Главная борьба осетинского народа на протяжении почти целого столетия всегда была сведена, в первую очередь, к недопущению исчезновения родного языка, сохранению его права на существование. Именно эти принципы, и были основополагающими в начале борьбы осетинского народа за независимость и сохранение своей государст венности. Тем значимее вклад тех представителей нашего народа, которые всю свою жизнь, все силы и возможности направили на развитие национального языка. Сегодня нам предстоит поговорить с одной из таких личностей, кандидатом филологических наук, доцентом, зав. кафедрой осетинской филологии ЮОГУ, профессором Боболкой Медоевой.
Повод же для беседы у нас весьма значимый – 30 декабря Боболке Георгиевне исполняется 80 лет, из которых 57 она посвятила осетинскому языкознанию и научно-преподавательской деятельности. Ее личность в особом представлении не нуждается, поскольку большинство из получивших высшее образование в ЮОГУ (раньше ЮОГПИ) были ее студентами. Она воспитала не одно поколение представителей осетинской интеллигенции, для кого-то из них она верный друг и уважаемая коллега, для большинства же старший наставник и мудрый советчик. Боболка Медоева работает на кафедре осетинской филологии со дня ее образования, сначала преподавателем, а с 1989 года заведующей кафедрой. За эти долгие годы она ведет основные лекционные курсы по современному осетинскому языку и его истории, осуществляет руководство над научными работами студентов и аспирантов. Она является лауреатом многих государственных наград. Жизнь Боболки Георгиевны – это целая эпоха, преисполненная яркими и насыщенными событиями, далеко не всегда радостными и приятными. Но, наверное, есть в этой женщине что-то особенное, позволяющее ей уметь не только искренне радоваться счастливым мгновеньям, но и достойно выдерживать удары судьбы, подчас самые тяжелые и жестокие. Тяжелые испытания последних 20 лет (трагическая смерть сына, внезапный уход из жизни супруга, несколько войн) нисколько ее не изменили. И хотя раны в ее сердце слишком глубоки и болезненны, она находит в себе силы идти дальше, двигаться навстречу будущему, продолжая учить наше молодое поколение в стенах ставшего для нее вторым домом Университета. Рамки газетного интервью не позволяют нам в полной мере рассказать об этой женщине, весь ее жизненный путь может послужить объемным материалом для отдельной книги. Мы же свою беседу сегодня начали с воспоминаний о ее детстве, с далеких 30-х годов прошлого века.
Семья у нас была большая, я была младшей из шестерых детей – единственного брата и пятерых сестер. Наши родители были простыми сельскими тружениками, не имеющими практически никакого образования, но тем не менее отец, сколько я помню, всегда интересовался художественной литературой, много читал и соответственно оценивал значение обучения, поэтому делал все возможное по тем временам, чтобы его дети получили необходимые знания и стали людьми образованными. Для достижения этой цели он трудился не покладая рук и днем и ночью, старался, чтобы мы ни в чем не нуждались и все свои силы направляли на учебу. К слову, по тем временам мы были довольно зажиточной семьей, ни один кусок из принадлежащих нам земель никогда не оставался необработанным, родители занимались земледелием, садоводством, разводили скотину, к тому же наша мама достаточно хорошо вязала и шила, так что, как говорится, сыты, одеты и обуты мы были всегда. От нас же, детей, требовалось лишь одно – учиться, что, кстати, мы все и делали с удовольствием. Первый вопрос, который мы слышали от отца вечером, когда вся се мья бывала в сборе – выучили ли мы уроки? Получив утвердительные ответы, он доставал музыкальный инструмент, называемый чонгуром (подобие балалайки – прим. ред.) и начинал играть. Мы же пели и танцевали. Затем следовали долгие разговоры с родителями о жизни, об отдельных книгах, в общем, и отец, и мать всячески пытались заложить в нас основы нравственного и духовного воспитания. Все мои старшие сестры окончили школу еще до того, как я пошла в первый класс. Две из них поступили в Северо-Осетинский университет, другие стали студентками Юго-Осетинского пединститута. Помню, как отец радовался за их успехи и всячески их поддерживал, брался за любую работу с удвоенной энергией, чтобы дочери-студентки ни в чем не нуждались. Периодически он запрягал лошадь, нагружал ее мешками с продуктами и через Военно-грузинскую дорогу верхом ехал во Владикавказ. Дорога туда и обратно занимала у него около недели, но усталости на его лице я не видела никогда, он возвращался всегда довольным и счастливым. Наблюдая за этим, у меня, совсем еще ребенка, тоже складывалось представление относительно собственного будущего и будущего брата, который был ближе всех мне по возрасту. Но судьба распорядилась иначе. В самом начале Великой Отечественной войны брат ушел добровольцем на фронт. Ему еще не было и 18-и лет, его не призывали, это было его личное решение. Больше мы его не видели, он без вести пропал. Что касается меня, то период моего обучения в школе (я окончила Уелитскую восьмилетнюю школу, среднее образование же получила в Зиулетской средней школе) пришелся на очень тяжелые годы. В 1937-38 годах все осетинские школы Южной Осетии по распоряжению из Тбилиси стали вести обучение по грузинскому алфавиту (до этого использовался латинский алфавит). Именно этот факт и стал основополагающим в начале культурного геноцида осетинского народа, который продолжался за весь период, по сути, совместного «правления» Сталина и Берия. Вышеуказанная мера негативно отразилась на качестве обучения учащихся осетинской национальности. Все это продолжалось и в годы Великой Отечественной войны, ну а в 1945-46 годах последовал еще более циничный и жестокий удар по образовательным учреждениям Южной Осетии. Практически все школы были переведены на обучение на грузинском языке, т. е. все предметы изучались на грузинском, были оставлены лишь уроки осетинского языка, который, по новой программе, мы тоже изучали по грузинским буквам.
В этот период осетинский язык, можно сказать, сделал огромный шаг в пропасть, многие учащиеся нашей школы оставили свою учебу, особенно тяжело пришлось старшеклассникам, языком они владели, а новая система обучения требовала от них определенных знаний. Ситуация была крайне тяжелой, помню, из Тбилиси в школы Южной Осетии направлялись педагоги, которые должны были вести обучение на грузинском языке, не владеющие ни русским, ни осетинским языками. Дети же, напротив, не понимали по-грузински. Думается, дальше нет смысла описывать то, что в то время происходило в наших школах. Я училась на «отлично», но в этой ситуации тоже стала испытывать затруднения, но о том, чтобы бросить учебу не могло быть и речи, приходилось упорно и подолгу заниматься. В общем, окончила я уже грузинскую среднюю школу и дальнейший путь у меня был один – поступать на грузинский факультет местного ВУЗа. Но тут вмешались мои сестры, к тому времени они уже получили образование и работали в разных уголках нашей страны – в Орджоникидзе, Москве, Тбилиси и Цхинвале. Старшая, Надежда, была директором русскоязычной школы в Тбилиси, именно она была наиболее категоричной в отношении определения моего дальнейшего пути. Она буквально заставила бросить меня учебу в физико-математическом факультете (грузинский сектор местного ВУЗа, куда я поступила сразу же после школы), и увезла в Тбилиси. Последующие полгода под непосредственным руководством сестры в домашних условиях я изучала русскую и осетинскую классическую литературу, она снабжала меня книгами из школьной библиотеки, которые я читала запоем. Усилия сестры не прошли даром, уже вскоре я начала свободно думать и писать на двух языках, благо все же какие-то базовые знания по-русскому и осетинскому языку у меня были еще со школы.
– Боболка Георгиевна, а что сыграло решающую роль в Вашем выборе поступить именно на осетинский факультет?
– Скорее всего, это был зов души и сердца. Из Тбилиси я уезжала с мыслью поступить на факультет русского языка и литературы, но уже придя с документами в Юго-Осетинский Пединститут поняла, что хочу учиться только на родном языке, наверно, возобладало внутреннее национальное самосознание, которое прочно сидит в каждом из нас и, рано или поздно, дает о себе знать. В моем случае это произошло очень своевременно, впоследствии я ни разу ни усомнилась в правильности выбранного пути. Надо сказать, что годы моей учебы в институте пришлись на крайне тяжелый период для осетинского языка и культуры в целом. В начале 50-х годов в школах Южной Осетии до критического минимума сократили количество часов по осетинскому языку и литературе. В этой ситуации непонятной была и дальнейшая судьба факультета осетинского языка и литературы, вполне обоснованно у нас возникал вопрос – где мы будем работать после окончания ВУЗа, если все идет к тому, что осетинский язык вообще могут исключить из образовательной программы? Несмотря на такую неопределенность, знания мы получали на достаточно высоком уровне. Наши преподаватели Бекоев Дмитрий, Бязров Александр, Мамиев Григорий (Гига), Цховребова Елизавета всячески способствовали тому, чтобы студенты получали основательные, глубокие знания и вселяли в нас уверенность относительно лучшего будущего родного языка. Так оно и вышло. После смерти Сталина и ареста Берии, без преувеличения, осетинский народ облегченно вздохнул, позитивные изменения не заставили себя долго жать. Во-первых, уже в конце 1953 года в ЮОГПИ была открыта кафедра осетинского языка и литературы (до тех пор был всего лишь факультет при грузинской кафедре). Справедливость была восстановлена и в других образовательных учреждениях Южной Осетии, в программах русскоязычных школ увеличилось количество часов по осетинскому языку и литературе, вновь стали открываться и осетинские школы. После открытия осетинской кафедры, перед руководством ЮОГПИ встал естественный вопрос о нехватке преподавателей. Как впоследствии и выяснилось, ректорат ВУЗа в числе одной из первых рассматривал и мою кандидатуру на должность преподавателя. Этому были свои объяснения, училась я на отлично, принимала самое активное участие в общественной жизни института, к тому же наши преподаватели знали, что я хочу продолжить учебу, поступить в аспирантуру. Вскоре меня вызвали на «ковер» к ректору Захару Джиоеву. Разговор у нас был короткий, он сразу же убедил меня принять его предложение остаться в Институте в качестве преподавателя.
– Вам не трудно было практически со студенческой скамьи встать за кафедрой, ведь Вы были почти ровесницей своих студентов?
– Конечно, определенная неловкость была, ведь передо мной за партами сидели студенты не только младше меня и ровесники, но и такие, которые были значительно старше меня. В первое время я жутко стеснялась, но почувствовав благожелательное отношение к себе со стороны студентов, очень скоро все комплексы были ликвидированы. Наверное, таким отношением студенты пытались мне помочь, на моих лекциях всегда царила атмосфера взаимоуважения и взаимопонимания, именно эти показатели во многом повлияли на то, чтобы я по настоящему влюбилась в свою профессию, стала еще более упорно работать над собой.
– А когда произошла судьбоносная встреча с Вашим будущим супругом Мелитоном Габуловым? Общеизвестно, что женщина, обзаведясь семьей, невольно отодвигает все остальное на второй план. Как Вам удавалось совмещать преподавательскую и научную работу с воспитанием троих детей, семейными, бытовыми хлопотами, которых в жизни каждой семьи, особенно молодой, мало не бывает?
– С Мелитоном я познакомилась еще будучи студенткой, он тоже учился на факультете осетинского языка и литературы, курсом ранее. Мы часто встречались на общеинститутских мероприятиях и вечерах, но обратила я на него внимание не сразу. Для того, чтобы добиться моего расположения он для начала очаровал всю мою родню (с улыбкой). Даже моя мать перед смертью говорила, что видит рядом со мной только этого человека, мол, с ним ее дочери будет комфортно идти по жизни. Жизнь показала, что в выборе спутника жизни я не ошиблась, годы совместной жизни, которые были отведены нам Всевышним, были наполнены счастьем, мы смогли создать с Мелитоном дружную, по-настоящему осетинскую семью. Вся судьба моего супруга, также как и моя, была неразрывно связана с духовностью нации, ее языком и мироощущениями, и эта общность интересов нас только сближала. Он никогда не ограничивал меня в стремлении добиваться успехов в научной работе, более того, если он видел что я была занята т. е. готовлюсь к лекциям или выполняю научную работу, всегда шел мне навстречу, брал все заботы о детях на себя. Мелитон тоже был активно занят творчеством. В 60-80-е годы в свет вышло сразу несколько его книг. Кстати, именно на эти годы пришелся период расцвета современной осетинской литературы, в нее влились большое к оличество молодых авторов – поэтов, прозаиков, публицистов, большинство из которых были моими студентами. Язык развивался, все предпосылки для этого имелись, и именно в этот период остро обозначился вопрос с нехваткой учебных пособий по родному языку для студентов высших учебных заведений. В 1962 году я поступила в аспирантуру, спустя несколько лет защитила диссертацию, получила звание кандидата наук, а затем и доцента. Уже после получения ученой степени я вплотную занялась составлением учебников по осетинскому языку. В 1969 году в Северной Осетии вышла книга-учебник по научной грамматике под редакцией академика Г.С. Ахвледиани, одним из авторов которой была я. Другая книга, уже полностью в моем авторстве, «Осетинская лексика и фразеология» вышла в свет в 1988 году, почти сразу же за ней еще одна – «Фонетика, орфография, графика и орфоэпия осетинского языка». Все перечисленные книги использовались студентами осетинских факультетов в процессе учебы. За многолетний труд в высшем учебном заведении и за создание учебников для студентов в 1995 году Высшая научная аттестационная комиссия РАН удостоила меня звания профессора.
– Вы долгие годы возглавляете кафедру осетинского языка и литературы в ЮОГУ. За это время воспитали не одно поколение квалифицированных кадров, которые составляют ядро научной интеллигенции Южной Осетии. Сегодня возглавляемая Вами кафедра, также как и наш родной язык в целом, переживает не лучшие времена, и чем дальше мы идем в стремлении возродить и развивать наш язык, тем, напротив, ближе подходим к пропасти. Неужели нет плана – четкого и реального, чтобы повлиять на ситуацию, а не проводить различного рода одноразовые акции, практически, для «чистки собственной совести»…
– Я почти постоянно и много думаю над этим вопросом и мне кажется, что для возвращения осетинскому языку утраченных позиций потребуется не год, и не два, а гораздо более долгий промежуток времени. Вообще, почему мы пришли к сегодняшней ситуации? Кого можно обвинять в том, что наш язык испытывает серьезные затруднения в своем развитии? Мне кажется, это произошло под влиянием времени. За 20 лет, в условиях угрозы физического уничтожения нации , когда выросло не одно поколение, единственной целью которых было с оружием в руках охранять границы своего государства, кто мог задумываться о развитии языка и литературы, которые делают движение вперед лишь при появлении новых имен, их свежего дыхания в языке, литературе и науке в целом. У нас полное отсутствие молодых писателей, поэтов, научных работников. Вы спросите меня, почему их нет? Это не вина школьных преподавателей или профессорско-преподавательского состава местного ВУЗа, которые работают также, как и раньше, а может даже и лучше. Причина в том, что наше молодое поколение само утратило интерес к родному языку и литературе. Если в семье, где воспитываются дети, на родном языке даже не разговаривают, что могут сделать учителя, как заставить ребенка любить язык, читать произведения осетинских авторов? Не скажу ничего нового, но серьезный вклад в развитие языка раньше вносили и наши сельские школы. Практически все наши современники, талантливые поэты и прозаики, ученые являются выходцами из сел, где обучение на родном языке всегда было на высоком уровне. Сегодня наши села практически обезлюдели, и это тоже не лучшим образом отразилось на нравственном воспитании нашей молодежи, ведь не секрет, что сельская молодежь всегда отличалась чистотой нравов и глубокой духовностью. В разные времена у осетинского языка было много тяжелых периодов, когда наш народ ущемляли, искусственно создавались препятствия для нашего развития как нации. Но осетинский народ всегда находил выход из ситуации. Сегодня наш язык находится в гораздо более выигрышных условиях, чем, к примеру, в 50-е годы прошлого века. То гда молодое поколение в едином порыве направило свои силы на развитие родного языка и это ему удалось в полной мере. Решительные действия нужны и сейчас, и делать это нужно не с оглядкой друг на друга, перекладывая ответственность с себя, а каждому определенному человеку, каждой семье, которая считает себя принадлежной нашей нации – народу с богатой историей. У каждого должно быть четкое определение и обозначение обязательств перед Родиной для приумножения наследия наших предков.
– Боболка Георгиевна, в канун Вашего юбилея хочется пожелать Вам здоровья, долгих лет жизни на благо родной Южной Осетии, вместе с которой Вы прошли долгий путь, наполненный массой позитивных событий и тяжелых испытаний. Какими были Ваши жизненные принципы все эти годы, благодаря которым Вы снискали любовь и уважение коллег, всех своих воспитанников и даже простых знакомых?
– Оглядываясь назад в прошлое, оценивая пройденный путь с точки зрения каких-то успехов или заслуг, возможно я не сделала ничего столь важного и значимого. Но я всегда придерживалась принципов человеколюбия, отн осилась к людям с таким чувством, как хотела, чтобы относились ко мне. Все, чего я добилась в жизни, было бы невозможным без доброжелательности и любви, которые я чувствовала по отношению к себе со стороны тех, с кем работала бок о бок на протяжении всех этих долгих 57 лет, тех, которых я учила в течении этого времени. Всем им я желаю единства и взаимопонимания, при наличии всех этих составляющих и нация в целом будет счастливой. А право на счастье мы все имеем…
Юго-осетинская газета «Республика»
