Беслан… Я был там с утра 1 сентября, сразу после захвата школы. Видел, как седеют и стареют родители захваченных детей. Двое суток уговаривал двоюродного брата, которому кусок не лез в горло, что-нибудь поесть для поддержания сил. Его сын-шестиклассник был в группе мальчишек, которым удалось бежать через окно котельной, но он увидел, как террористы загоняют в школу его двоюродную сестрёнку, и он вернулся, чтобы не оставлять её одну.
Видел бездарность штаба, оказавшегося не способным выполнить элементарные командно-организующие действия: поставить настоящее оцепление, собрать достаточно машин скорой помощи (которых в нужный момент просто не стало), подготовить пожарные расчёты – ведь дети горели на глазах обезумевших родителей, а тушение губительно запаздывало. За всё время своей работы штаб так и не понял, что переговоры с террористами бессмысленны, потому для них захваченные люди – вовсе не люди, а используемый материал, и разговаривать с террористами если и нужно было, то лишь для прикрытия подготовки к неминуемому штурму.
И сам штурм… Хаотичный, жестокий, неподготовленный, продолжавшийся до ночи, с недопустимыми потерями. «Альфовцы», бегущие на автоматы террористов без бронежилетов. Непонятные люди в мечущейся толпе возле школы в спортивных костюмах без оружия, которых никто не останавливал и не проверял. Стрельба по школе оружием, не делающим различия между террористом и заложником.
Мы с братом и ещё с несколькими мужчинами были в нескольких десятках метров от школы, за углом дома. Когда раздался первый, очень сильный взрыв, и сразу началась плотная стрельба, почти все отбежали от школы. Брат молча побежал туда, к сыну. Я, не имея при себе оружия, остался на месте и увидел, как от школы врассыпную из пролома в стене бегут дети – почти голые, в чёрной копоти и многие в крови. Это – одно из самых страшных зрелищ, виденных мной в жизни. Почти сразу же начали подъезжать частные автомашины, и мы начали грузить туда детей. Чуть позже появились телеоператоры, снимающие происходящее и вызывавшие у многих острую неприязнь.
Это был конец света в одном, отдельно взятом Беслане. Увидев школу через некоторое время после начавшегося штурма, я понял, что жертв – многие десятки. Но и тогда я не мог представить, что заложников погибнет 334 человека, в основном дети! Ужас происходящего психологически долго не осознавался, а потом несколько недель я не мог спокойно говорить о Беслане – горло перехватывал спазм, и к глазам подступали слёзы.
Это был момент истины для огромной страны. По телевизору выступил национальный лидер Владимир Путин. Слова, произносимые в такие минуты – не просто слова: они чеканят лик эпохи.
«Мы, как я уже многократно говорил, не раз сталкивались с кризисами, мятежами, и террористическими актами, - сказал Путин. – Но то, что произошло сейчас – бесчеловечное, беспрецедентное по своей жестокости преступление террористов. Это – не вызов Президенту, Парламенту или Правительству. Это – вызов всей России. Всему нашему народу.
Это – нападение на нашу страну».
Я слушал его, затаив дыхание. Так, наверное, слушали в 1941 году Сталина: «Братья и сёстры!..»
«Мы имеем дело с прямой интервенцией международного террора против России, - сказал Путин. – С тотальной, жестокой и полномасштабной войной, которая вновь и вновь уносит жизни наших соотечественников.
Весь мировой опыт показывает, что такие войны, к сожалению, быстро не заканчиваются».
Да, война продолжается. В августе 2008 года теперь уже Цхинвалу пришлось двое суток насмерть сражаться с грузинскими войсками, пытающимися ликвидировать российский геополитический плацдарм на южных склонах Главного Кавказского хребта. Но помощь пришла – Россия, умытая кровью невинных бесланских детей, уже просто не могла оставить на уничтожение грузинским нацистам десятки тысяч осетин-южан, позволить «окончательное решение» «осетинского вопроса».
Путин сказал и о том, чего добивались террористы: «Те, кто послал бандитов на это ужасное преступление, ставили свой целью стравить наши народы, запугать граждан России, развязать кровавую междоусобицу на Северном Кавказе». И ведь были такие, кто вещал о скорой мести осетин, своими публикациями словно подталкивая к слепому ответному кровопролитию. Но нет – мы с детьми не воюем, какой бы национальности и вероисповедания они не были.
И ещё Путин сказал нечто, что надо просто правильно понять.
«Несмотря на все трудности, - сказал он, - нам удалось сохранить ядро
этого гиганта – Советского Союза. И мы назвали новую страну Российской Федерацией». Национальный лидер впервые, перед лицом всенародной беды массового избиения детей, открыл убиваемому народу кардинально важную позицию: есть «мы» - берегущие Россию. И призвал к единству: «Сегодня мы должны быть вместе. Только так мы победим врага».
Да, «мы» - есть. Иначе уже не было бы страны, ставшей родным домом для многих народов.
Невыносимо трудно писать о Беслане. Несколько раз я пытался хоть что-нибудь положить на бумагу, хоть несколько строк – и не мог. Видимо, некое не до конца осознаваемое переживание должно было завершиться в глубине души, чтобы стало возможно писать об этой трагедии.
И вспоминается мальчишка лет десяти-двенадцати, добежавший до нас в числе первых из вырвавшихся из горящей школы. Он увидел меня – первого взрослого из большого мира, в который ему посчастливилось вернуться живым из бесланского ада. И глядя мне в глаза, он яростно закричал: «Убейте их всех! Они даже пить нам не давали! Всех убейте!!».
Потрясённый, я тогда ощутил прикосновение великой правды нашего будущего – оно вырастет из несломленной воли этого бесланского мальчика. Ничто и никто не сможет отменить нашей победы – она совершается, потому что на небесах за нас молятся наши маленькие мученики, а на земле растут мужчины с характерами из чистой стали.
Коста Дзугаев
Государственный советник Президента
Республики Южная Осетия
апрель 2010
