Имя нашего сегодняшнего респондента является для большинства знакомым и в особом представлении не нуждается. Николай Георгиевич Дзагоев – известный и именитый хирург, кандидат медицинских наук, заслуженный врач РЮО, более 50 лет жизни посвятивший хирургической работе. Все свои заслуги и звания сам Николай Георгиевич достижениями не считает, в то время как об успешных операциях за долгий период работы хирургом в республиканской больнице говорит, напротив, с большой охотой, ведь за ними кроются значительные цифры спасенных жизней. Наверное нет в Южной Осетии семьи, которой бы он не оказал профессиональную помощь, причем не обязательно в виде хирургического вмешательства, но и в виде советов, консультаций, установления диагноза и т. д. Он долгие годы возглавлял хирургическое отделение республиканской больницы, в первые годы провозглашения нашей независимости был министром здравоохранения, впоследствии главным хирургом РЮО. Особая активность его хирургической деятельности пришлась на годы грузинской агрессии против нашего народа, он неделями не уходил из больницы, зачастую проводя по несколько сложных операций за день. В настоящее время Николай Георгиевич уже почти не оперирует, по его собственному признанию, возраст не позволяет проводить много часов подряд за операционным столом, но тем не менее продолжает помогать время от времени более молодым коллегам советами и консультациями, когда те к нему обращаются. Кроме того, за последние несколько лет ему удалось подготовить и издать несколько книг, в основном это своеобразные исследования, в основе которых лежит разнообразный статистический материал.
Говорить о Николае Георгиевиче можно долго, и предлагаемое ниже интервью не может в полной мере отобразить весь его богатый, накопленный за многие годы жизненный багаж. Он поделился с нами своими воспоминаниями о разных периодах жизни, при этом особое внимание заострив на периоде военного лихолетья начала 90-х, справедливо считая эти годы самыми сложными в новейшей истории Южной Осетии. Ну, а начали мы свой разговор с далеких лет его юности и увлечения медициной.
– Можно сказать, что профессию врача я выбрал вопреки воле родителей. И мать, и отец были артистами, дома, сколько я помню, у нас всегда собирались большие компании их коллег, все разговоры сводились к искусству, танцы, пение – все это было частью нашей ежедневной жизни. Поэтому не случайно, что оба моих брата Ростик и Хетаг тоже выбрали путь служения искусству. Казалось бы, выбор моей будущей профессии тоже был как-то предопределен, но уже ребенком я твердо знал, что искусство, сцена – «не мое». С выбором «своего» я определился довольно случайно, еще в ранние детские годы. Своеобразное влияние на выбор моей будущей профессии оказала… радиопередача о прославленном хирурге Григории (Падо) Кабисове. Автор передачи рассказывал, как знаменитый врач спас человека, у которого, были травмы, казалось бы, несовместимые с жизнью, было много теплых и восторженных отзывов о его работе, о его высоком профессионализме и большом личном авторитете. Казалось бы, малозначащий факт – радиопередача, но после нее я загорелся желанием увидеть прославленного хирурга, который, в моем детском представлении, был этаким небожителем. Поэтому, в больничном дворе я стал появляться часто, пока в один из дней не увидел Григория Кавдиновича. Кто-то, помню, окликнул его по имени, он обернулся, перекинулся с кем-то парой фраз, строгое лицо его стало как-то теплее, после чего он быстрыми шагами удалился. Эта собранность, мужественное лицо, немногословность – первое впечатление от знаменитого хирурга окончательно утвердило во мне мысль: «Все, хочу быть таким, как он». Окончил школу, подал документы в Северо-Осетинский медицинский институт, успешно сдал все экзамены и стал студентом.
С Падо я встретился в очередной раз уже во время практики после второго курса, которую проходил в Цхинвальской больнице. Он предложил мне ассистировать ему на очередной операции. Как сегодня помню тот день, когда в первый раз встал за операционный стол, пот лил ручьем, тряслись руки, как назло скользили нитки, одним словом, состояние было ужасным. Операция прошла как в тумане, вернули в реальность слова Падо: «Молодец, здорово помог!». Другие присутствующие в операционном зале только посмеивались, ведь им то хорошо было видно, что я не столько помогал, сколько мешал опытному хирургу. О Падо говорили многое, он был человеком строгим, жестким, требовательным и подчас даже резким. Ошибок во время операции не прощал, в такие моменты доставалось всем – и ассистентам, и медсестрам. Но он был беспредельно доброжелателен ко всем начинающим врачам, искал в каждом то, что в последствии могло дать возможность стать им настоящими профессионалами. В общем, с учителем и наставником мне несказанно повезло. К моменту окончания ВУЗа, (кстати, вскоре я защитил кандидатскую диссертацию и передо мной открылись перспективы работы и в Северной Осетии, и в Москве) я уже определился с местом работы. Был личный принцип – буду только хирургом Цхинвальской больницы. Сыграло свою роль и мнение наставника, он хотел видеть меня здесь. Первые годы работы были трудными. Завоевать авторитет и признание среди опытных и именитых хирургов, а таковых в те годы в нашей больнице было много, было, разумеется, нелегко. Падо Кабисов, Инал Парастаев, Зураб Соломония, Константин Карселадзе и т. д., что ни имя, то светило, среди таких мастеров скальпеля трудно было не затеряться. Начинал же я с операций средней сложности, постепенно переходя к более сложным и трудным. После выполнения ряда сложных операций меня окончательно признали, и спустя время, в возрасте 28 лет, даже доверили возглавить хирургическое отделение нашей больницы. Работа хирурга крайне трудна и ответственна, но нет большего удовлетворения, чем чувствовать, что ты ежедневно кого-то спасаешь, даешь надежду жить дальше. Эти слова наполнились особенным смыслом в военное время, когда число людей, нуждающихся в хирургической помощи, выросло в разы. Эти тяжелые годы войны стали самым сложным периодом моей профессиональной деятельности.
– О работе юго-осетинских медиков в годы войны сказано и написано много, об их героизме, находчивости и профессионализме в экстремальных условиях военного времени можно говорить лишь как о большом подвиге. Все эти годы Вы фактически «жили» в республиканской больнице, провели сотни успешных операций. Какими были эти годы сквозь призму Ваших личных впечатлений?
– Экстремальные условия работы, в которые были поставлены наши медики уже начиная с 23 ноября 1989 года, сильно всех нас изменили. Мы прошли испытания на прочность и выносливость и вместе с тем стали, как это странно не прозвучит, профессиональнее. С какими только ранениями нам не довелось иметь дело у операционного стола! Как правило, времени на обдумывание не бывало, чаще всего операции проводились в спешке, без дополнительных консультаций, но их успешное завершение от этого не зависело. Ведь за жизнь каждого раненного наши медики боролись, как за свою. Оперировал я в начале 90-х много и в самых различных областях, хотя было бы преувеличением утверждать, что я одинаково хорошо делал все операции, несмотря на то, что долгое время был главным хирургом. Ни один хирург, даже самый профессиональный, не может быть одинаково хорошим специалистом во всех областях. Во время войны нашим врачам пришлось забыть об узкой специализации, все делали все, что могли. До войны нашим хирургам редко приходилось делать операции на головном и спинном мозге, обычно, таких пациентов переправляли за пределы Южной Осетии, но уже в военное время, учитывая тяжелое состояние раненных, когда, зачастую, счет шел на минуты, мы вынуждены были оперировать и их. Такие тяжелые операции я чаще всего проводил с нейрохирургом Константином Гассиевым, для которого операции на головном мозге стали обычными.
Жизнь наших медиков в те годы была крайне напряженной. Часто бывало и так, что единовременно в больницу привозили более десятка раненных, это зависело от интенсивности боевых действий. Не хватало операционных, медицинских препаратов. Был случай, когда у нас не было возможности приготовить стерильный материал из-за отсутствия электричества. Не было и солярки для электрогенератора, из-за снежных завалов ТрансКАМ был закрыт, поставки из Владикавказа сошли на нет. Выхода из затруднительного положения мы не видели, а раненные между тем поступали и поступали. Стояли сильные морозы, термометр на улице показывал -17°, -19° C. Как-то посоветовавшись, мы решили биксы с операционным материалом заложить в лед. Оставили их там на двое суток, после материал был использован во время операций и не дал никаких осложнений, хотя в своей практике до этого я никогда не встречал случаев проведения стерилизации холодом. Это было «открытием» цхинвальских медиков, которое и впоследствии во время блокады города не раз нас выручало. Выручало и то, что работали все четко, без какой-либо суеты, без права на ошибку. Прошло уже много лет, но я не перестаю удивляться мужеству, самоотверженности и выносливости своих коллег, всего медперсонала больницы. Часто вспоминается случай, когда во время очередного обстрела велся прицельный огонь по больнице. В это время мы с одной из операционных сестер обрабатывали рану одному из доставленных в больницу раненных. В этот момент от попадания осколков в процедурную была ранена медсестра, пуля прошла касательно и застряла в стене. Пришлось оторваться от работы, наложить ей два шва на рану, и после этого вместе, как ни в чем не бывало, мы продолжили работу за операционным столом. Таких примеров в те годы было немало.
Это действительно были сложные годы. Больница не отапливалась, люди неделями работали без отдыха. Иногда элементарно нечего было есть, часто, из-за интенсивного обстрела, невозможно было попасть в больницу. В эти дни нас выручали бойцы отрядов самообороны, которые каким-то образом пробирались в здание больницы, навещали раненных, приносили что-нибудь съестное и горячий чай. Иногда к нам поступало такое количество раненных, что срочно приходилось устраивать операционные в старом корпусе больницы и даже в роддоме. Привлекали для оказания помощи даже врачей-окулистов, стоматологов, гинекологов и т.д. Надо отдать им должное, они достаточно квалифицированно оказывали помощь легкораненым.
Особо тяжелых, которые, казалось, были обречены, но их чудом удалось спасти, помню до сих пор. Иногда счет шел на секунды. Имен спасенных нами людей я в основном не помню, раненные поступали как на конвейере, зато помню характер ранений и травм. Однажды, если не ошибаюсь, это было в мае 1992 года, к нам доставили раненного в крайне тяжелом состоянии. Пуля прошла в области шеи насквозь и повредила дыхательные пути, которые к тому же закрылись сгустками крови. Раненный задыхался, лицо его посинело. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что жизнь его висела на волоске. В таких случаях думать особенно не приходилось, решения принимались уже по ходу оперативного вмешательства. В том случае я моментально очистил нож спиртом, отломал носик фарфорового чайника, на ходу проткнул трахею, ввел носик чайника. Раненный жадно, с шумом вдохнул воздух, после чего уже начал равномерно дышать. И только после этого ему дали наркоз и в спокойной обстановке проделали операцию. В таких тяжелейших ситуациях требовались и повторные операции, многих раненных мы впоследствии на вертолетах переправляли в Северную Осетию, в Россию. Но жизнь им спасали именно здесь, без оказания квалифицированной помощи их попросту могли бы и не довезти. Особенно тяжело приходилось, когда речь шла о спасении детей и женщин. Часто приходилось оперировать детей с тяжелейшими ранениями, за все эти годы их было несколько сотен. Никогда не забуду девочку одиннадцати лет, которая получила осколочные ранения в лицо. После операции во время очередного обхода она спросила меня с широко раскрытыми глазами: «А я теперь всегда буду безобразной?» Как мог, ее успокаивал. Сейчас она уже взрослая. Мы с ней изредка пересекаемся в нашем городе, она стала красивой, на лице остались лишь еле заметные рубцы. Раненые дети – это вообще самое тяжелое, что довелось мне видеть на своем долгом жизненном пути, не менее тягостно было видеть и раненых беременных женщин. Многих из них под обстрелом везли в родильный дом, по дороге рожающие женщины часто получали ранения. Получилось так, что иногда роды сопровождались параллельно и другой операцией.
За 20 лет постоянной военной угрозы и перманентных военных действий нам удалось многое пережить, но именно все пережитое обнажило героическую сущность каждого представителя нашего народа. Я вспоминаю случаи, когда многие молодые раненые ребята на второй-третий день после операции, бледные и ослабленные «сбегали» из больницы и вновь оказывались на передовой. В памяти осталось много эпизодов, которые невозможно забыть. В один из июньских дней 1992 года с подступов к городу со стороны с. Прис к нам доставили бойца с ранением черепа. Пуля прошла со стороны затылка и, судя по рентгенограмме, застряла в области основания носа. А он на ногах и говорит, что чувствует себя хорошо, просто ему трудно дышать, при этом он настаивал, чтобы его отпустили: «Со всех сторон враг рвется в город, а я торчу здесь!» В это время другие операционные были заняты и учитывая, что его состояние не было критическим, мы приняли решение оперировать его позже. Буквально силой заставили его остаться в палате. Прошло менее часа, когда мы решили повести его в операционную, но в больнице его уже не оказалось. Он взял свой автомат и исчез. Ночью, часов в 10 его привезли уже в бессознательном состоянии, без пульса, с сильнейшим носовым кровотечением. Он был на передовой, когда потерял сознание. Совместно с хирургом К. Гассиевым мы удалили пулю через полость носа, остановили кровотечение. Через пару дней он опять от нас «сбежал», не дожидаясь выписки. Вот такие они, неизвестные герои нашего времени. Их было сотни, и, возможно, даже тысячи, жили и живут эти люди среди нас, а мы про их подвиги по большому счету почти ничего не знаем. Глядя на таких героев, мы, врачи, не могли себе позволить дать слабинку, каждый из нас работал, как говорится, на износ. Айвар Бестаев, Всеволод Джиоев, Савелий Бязров, Руслан Харебов, Всеволод Кудухов, Джемал Джигкаев, Григорий Кулиджанов, Анатолий Лалиев, Роберт Маргиев, Константин Гассиев, Александр Остаев и многие, многие другие являются примером бесстрашия и высокого профессионализма. Их действия за весь период военной агрессии против нашего государства трудно переоценить, каждый из наших врачей достоин самого высокого звания, это люди с большой буквы. Многие из них скоропостижно ушли из жизни в эти тяжелейшие годы, но большинство из них не оставили свой пост вплоть до августа 2008 года.
– В тяжелые годы начала 90-х Вы возглавляли систему здравоохранения нашей республики (1990–1996), а значит находились в тесном контакте с людьми, которые стояли у истоков образования нашего государства. Какими эти люди остались в Ваших воспоминаниях?
– Можно сказать, что как таковым министром я себя как-то не ощущал, постоянно все эти годы находился в больнице, поэтому мне легче говорить о людях, которые были рядом с нашими медиками в тот период, подставили нам свое плечо. Много внимания нам уделял Председатель ВС РЮО Торез Кулумбегов. При наплыве больных он, обычно ночью, всегда находился рядом с нами, уделял особое внимание судьбе раненных, своевременной эвакуации их на вертолете в Северную Осетию. Он часто связывался с руководством Северной Осетии, зачастую благодаря его личному авторитету мы нередко получали дефицитные медицинские препараты и перевязочные материалы. Очень часто во время эвакуации раненных он вместе с санитарами брался за носилки. При этом, я четко помню, у него часто появлялись слезы на глазах. В тяжелые июньские дни 1992 года, когда город был окружен и обстреливался всеми видами оружия, были разбомблены посадочные «площадки» в районе Дубовой рощи, и мы вынуждены были принимать вертолеты в районе Тбет. Тогда Глава Республики все вопросы эвакуации и безопасности раненных полностью взял на себя. Торез был настоящим лидером, мужественным и принципиальным человеком, он никогда не управлял из своего кабинета, он был рядом с народом, а это есть настоящий подвиг. Мы также постоянно чувствовали поддержку Герасима Хугаева и Станислава Кочиева. Эти люди даже под перекрестным огнем добирались в больницу, решали многие вопросы снабжения, поддерживали медиков морально. Мы часто встречались и со Знауром Гассиевым, в этой сложной обстановке он находил время и для встреч с защитниками города, и для поддержки медиков. Но особенно запомнились и остались в памяти молодые ребята, защитники Отечества, которые никаких на тот момент высоких должностей не занимали, но принимали самое активное участие в становлении нашего государства. Вопросы, которые мы зачастую не могли решить на уровне руководства республики, они какими-то методами, зачастую вопреки всему умудрялись разрешать. Валера Хубулов, Алан (Парпат) Джиоев, Ацамаз Кабисов, Вадим Газзаев, Гри Кочиев со своей боевой группой и др. – на этих людей всегда можно было рассчитывать. Помню, однажды в канун Нового года к нам в больницу пришли Валера Хубулов и Парпат. Увидев, что мы снова оперируем под светом керосиновых ламп (старый генератор вышел из строя), Парпат вспылил, выругался и сказал: «Завтра у вас свет будет». Утром в 9 часов Парпат был возле больницы. Меня посадили в машину и отвезли на базу хлебопродуктов. Во дворе базы был электрогенератор, обнесенный толстой арматурой, без дверей. Парпат оставил меня во дворе, а сам исчез. Ждать его пришлось недолго, через 10-20 минут он въехал во двор базы на танке. Из танка выскочили несколько молодых ребят, привязали ограду цепями к танку и вырвали ее. Парпат сдержал свое слово – буксиром электрогенератор был доставлен в больницу и вечером того же дня, а это было аккурат 31 декабря, у нас уже был свет. И таких примеров деятельного участия было немало.
У нас на заре нашей борьбы за независимость было большое количество героической молодежи, которые, наравне с политическими деятелями закладывали основы нашей государственности, отдали свои жизни за то, чтобы жили последующие поколения. Их подвиги, как и они сами, ушли в бессмертие.
– Их имена действительно вписаны золотыми буквами в историю Осетии. Николай Георгиевич, еще бы хотелось поговорить о другом направлении вашей жизнедеятельности. Вы провели серьезную и объемную работу по изучению минеральных вод Южной Осетии, их применению в медицине. Исходя из Ваших исследований насколько велики возможности лечения людей при помощи целебных свойств природных источников?
– Заинтересовался я изучением свой-ств минеральных вод нашего края, можно сказать, не совсем случайно. Это было довоенное время, когда еще функционировали курорты и лечебницы Дзауского района. Туда на отдых и лечение приезжали люди со всех концов Советского Союза. Выходило так, что порой отдыхающие попадали к нам в больницу с обострениями различных болезней желудка. Я обратил на это внимание и поставил этот вопрос перед руководством областного отдела здравоохранения. В итоге разобраться в данной ситуации поручили… мне самому, что, кстати, оказалось делом совсем не трудным. В Дзауских лечебницах, как правило, в основном работали прикомандированные врачи из Грузии. Не владея данными о содержании в воде из минеральных источников определенных веществ, они предписывали употреблять ее всем подряд. А при некоторых болезнях желудка (язве, повышенной кислотности и т. д.) эту воду нельзя пить категорически. Впоследствии я серьезно занялся исследованием минеральных вод Южной Осетии, и в 1969 году по данной теме даже выпустил, отдельную книгу. Минеральные источники, имеющиеся на территории нашего государства по своему значению ограничиваются не только бальнеологическим использованием, но многие из них также являются объектами промышленного характера. Эта сфера мало изучена и нуждается в серьезных исследованиях. Лечиться минеральной водой можно, но в ряде случаев воды с определенным составом могут быть противопоказаны при определенных болезнях, ведь минеральная вода, вне зависимости от способа лечения, оказывает то или иное влияние почти на все органы, ткани и жидкости организма. Поэтому самостоятельно заниматься лечением минеральной водой нежелательно. Во всех случаях нужно консультироваться со специалистом. Когда-то, еще в XIX веке немецкий ученый Пфафф, побывав в Южной Осетии, писал в своей книге: «На южных склонах Кавказского хребта проживает племя осетин… они бедны, потому что зо-лото часто спускают в воду». Скорее всего, имелись в виду именно минеральные источники. Эти слова спустя почти 150 лет тоже актуальны. Мы живем в невероятно богатом крае, но использовать богатства своей природы даже не стараемся. Те же минеральные источники не используются даже на один процент, в то время как при грамотном подходе они значительно могут обогатить нашу экономику. Нам нужно сделать это направление приоритетным в плане будущего развития республики, сделать акцент на развитие курортологии и восстановление лечебниц, продолжить исследования минеральных источников и т.д. Понятие «минеральная вода» не случайно часто заменяется термином «лечебная вода». Такой воды у нас в изобилии, так что здоровье нации во многом зависит от того, насколько грамотно мы сможем использовать наши минеральные источники.
– В настоящее время Вы являетесь депутатом Парламента, входите в состав Комитета по здравоохранению и социальной политике. Сфера медицинского обслуживания в РЮО сегодня вызывает огромные потоки критики. Какими методами можно реанимировать медицинские объекты, чтобы направить их в русло развития?
– Главным вопросом, безусловно, является проблема кадров. Из десятков выпускников медицинских ВУЗов, получивших образование в России, в республику возвращаются единицы, да и из их числа большинство по тем или иным причинам мало работают над собой. А ведь никакое, даже самое лучшее образование не может дать того объема знаний и навыков, сколько могут дать практические знания, полученные уже в процессе работы. Профессионализм, к примеру, того же хирурга вырабатывается годами у операционного стола. Большинству молодых врачей упорства как раз и не хватает, они хотят все и сразу, а так не бывает, на признание профессионализма уходят годы. Но опять-таки у большинства, за исключением единиц, к тому моменту возникает чувство разочарования, от выбранной профессии. А такие врачи никакой пользы принести не могут, ни для собственного развития, ни для своих пациентов. Это одна причина, вызывающая проблему нехватки кадров. Другая – отсутствие должного материального обеспечения медиков. О каком привлечении молодых специалистов может идти речь, если государство не в состоянии оплачивать им надлежащую заработную плату? На 3,5 тыс. рублей зарплаты начинающего врача идти работать в больницу никто не хочет, и это вполне объяснимо. Эти вопросы должны решаться параллельно с улучшением материально-технической базы медицинских объектов. Медицина в нашей республике серьезно отстала в своем развитии за последние 20 лет. Тогда главной целью наших медиков было спасение человеческих жизней в чрезвычайных ситуациях, сейчас такой необходимости, слава Богу, нет. Поэтому впору начать работать на перспективу, расширять перечень предоставляемых услуг и диапазон операций, выводить наши медицинские объекты на новый уровень обслуживания.
Юго-осетинская газета «Республика»
