Человек, обладающий талантом и способностью созидать, сможет в любых, даже самых тяжёлых условиях, проявить свои лучшие качества. Театральный режиссёр Тамерлан Дзудцов — один из представителей творческой интеллигенции Южной Осетии, который перечисленными качествами обладает в полной мере. Своей деятельностью он в значительной мере совершенствует и вносит разнообразие в театральную жизнь двух Осетий, донося до зрителя своеобразное видение классических и современных произведений драматургии. Кроме того, Тамерлан Дзудцов много и плодотворно работает на югоосетинском телевидении в качестве режиссёра и ведущего авторских программ. В интервью ИА «Рес» Дзудцов рассказал о своей работе режиссёра-постановщика и дальнейших творческих планах.
- Тамерлан Ефимович, расскажите, как Вы попали в театральную сферу?
- В театр я попал давно, честно сказать, был какой-то порыв. В детстве я занимался в Театре юного зрителя под руководством Аслана Таугазова в тогда ещё Дворце пионеров, здесь, в Цхинвале. После этого, можно сказать, влюбился в профессию и пошёл по актёрской стезе. В то время в Цхинвальском музыкальном училище была открыта театральная студия Анатолия Азаревича, куда я и поступил после восьмого класса. Конечно же, мои родители не были согласны, чтобы я стал актёром. Потом и у меня случился разрыв с театральной деятельностью — я был разочарован отношением к профессии артиста, которое было в то время, и условиями, которые царили в театре. В советское время Южная Осетия считалась периферией, захолустьем, и я не видел перспективы выхода на большую сцену. Потом была армия, а этот разрыв мне помог в том, что я уже сознательно определился в выборе своей будущей профессии, то есть режиссуры.
- Что побудило Вас заняться режиссурой?
- Была крайняя неудовлетворённость тем, что происходит на сцене, и страстное желание помочь артисту. Моё решение подпитывалось тем, что у меня появилась возможность пройти стажировку на высших режиссёрских курсах в Институте повышения квалификации работников искусства в Москве. Одновременно меня пригласили в Щукинское училище, где я как педагог преподавал студентам осетинской студии, которые сегодня работают у нас в театре, — это Харебов Жанжак, Багаев Георгий, Бибилов Сослан и другие наши актёры. То был курс прекрасного педагога Владимира Монахова, а режиссуре я учился у известного режиссёра и педагога, одного из мировых лидеров в этой сфере — Леонида Хейфеца.
- Расскажите о Вашей первой режиссёрской работе. А какая из работ запомнилась Вам больше всего?
- Моей первой режиссёрской работой был дипломный спектакль, который назывался «Аланы». Пьеса была написана Владимиром Ванеевым, но её оригинальное название «Царица Зарина». Эту пьесу я поставил со студентами осетинской студии на курсе Монахова. Запоминаются постановки, конечно же, все. Моей первой серьёзной работой был «Юлий Цезарь», второй — уже «Пир» Пушкина. «Пир» запомнился больше, потому что нас тогда заметили и открыли. Мы выступили в 2000 году на фестивале во Владикавказе и подучили Гран-при. Нас стали приглашать, стали узнавать. Можно сказать, мы были замечены на театральном пространстве России и за рубежом тоже. К сожалению, за рубеж нам не удалось выехать, потому что возможности не позволяли.
- Расскажите о Вашей работе в Юго-Осетинском госдрамтеатре?
- В 1994 году я вернулся в Осетию и был назначен художественным руководителем нашего театра. Я был самым молодым художественным руководителем на постсоветском пространстве. И с тех пор начался, как бы это сказать, жизненный мой спектакль. Режиссёром я проработал до 2010 года, хотя активную режиссёрскую деятельность я вёл до 2006 года, когда был назначен министром культуры Южной Осетии. К тому моменту театр уже сгорел, и в поисках лучшей доли для артистов я пробивал проект нового здания театра вместе с президентом и правительством. В 2008 году была война, на неё обычно всё списывают, но я ничего не списываю. После войны мы часто ездили на фестивали, гастроли. Мы посетили больше городов в России, чем до войны. Что касается выездов, наш театр в этом плане вёл достаточно активную деятельность, но не хватало новых постановок, потому что не было помещения для работы. Когда здание Дома культуры Совпрофа отдали театру, я начал заниматься его оснащением и ремонтом. К сожалению, во время войны всё это вновь было разрушено, а позже уже восстановлено.
- Вы считаете, что по техническим параметрам здание Совпрофа подходит для полноценной работы?
- Я считаю, что сейчас у нашего театра есть прекрасная возможность для полноценной продуктивной работы, до строительства нового здания. Могу сказать откровенно, что в этом здании практически такое же сценическое пространство, правда, сцена в старом театре была глубже и там работал сценический круг. Но уже к моменту моего прихода в театр, ещё до пожара, круг уже не функционировал, то есть мы им никогда не пользовались. В здании Совпрофа есть хорошие технические возможности, есть свет и великолепный звук. Другое дело, что штанкеты на сцене не поднимаются, но я всегда делал свои спектакли независимо от того, поднимутся штанкеты или нет. Нужно только работать. Я поработал с актёрами Северо-Осетинского государственного театра им. Бало Тхапсаева и могу сказать, что они работают в таких же условиях, более того, у наших актёров зарплаты выше.
- Расскажите о работе над спектаклем «Ромео и Джульетта», премьера которого недавно состоялась в Северной Осетии?
- Об этой постановке может сказать сам зритель. Я не люблю говорить о своих спектаклях. Одно я могу сказать точно — мы сделали этот спектакль по-своему. Как режиссер я подошёл к постановке индивидуально, но был понят артистами и принят руководством театра. Без ложной скромности скажу, что официальные лица и театральные критики, присутствующие на премьере, были в восторге. Я не люблю хвалиться — весь результат работы режиссера зависит от работы артиста, художника и всей команды, задействованной в проекте. В этом плане команда работала прекрасная, хотя есть некоторые недостатки, как с моей, так и с оформительской стороны. В процессе работы будем их исправлять — руководство театра планирует показать спектакль и за пределами Северной Осетии.
Артисты сыграли великолепно. В спектакле, помимо образов Ромео и Джульетты, есть много крупных неглавных ролей, которые великолепно сыграны и по достоинству оценены зрителем.
Хочу сказать, что сейчас я веду работу над созданием своего театра. Для начала это будет антрепризный театр. Правительство не выделяет мне финансовых средств на этот проект, и я нахожу спонсоров, которые верят в то, что я могу это сделать.
Мне нужно буквально два-три года и несколько постановок. Практически, мой театр будет базироваться на гастрольном автобусе.
- Вы не планируете поработать на сцене нашего театра в качестве режиссёра?
- В югоосетинской литературе есть великолепная поэма Коста Хетагурова «Фатима», могу сказать откровенно, что история любви в этом произведении глубже и сильнее берёт за душу, чем в «Ромео и Джульетте». Коста Хетагуров в своих произведениях гораздо убедительнее смог раскрыть сущность любви. Есть ещё одна гениальная пьеса — «Живой труп» Л. Толстого, про которую можно сказать, что она является гимном любви. Если Толстой сделал это в драматургии, то Хетагуров — в поэзии. Я собирался поставить «Фатиму» здесь, в Юго-Осетинском театре, и в Северо-Осетинском. Но оба театра пока не готовы к этому — по какой причине, я не могу знать. Меня удивило высказывание Сослана Бибилова (худрук Юго-Осетинского госдрамтеатра. — Ред.) о том, что он ищет режиссёра, который бы поставил «Фатиму». Он прекрасно знает, что я хочу это сделать. Я могу сказать, что он один из сильнейших актёров нашего театра, но если он как худрук не хочет меня приглашать или не может — это уже другой вопрос, и Бог ему судья. Смешно, что в одном городе есть режиссёр и есть театр, которые не могут найти друг друга. Несмотря на вышесказанное, «Фатиму» я ставить буду. Сейчас идут переговоры с Чечнёй и Адыгеей. Из Чечни уже позвонили и сказали, что ждут моего приезда, чтобы обсудить все детали постановки.
Говоря профессиональным языком, могу отметить, спектакль уже давно решён: у меня есть видение, как я хочу это делать. Я думаю, что будут немного шокированы представители осетинской интеллигенции, по-своему относящиеся к этому произведению. Есть реликвии и произведения осетинской литературы, которые, по их мнению, можно трактовать определённым образом и никак иначе. Я считаю, что это не совсем правильно. То, что я внёс некоторые изменения в «Ромео и Джульетту», было не просто режиссёрским поиском, а сделано для того, чтобы найти больший контакт со зрителем. Я наблюдал, как зал воспринимал эти изменения, и понял, что сделал правильно
- Имела ли место конфликтная ситуация между Вами и коллективом нашего театра?
- У нас был конфликт — театр обижен на меня за то, что я, будучи министром культуры, уделял мало внимания коллективу. Кроме того, в моей команде были люди, которые были очень неприятны театру. Театр восстал против этой команды, и, можно сказать, этой лавиной снесло и меня. Но если посмотреть в глаза реальности, мы разошлись в мнениях с небольшой частью театра, которая диктовала свои условия, то есть та маленькая часть, которая была самой пробивной в отношении того, чтобы меня не было в этом театре.
Но я благодарен своему театру за всё, благодарен и за то, что они меня оттуда убрали, потому что я обрёл свободу и как режиссер стал получать много интересных предложений. Я счастлив, что на сегодняшний день являюсь свободным художником.
- Говорят, что талантливый человек талантлив во всём. Расскажите, пожалуйста, о Вашей журналистской деятельности.
- Сейчас на нашем телевидении мы создаём два документальных фильма. В одном из проектов я участвую в качестве журналиста, а в другом — режиссёра. Я думаю, что проекты, которые мы планируем реализовать, станут прорывом в сознании народа. Это будет нечто новое в журналистике. Есть на телевидении рубрика, которую я создал, — «Вслух о…», где я общаюсь с людьми, интересными мне и интересными народу. В этой передаче я общаюсь со своими респондентами на темы, которые никогда не озвучивались, у нас обсуждаются острые вопросы. Есть много жителей Цхинвала и районов Республики, которых мы не знаем как личностей. А на самом деле эти люди делали историю Южной Осетии. Многие боятся идти на этот прямой эфир, как на эшафот, называют даже программу — «Наедине со зверем». Народ хочет общаться, народ хочет знать правду, и руководство телевидения поступило грамотно, организовав эту передачу. Они не просто пошли мне навстречу, они помогли мне в момент, когда я находился в творческой депрессии. После ухода из театра я не работал четыре месяца. Вы правильно сказали, творческому человеку пропасть сложно.
Вот сейчас мы делаем проект с министерством образования, который называется «Открытый урок» и будет сниматься в школах, с выпускниками. В передаче мы будем говорить о героях нашего времени, и это будет честный разговор.
- С кем работать интереснее — с нашими актёрами или североосетинскими?
- Я люблю работать с талантливыми артистами. Не люблю бесталанных актёров, ненавижу бездарей. Я подхожу к своей работе честно — для талантов я делаю все, для бездарей ничего.
- Как Вы отнеслись к восстановлению старого здания госдрамтеатра?
- Честно говоря, когда театр стали восстанавливать, я просто замолчал. Бывает такой момент, когда не остаётся места ни крику, ни слезам, ни боли.
Я хочу, чтобы театр был скорее построен. Много сил и нервов было потрачено президентом и правительством на поиск наиболее подходящего проекта для госдрамтеатра. Я выбирал такой проект, чтобы он был построен на века, ведь строим мы один раз.
Южная Осетия должна ассоциироваться не только с тем, что здесь была война и послевоенный период восстановления. Я, со своей стороны, буду добиваться того, чтобы Южная Осетия ассоциировалась с уникальной Республикой, где есть уникальная культура и искусство.
Я люблю свою республику, я люблю свой народ и хочу для него сделать всё, что в моих силах. Если каждый из нас будет на своём месте делать всё, что он может и что умеет, и делать это качественно, то, я думаю, мы пойдём вперёд большими шагами. Это принцип, которым, на мой взгляд, должны руководствоваться все.
Инга Чехоева
