим, протащи­ли их обратно до «своего» столба, поравнялись на него и отсюда уже не трогались до самого конца…
– Тут они начали повязывать белые повязки на головы, но продолжали стоять вплотную, так что каждый из нас имел возможность говорить с тем, кто стоял напротив. Так получилось, что стоящий передо мной оказался осетином. Он плохо говорил по-осетински, но все же без примеси грузинских слов объяснил, что они не хо­тят конфликта, что приехали с любовью проводить друже­ственный митинг. Любовь действительно била ключом и переваливала через края колонны, хвост которой уперся, кажется, в точку отправления...
– Подошли солдаты со щитами и дубинками и бы­стро встали за нами. Потом уже набежал народ. «Кировец» выкатился и встал поперек дороги за самосвалами. Нас было уже не так мало. После перепалки мы договори­лись разойтись друг от друга на пять шагов. Они отошли на свои пять шагов, мы, конечно, нет. Так, между нами образовался проход, в который немедленно выскочили Н. Натадзе, Г. Гумбаридзе, другие узнаваемые деятели. Натадзе кричал: «Кто вас прислал? Где ваш руководи­тель?», и, не добившись ответа, разводил руками: «Дика­ри, с ними невозможно разговаривать». А. взял Гумбаридзе за руку и долго прохаживался с ним вдоль ряда туда и обратно. У Гумбаридзе трагически соединились брови на переносице и вытянулось лицо. О чем они говорили, я не слышал, но я слышал, как потом тот же А. спросил у Горгадзе: «Кого вы, советский генерал, привели сюда?». Ты представляешь, что грузинского министра тогда еще можно было назвать советским генералом? Вообще, узна­ваемых было много. Г. Чантурия сморкался в огромный платок и ругал страну, в которой нет нормального лекар­ства от насморка…
– Когда Натадзе разволновался и начал кричать нам, что он профессор я крикнул ему: «Во сколько вам обошлась ваша должность?». Кто-то похлопал меня по плечу и показал пальцем на холм, призывая посмотреть туда. Там стояли двое, один из них отодвинул полу и пока­зал мне ствол, а затем выразительно постучал себе по пе­реносице. Я плохо разглядел, но это был автомат, или обрез…
– «Сакартвело!» – вопили они и, кажется, дейст­вительно верили, что это Сакартвело. «Ирыстон!» – отвечали мы не так мощно, но зато без тени сомнения. Нас плохо было слышно, потому что как раз в это время к нам в тыл зашла целая колонна городских грузин с такими же лозунгами и знаменами. Они тоже кричали «Сакарт­вело!» и в один момент обе колонны почти совсем заглу­шили нас. Ты хочешь знать, кто были те первые, кто ос­тановил шествие? Вот тебе верный признак – к утру все первые сорвали голоса...
– Не знаю, чего мы ждали. Никто не верил, что они вот так возьмут и повернут обратно, раз их не пустили в город. Боялись провокаций, после которых бы обязательно началась кровавая свалка. Не хотелось так дешево умирать. Я думал об одном – если мне и на этот раз удастся выйти живым из этой истории, любой ценой приобрету оружие…
– В какой-то момент Э. пустил по рядам ошеломляющую новость: из Ногира выехало 360 автобусов с воо­руженными северянами на помощь южанам. Никто не поверил, но на некоторое время нас это развеселило и во­одушевило. Еще отличный был момент, когда появи­лись аланские флаги, наспех сшитые, с бахромившимися краями – сразу захотелось в рукопашную. Принесли и водрузили на «Кировце» портрет Ленина, приколоченный к швабре, и красный флаг. И, говорят, лихорадочно искали портрет генерала Родионова, да так и не нашли...
– Подвиг, ты говоришь? Да я как-то редко пользу­юсь этим словом, а уж к себе никогда его не примеривал. Не знаю, для меня подвиг всегда ассоциировался с Вели­кой Отечественной. Матросов там, Олег Кошевой, ну и все в таком духе. И вообще, почему бы тебе не написать лучше о проблемах маленького кафе, например?..

А между тем, сзади, за их спиной бурлил уже весь город. Рождалась жажда борьбы за свободу. И с этим чувством единства исчезали страх и неуверен­ность. И предчувствие борьбы становилось все ощутимей.
Маленький мальчик, весь перемазанный сажей от костров, безмерно счастливый, носился размахивая палкой с воплями: «Вперед! За мной!». И вдруг спо­ткнулся, упал и поранил лицо об гвоздь, торчавший из палки. Из пораненной губы по испачканному лицу обильно потекла кровь. Чьи-то сильные руки подхва­тили его, подняли на трактор и осторожно вытерли ему лицо краем аланского знамени. На белой полосе оста­лись пятна крови. И никто тогда еще не знал, что это была первая кровь.
Все, что было потом, мы знаем. Этим мы жи­вем, потому что история нашей борьбы еще не успела стать для нас воспоминанием. Символично, что парни, остановившие в ноябре 89-го шествие, имевшее целью оскорбить Осетию, снова оказались в первых рядах защитников, когда новое шествие на протяжении всех этих лет являлось, чтобы уже уничтожить Осетию. Не называйте их боевиками. Это чужое колючее слово не отразит никогда чистоты их сердец и глубины искренней любви к Родине…

Юго-осетинская газета «Республика»

Мой мир
Вконтакте
Одноклассники
Google+
Pinterest