К 65-летию Великой Победы
Дмитрий Габараев, 1911 г.р., ветеран Великой Отечественной Войны.
Я даже не могу описать все тяготы и ужасы, которые мы испытывали тогда. Я состарился, и у меня уже нет даже сил, чтобы даже просто вспомнить это. Многое - забылось…
Война началась в воскресенье. Тогда же мы и услышали об этом. Молотов выступил по радио. Мы не ожидали комиссий. Я работал в корнийской средней школе. И все мужчины, которые были в селе, утром рано в понедельник отправились к военкому. Он направил нас в Цхинвал. В Цхинвале мы увидели, что приехало много людей, со всей области и сформировали из них дивизию. Один месяц проучились здесь военному делу, потом на поезде через Тбилиси отправились в Ленкоранский район Азербайджана, около Каспийского моря. Там тоже месяц проучились военному делу. После этого отправились пешим маршем, и шли три дня.
Нам никто не говорил, куда мы идём, - это была военная тайна - пока не дошли до советско-иранской границы. Мы очень устали, идти три дня пешком – это не шутки. Земля так и тянула к себе лечь и отдохнуть. Мы наспех поужинали и легли спать. Едва мы уснули, нас подняли по тревоге. Оказывается, иранские воска обстреляли нашу пограничную заставу. Наши артиллеристы были вынуждены открыть ответный огонь, и мы вошли на территорию Ирана.
Три недели мы ходили по земле Ирана, по горам Ирана. Забирались на одну гору, думали сейчас появится равнина, а потом появлялась другая гора, такая же высокая… Говорить об этом можно долго, но долго ли, коротко ли, подошли уже к столице Ирана. Но в столицу наш полк не вошел, а повернул в сторону границы с Армянской ССР. Эту местность называли Джирква.
В чем цель наших маршрутов, мы не понимали. Это выявилось позже. Оказывается, наша разведка вяснила, что Германия готовит нападение на Баку с юга, с территории Ирана. А если бы мы (не дай Бог!) потеряли Баку, то единственное, что осталось бы нашей стране – это поднять руки и сдаться германским фашистам. Что могло быть хуже?! Это хуже смерти. И вот, чтобы им не удалось напасть с юга, мы и отправились в Иран. Мы обезопасили Баку, и наша нефть уже была в безопасности. Мы тогда еще не получали нефть ниоткуда, хотя уже после войны появились новые месторождения, например, в Чечне.
Тем временем, пришел сентябрь и нас отправили снова через Тбилиси В Абхазию. Это все было еще в 1941 году. В Абхазии прожили в Новом Афоне, оттуда нас перевели в Гудаута. Там мы попали в трудное положение, сказать правду, мы голодали, наша родная страна потеряла многие территории, хлебные территории, миллионы тонн зерна пропало под бомбежками, попало в руки врага. В Ленинграде начался настоящий голод, да и нам в сутки доставался один небольшой кусок хлеба.
Мы отвечали за телефонную связь, за радиосвязь,
Но особенно невыносимо было находиться в тылу, а не на фронте. Мы начали проситься на фронт, зная о том, как сражаются наши на Керченском полуострове, где сложилось сложное положение, написали рапорта, чтобы нас направили именно туда, и через некоторое время начальство удовлетворило нашу просьбу. Направили нас туда, куда мы просили. Здесь в селе Минерал-Шабан был штаб дивизии. Это уже было в январе – апреле 1942 года. Командованию стало известно, что немец готовит большое наступление на керченском направлении и командование провело реорганизацию. Из нашего полка одних перебросили на одни участки, других - на другие. И действительно, с 7 мая начались бомбардировки наших позиций немецкой авиацией, а 8 мая начали крупное наступление. Снаряд упал очень близко от меня, я был контужен, и уже ничего не смог поделать. Потерял очень много крови, которая лилась изо рта, носа и ушей. Мы были вынуждены с Керченского полуострова отступить к Тамани, а оттуда меня и еще кое-того направили в Ессентуки, в госпиталь, где я пролечился около месяца. После выздоровления меня направили на курсы политсостава. Тем временем фашисты захватили Ростовскую область и безостановочно шли на восток. Курсы были закрыты и нас отправили в Нальчик. Здесь мне присвоили военное звание младший политрук. Из Нальчика через Северную Осетию мы перешли в Чечню и заняли оборону. Так завершился 1942 год, 31 декабря нас через Баку и Тбилиси отправили в Новороссийск, на Малую Землю.
Никогда бы не поверил, что человек может выжить в тех условиях, какие были там. До сих пор не могу об этом спокойно вспоминать. Это были очень страшные бои. Брежнев тоже там был и описал эти события в книге «Малая Земля». Февраль 1942 года был особенно холодным. Постоянно шел мокрый снег. Мы мокли до последней нитки. Дров нет, костер развести невозможно, сверху засели немцы, развести костер невозможно. Постоянно лил и лил дождь не переставая. Так наступил апрель. Погода улучшилась, солнце стало чаще радовать нас, мы обогрелись, обсушились. Наступил нас несчастный день 17 апреля. Гитлер отдал приказ своим людям: поступите так, чтобы не осталось ни единого человека из тех, кто обороняет Малую Землю. А добраться до нее можно было только по воде. Это усложняло наше положение, немец постоянно обстреливал пути подвоза боеприпасов и провианта. Из-за этого мы понесли огромные потери. 17 апреля нас подвергли такой страшной бомбардировке, что от самолетов, бомб и дыма не было видно даже неба. К ним добавился и артиллерийский и минометный огонь тезх германских соединений, которые нам противостояли. Земля горела и содрогалась. Я был политруком минометной роты. Наша рота отстреливалась из одного небольшого овражка, где мы устроили свои позиции. Однажды немецкий самолет-разведчик пролетел через наши позиции и увидел, где мы находимся. По нам открыли шквальный огонь. Он был настолько силен, что главной задачей стало просто остаться в живых, чтобы дождавшись лучшего момента, нанести врагу ответный удар.
Бомба упала в трех метарх от нашей землянки. Землянка обрушилась, и солдаты, которые были вместе со мной, погибли. Я был засыпан землей, но меня откопали и еле живого отнесли в лазарет.
С риском для жизни наши санитарные службы вместе с другими ранеными переправили меня на Большую землю, в госпиталь в Геленджике. Через месяц меня привели в порядок и я уже собирался возвращаться на Малую Землю, но правительство приняло решение политруков больше не было, а их обязанности возложить на командиров. И меня снова направили на курсы связи – телефонной и радиосвязи. Они продолжались шесть месяцев, и в 4 января 1944 года нас направили на Украину. К тому времени положение на фронте изменилось, значительно улучшились и настроения в армии, и среди народа. Уже стало ясно, что победа будет за нами. Я попал на Второй Украинский фронт командиром взвода телефонной связи. Так прошло лето. В октябре произошли изменения и меня направили в 26 корпус, для которого я должен был обеспечивать связь. В корпусе было три дивизии, и в каждом из них был командующий артиллерией. А я был при командующем артиллерией корпуса, и у него должна была быть постоянная связь с каждым из трех командующих артиллериями дивизий. Мы уже першли Вислу и остановились на границе с Польшей, где и оставались вплоть до января 1945 года. Мы готовились к большому наступлению 20 января. Однако английские войска, сражавшиеся на втором фронте, попали в трудное положение. Черчилль, премьер Англии, попросил Сталина, чтобы мы ускорили наше наступление, и Сталин его послушался, и мы начали наше наступление 14 января. Наш поход был очень успешным. За короткое время мы взяли много городов и сел до Квистрина и от Квистрина до Одера.
Наш плацдарм был слева от Одера, а штаб – справа. Это было в феврале 1945 года. В результате обстрелов испортилась телефонная связь. Под огнем противника мы отправились чинить линию. Лед, по которому мы шли, был весь в пробоинах от бомб и снарядов. А ночью не все видно, и я упал в полынью, и вода меня унесла под воду. Уже под водой мне удалось оттолкнуться от воды и пробить головой лед, который к моему счастью, оказался тонким, а тут подоспели другие солдаты, мои товарищи, и вытащили меня. Все равно нам удалось полностью восстановить связь. За это я был награжден Орденом Отечественно войны II cтепени.
Наши войска пересекли Одер и, захватив там плацдарм, подошли на 90 километров к Берлину. И начали себя уже готовить к взятию Берлина. Основным там был Первый Белорусский фронт, а им командовал Маршал Советского Союза Жуков. Наступил 16 апрель, на который было назначено наступление. Мы вошли в Берлин, но пока не вступили в город, наши понесли большой ущерб: немцы заранее заняли важные высоты, и наши были для них как на ладони. Нам пришлось потерять много танков. Тем не менее, 23-24 апреля мы вошли в Берлин. Здесь развернулась горячая борьба. Линии телефонной связи из-за обстрелов постоянно выходили из строя, восстанавливать их приходилось под шквальным огнем. Просто чудо, что нам удавалось это делать, и командование ни разу не оставалось без связи дольше нескольких минут. За это меня наградили Орденом Красной Звезды. Мы взяли Берлин, и к великому счастью всего народа закончилась эта страшная кровопролитная война.
Мы все испытали огромную радость. В войну мы теряли сотни тысяч молодых людей. И наконец, это страшное кровопролитие закончилось. Что может быть радостнее. Немецкий народ нас приветствовал, люди к нам относились сначала с недоверием, а потом очень хорошо.
После окончания войны я обратился к командованию с просьбой об отпуске, так как не видел свою семью пять лет. Один месяц я побыл дома, с семьей, отдохнул, потом вернулся в Берлин и в 1946 году демобилизовался.
Демобилизовавшись, я вернулся в Осетию, к своей семье, и вместе со всеми начал восстанавливать разрушенное, строить мирную жизнь.
К сожалению, многие из тех, кто ушел на фронт вместе со мной, уже не вернулись. Вечная им слава. Мы не должны, не имеем права забывать их имена.
