Как известно, административно-территориальное районирование царской России было основано на удобстве самодержавного экономического и политического управления, на принципе игнорирования национальных интересов многочисленных народов империи в хозяйственном, политическом и культурном развитии. Российская социал-демократия же проповедовала идею права наций на самоопределение, т. е. права народов самим определять свою судьбу — свое общественно-государственное устройство в составе российского государства или вне его.
После февральской революции 1917 года остро встал вопрос о том, как устроится судьба малочисленных народов в будущем российском демократическом государстве, где самодержавная диктатура низложена и Учредительному собранию предназначалось определить и формы государственного устройства малочисленных народов на основе их права на национальное самоопределение.
В этой ситуации передовая интеллигенция Южной Осетии решила взять на себя ответственность за будущее своего народа и созвала в июне 1917 года съезд делегатов Южной Осетии в с. Джава. На этом съезде все делегаты высказались за Демократическую Республику в России, за «скорейший созыв Учредительного собрания», за право на представительство в нем «мелким народностям». На этом же съезде было высказано стремление к национальному самоопределению: «Если Кавказские народы получат территориально-национальные автономии, то осетинам, объединенным в одну национальную единицу, представляется право свободного самоопределения».
Из решений этого съезда ясно видно, что осетинская демократическая интеллигенция, выражая волю народа Южной Осетии, стремилась к национально-территориальному единению Осетии и реализации права народов России на «свободное самоопределение».
Грузинская социал-демократия в ту пору разделяла те же идеи, также связывала судьбу грузинского народа с созывом Учредительного Собрания и не помышляла о выходе из состава Российского государства. Но после разгона Учредительного Собрания резко отвернулась от новой власти в России, сошлась с другими политическими партиями с сепаратистской идеологией на идее государственной независимости Грузии в границах феодального царства XVIII века. Ситуация радикально изменилась, новые грузинские власти порвали с прежними идеалами социал-демократии, стали отрицать на деле право малых народов на национальное самоопределение. Началась конфронтация властей с Национальным Советом Южной Осетии. Применение вооруженной силы стало главным средством реализации идеи единой и неделимой Грузии. Но народ Южной Осетии продолжал настойчиво добиваться политического самоопределения. Массовые выступления крестьянства под руководством Национального Совета Южной Осетии стали основными событиями в крае в 1918-1919 годы. Но властям Грузии удавалось их подавить. К тому же в 1919 году Национальный Совет был разогнан и прекратил свою деятельность, грузинские военно-карательные силы заняли все ключевые пункты возможного сопротивления и, казалось, полностью владеют обстановкой. Однако на смену Национальному Совету пришла местная организация компартии и теперь судьба народа Южной Осетии фактически зависели от ее политической ориентации и организаторских способностей. Ориентация народа Южной Осетии и его политических руководителей на Советскую Россию была известна как грузинским, так и российским властям. И она вызывала соответственно сочувствие российских и ненависть грузинских властей. Ясно сознавали обе стороны также и мотивацию этой ориентации - народ Южной Осетин свою мечту и надежду на реализацию принципа политического самоопределения связывал с советской властью в России, с вхождением в состав новой российской государственности.
Зная об этом, грузинские власти вели интенсивную работу по дипломатическим каналам с целью подготовки и подписания мирного договора с Россией, чтобы тем самым закрепить за собой территорию Южной Осетии и судьбу южной ветви осетинского народа. Советская Россия также была заинтересована в таком мирном договоре, т. к. он обеспечивал безопасность на южной границе молодой республики, оказавшейся в кольце интервенции, вынужденной отбиваться от внутренних и внешних врагов.
Руководство Южной Осетии понимало эту неблагоприятную ситуацию и считало, что восстание в такой обстановке обречено на полное поражение и бессмысленно. Но не так думали большевистские лидеры Грузии, стремившиеся захватить власть силой.
5 мая 1920 года В. И. Ленин телеграммой предупредил Г. Орджоникидзе: «ЦК обязывает Вас отвести части из пределов Грузии к границе и воздержаться от наступления на Грузию». Это указание предшествовало подписанию 7 мая мирного договора между Россией и Грузией. Однако Орджоникидзе вопреки предписанию Ленина дал распоряжение Терскому Совнаркому 8-10 мая напирать через Северную Осетию на Горийский уезд, а Кавказский краевой комитет РКП (б) решил форсировать выступления крестьян Южной Осетии, стремясь превратить их борьбу за национальное самоопределение во всегрузинское революционное восстание.
Руководство Ревкома Южной Осетии не соглашалось с такой тактикой, обрекавшей южных осетин на единоборство с карательной машиной грузинского правительства, но по настоянию эмиссаров крайкома Г. Девдориани и Ш. Моцонелидзе вынуждено было подписать постановление о провозглашении советской власти в Рукском районе Южной Осетии. Но на серьезные действия оно не пошло, пока не подоспели на помощь бойцы организованного отряда, находившегося в Северной Осетии. Правда, и они подошли почти безоружным формированием. 40 станковых пулеметов, выданных им из арсенала Владикавказа, были отобраны у них по распоряжению Орджоникидзе, бойцы остались с обычными винтовками. Тем не менее начало боевых действий было успешным. Были освобождены от грузинских гвардейцев Джава и Цхинвал. В бою за Джаву был разгромлен полк гвардейцев, из состава которого было взято в плен 500 человек, отправленных во Владикавказ. Но, опять-таки, по распоряжению Орджоникидзе они были освобождены и отправлены в Грузию. Все они тотчас же оказались в составе карателей и самые жестокие преступления в Южной Осетии совершали именно они, мстя мирному населению за свой воинский позор.
Со взятием г. Цхинвал восставший народ провозгласил советскую власть на всей территории Южной Осетии. Но грузинское правительство, уразумев, что мирный договор с Россией оставил без всякой помощи извне повстанцев, решило окончательно расправиться с непокорным народом. Оно стянуло все свои регулярные воинские части в единый кулак и бросило их против повстанцев, имевших лишь около одной тысячи бойцов, вооруженных винтовками. Войска же правительства располагали пулеметами, артиллерией, авиацией и кавалерией. Восставший народ был подавлен многократным превосходством вооруженных сил.
Оправдались самые худшие опасения руководства Южной Осетии. За восстанием юго-осетинского крестьянства никакого всегрузинского восстания не последовало. Оно не было подготовлено и до мирного договора Грузии с Россией, а после заключения договора расчет крайкома РКП (б) на такое восстание явился ни чем не оправданной политической авантюрой, обрекшей народ Южной Осетии на единоборство с отмобилизованной и хорошо вооруженной карательной армией грузинского правительства.
Власти советской России, связанные по рукам договором, пытались еще защитить восставший народ дипломатическими предупреждениями, но они уже не имели никакого практического значения. И это было ясно не только российским, но и грузинским властям. В ноте российского Наркома иностранных дел правительству Грузии от 17 мая 1920 года говорилось: «В Южную Осетию, где провозглашена Советская Республика, направлены для уничтожения таковой власти грузинские войска. Мы настаиваем, если это верно, то отозвать свои войска из Осетии, ибо считаем, что Осетия должна иметь у себя ту власть, которую она хочет. Вмешательство Грузии в дела Осетии было бы ничем не оправданным вмешательством в чужие внутренние дела». В ответной ноте грузинское правительство спокойно отреагировало: в Грузии нет Южной Осетии…
Руководство Южной Осетии знало об этой переписке и все еще надеялось на более активную поддержку Советской России. В меморандуме трудящихся Южной Осетии от 28 мая 1920 года подчеркнуто сообщалось: «Южная Осетия является и должна остаться неотъемлемой частью свободной советской большевистской России». Но мирный договор России с Грузией перечеркнул эти надежды и оставил народ Южной Осетии на свирепую расправу с ним грузинского правительства. Более того, договор развязал руки грузинским карателям и они пошли на физическое истребление непокорного народа, на геноцид.
В июне-июле 1920 года грузинские войска, буквально опустошили Южную Осетию. Сотни мирных жителей были убиты в ходе боев, более пяти тысяч человек погибли в дни бегства от карателей. Край обезлюдел. Более трех тысяч крестьянских хозяйств было сожжено. Было угнано, забито и присвоено 23 тысячи голов крупного и 46 тысяч голов мелкого рогатого скота, что составляло 70 % всего наличного поголовья. Уже после установления советской власти в Грузии специально образованная комиссия на правительственном уровне определила общий ущерб, нанесенный Южной Осетии грузинской карательной экспедицией, в денежном выражении в 3.317.516 рублей золотом.
Изгнанное со своей исторической родины население Южной Осетии тысячами устремилось через заснеженные перевалы гор в Терскую Республику. Они лишились всего - земли, жилищ, скота, основных средств к существованию. «Меньшевики, - писал Ф. Махарадзе, - в отношение крестьян Южной Осетии допустили такое преступление, подобное которому не совершало еще никогда ни одно реакционное правительство». А «демократическое» правительство Грузии этот акт геноцида Южных осетин цинично преподносило мировому сообществу как форму наведения порядка в государстве, как героизм своей гвардии, якобы реализовавшей национальные интересы республики!..
За «национальные интересы» выдавалось в данном случае стремление изгнать из Грузии негрузин. Опустевшие села сразу после изгнания осетин правительство Грузии начало заселять грузинами из горных районов. Правда, завершить этот свой план оно не успело. С установлением советской власти в Грузии в феврале 1921 года эти новопоселенцы покинули чужие селения и вернулись к своим. Изгнанники-осетины мало-помалу начали возвращаться на родину и восстанавливать разоренные жилища.
Установление советской власти в Грузии, казалось, положило конец геноциду народа Южной Осетии. Но народ в течение четырех лет восставал и проливал свою кровь во имя свободы, одоления национальной дискриминации и осуществления принципа национального самоопределения. В новых условиях эта борьба видоизменилась и стала борьбой за национально-территориальную автономию. И она продолжилась и в 1921 году.
Как ни странно, новая администрация Грузии продолжало прежнюю политику в отношении Южной Осетии, упорно утверждая, что в Грузии есть осетины, но нет Осетии… Новые власти даже в официальных документах прибегали к откровенной лжи и утверждали, что на территории Грузии имеется всего лишь семь осетинских деревень и ни о какой автономии для них не может быть и речи!..
Этой дискриминационной позиции руководством Южной Осетии был противопоставлен принцип права на самоопределение. В частности, на заседании ревкома и парткома Южной Осетии от 6-8 сентября 1921 года была принята «краткая объяснительная записка», в которой было признано необходимым образовать из Южной Осетии Союзную республику. «Образование такой политической единицы приданных объективных условиях создает благоприятную почву для приобщения трудящихся Юго-Осетии к Советской власти и скорейшего изживания чувства национального угнетения, которое появилось, главным образом, в период меньшевистского господства», - говорилось в записке.
В проекте Конституции, разработанном руководством края, указывалось, что «Столицей ССР Юго-Осетии является г. Цхинвал». Официальным языком сношений между Южной Осетией и Грузией признавался русский. Однако закавказское правительство настаивало на целесообразности предоставления Южной Осетии лишь прав автономной области. Пришлось пойти на компромисс. 25 февраля 1921 г. Окружной Ревком Южной Осетии постановил: «Выделить Южную Осетию в автономную единицу (область с центром в городе Цхинвал)».
Руководство Советской Грузии формально признавало необходимость предоставления Южной Осетии статуса автономной области. На деле же оно всячески торпедировало положительное решение этого вопроса. В частности, национал-уклонисты Грузии, затянули дискуссию по вопросу о границах будущей автономной области и ее административном центре. По указанию Ревкома Грузии 13 мая 1921 г. Горийский уездный ревком образовал специальную комиссию для изучения районов уезда по географическим и этнографическим особенностям. Комиссия представила 13 административных единиц, в том числе Цхинвальский район и Горную Осетию. Последняя состояла из бывших сельских обществ с чисто осетинским населением. Общества со смешанным населением комиссия предлагала оставить в подчинении Горийского уезда, включая туда же и грузинские села из состава обществ Горной Осетии. Вопрос со смешанными обществами остался не решенным. Комиссариат внутренних дел Грузии, находившийся под влиянием национал-уклонистов, препятствовал включению в состав Южной Осетии смешанных поселений, даже с преобладанием осетинского населения. НКВД Грузии считал, что Южная Осетия не представляет собой цельной географической единицы и не отвечает статусу автономии. Ревком Грузии передал вопрос в ЦК КП (б) Грузии. 14 сентября 1921 г. Совместное заседание Окружкома и Парткома Южной Осетии передало через специальную комиссию в Кавбюро ЦК РКП (б), ЦК КП (б) Грузии и Грузинскому Ревкому для окончательного решения вопроса обобщенные документы и материалы по автономизации Южной Осетии.
31 октября 1921 г. Президиум Кавбюро ЦК РКП (б) обсудил данный вопрос, отклонил национал-уклонистскую позицию грузинского руководства и счел также нецелесообразным создание Юго-Осетинской республики.
Президиум Кавбюро ЦК РКП (б) одобрил постановление Юго-Осетинского Окружкома партии от 25 февраля 1921 г. О создании автономной области и постановил: 1. «Предоставить Южной Осетии права Автономной области. 2. Предложить Ревкому Грузии совместно с Южно-Осетинским Исполкомом определить границы Южно-Осетинской автономной области». В этом постановление ничего не было сказано об административном центре области. Этот вопрос Президиум ЦК КП (б) Грузии решил 17 ноября 1921 г.; постановив: «Принципиально признать гор. Цхинвали входящим в Южно-Осетинскую область как административный центр последней».
В ответ национал-уклонисты Грузии развернули агитацию против образования автономной области и признания г. Цхинвал в качестве ее центра. Под их влиянием 5 декабря 1921 г. Часть грузинского населения Цхинвала и близлежащих сел выразила протест против решений Кавбюро. Но одновременно проходили митинги и собрания в других грузинских селах Цхинвальского района. «Мы уверены, что только тесным и братским единением с юго-осетинской беднотой искореним ту национальную рознь, которая искусственно была создана врагами трудовых масс Юго-Осетии и Грузии – меньшевиками», - так писали в своем решении участники одного из таких собраний.
28 ноября 1921 г. Президиум ЦК КП (б) Грузии и Ревкома Грузии создали смешанную комиссию для определения границ Юго-Осетинской автономной области. Включив в состав образуемой автономной области Цхинвальский район и смешанные общества, комиссия утвердила проект границ и 11 декабря представил его в ЦК КП (б) Грузии.
Следует отметить, что и в ЦК КП (б) Грузии было достаточно сильно влияние национал-уклонистов, которые при окончательном рассмотрение и утверждении границ Южной Осетии, добились отторжения от нее Кобийского и Гудского ущелий с чисто осетинским населением. Предлог для этого был найден достаточно простой: из-за отдаленности и вследствие этого трудности обслуживания населения. С этими изменениями проект границ был утвержден.
25 февраля 1922 г. в день первой годовщины Советской власти в Грузии, была принята Конституция Грузинской ССР, согласно которой Южная Осетия входила в состав ГССР на правах автономной области. 28 марта 1922 г. вся документация по Южной Осетии была представлена в ЦИК ГССР, где проект о Юго-Осетинской автономии был одобрен.
20 апреля 1922 г. Всегрузинский ЦИК и СНК ГССР издали Декрет, в котором сказано: «Образовать автономную область Южной Осетии как составную часть ССР Грузии, с центром г. Цхинвали».
Предоставление Южной Осетии политического статуса автономной области преподносилось большевиками как убедительное проявление ленинской национальной политики, как торжество права на самоопределение южных осетин. Фактически же усилиями «верных ленинцев», и «пламенных революционеров» И. Сталина, С. Орджоникидзе и их соратников Осетия была рассечена на две автономии с подчинением их разным республикам. И такое расчленение осетинского народа было преподнесено как великий дар несчастному народу, который не желал мириться с лишением его неотъемлемого права на самоопределение.
Руководства обеих Осетий в 1924 г. поставили вопрос перед Закавказским ЦИК об их объединении. Но усилиями того же С. Орджоникидзе и иже с ним требование было отклонено. 23 мая и 19 октября 1925 г. представители Юго-Осетинской и Северо-Осетинской автономных областей вновь выдвинули вопрос об объединении двух Осетии перед Сталиным (Сталин И.В. Соч., т. 7, с. 413, 416). Позже члены этих делегаций были расстреляны. Таков был ответ «отца народов» на просьбу своих соотечественников!
Так большевики реализовали на практике историческое право осетин на национально-политическое самоопределение!
С преступлением политического статуса автономной области южные осетины наивно полагали, что теперь перед ними откроются широкие перспективы ускоренного социально-экономического и культурного развития. Да и как им было в это поверить, когда официальный печатный орган Компартии Грузии – газета «Правда Грузии» 22 апреля 1922 года всенародно объявила: «Декрет об образовании Юго-Осетинской автономной области является единственной и лучшей гарантией хозяйственного восстановления и политического развития героического юго-осетинского народа». Однако официальные заявления руководства Грузии расходились с реальной политикой правительства республики, проводимой в отношении южных осетин, о чем свидетельствует конкретный исторический материал.
Для экономически отсталой, аграрной Южной Осетии важнейшим звеном социально-экономического развития была индустриализация края. Для ее успешного осуществления здесь имелись и сырьевая база, и трудовые ресурсы, и рынок сбыта. Однако республиканские власти всячески препятствовали созданию и развитию здесь промышленности. Тем самым область обрекалась на роль аграрно-сырьевого придатка промышленно развитых центров Грузии.
За весь довоенный период в Южной Осетии не было построено ни одного сколько-нибудь крупного предприятия фабрично-заводской промышленности. Вся индустрия автономной области на начало 1941 г. была представлена двенадцатью предприятиями полукустарного типа сезонного действия с общим числом рабочих чуть более 500 человек.
На промышленное строительство в Южной Осетии республика отпускала мизерные средства. И хотя экономическое положение Южной Осетии не раз становилось предметом обсуждения руководящих органов Грузии, к положительным переменам для области это не приводило. Так, Декабрьский (1926 г.) Пленум ЦК КП (б) Грузии вынужден был констатировать: «Если взвесить на весах какие достижения имеются в Осетии, то нам придется стыдиться». На Пленуме было отмечено, что в 1925/26 гг. по Грузии на душу населения приходилось по бюджету 9,3 руб., в Абхазии - 5, в Аджарии 7,3 руб., а в Южной Осетии 4,2 руб. Намечая программу экономического возрождения Южной Осетии пленум выдвинул лозунг «Лицом к Осетии!»
Казалось бы, что после столь самокритичной констатации фактов и принятия радикальных решений, руководство Грузии должно было вплотную заняться проблемами экономического развития Южной Осетии, искоренив «дифференцированный» подход к решению проблем развития национальных меньшинств Грузии, но этого не произошло. Факты свидетельствуют об обратном.
Июньский (1928 г.) Пленум ЦК КП (б) Грузии вновь констатировал, что «по Юго-Осетии на душу населения отпускается 9 руб. 20 коп., а по Грузии без Тифлиса по 15 руб... Кто же не знает, что Юго-Осетия наиболее отсталая область в Грузии, так что отпускать на нее средств нужно не меньше, а больше». И эти решения ничего не изменили в экономике Южной Осетии.
Не произошло положительных перемен в позиции руководства республики в отношение Южной Осетии и в последующие годы. Руководители менялись, а положение оставалось прежним.
Так, в 1947 г. решением союзных властей в Цхинвал из Вены было завезено оборудование репарационного авторемонтного завода. В декабре того же года завод был сдан в эксплуатацию, а в 1948 г. завод дал солидную прибыль народному хозяйству области, задание же 1949 года было выполнено 7 ноября на 315 %! Но в июле 1950 г. вопреки настоятельным просьбам руководства области завод был передислоцирован в Кутаиси. В отдельные годы под различными предлогами были закрыты Джалабетский и Чурисхевский лесопильные заводы, прекращены разработки месторождения нефти в Громе. На основании решения Совета Министров СССР приказом Министра мясомолочной промышленности СССР от 13 сентября 1949 г. по Грузии предусматривалась постройка 9 мясокомбинатов, в том числе один (мощностью 200 тонн) в Цхинвале. Уже в 1950 г. все они, за исключением Цхинвальского, были сданы в эксплуатацию, а последний не начал строиться и в 1955 г. Аналогично обстояло дело и со строительством Цхинвальского хлебокомбината, а постройка цементного завода на сырьевой базе месторождений мергеля в Тбете была вообще изъята из плана.
Та же негативная позиция руководства республики отчетливо прослеживается и в отношении к аграрному сектору экономики Южной Осетии. Известные волюнтаристские решения аграрного вопроса в 20-30-х годах и их тяжелые последствия были характерны для большинства районов страны. Но решения, принятые властями Грузии в 40-50 -е годы, бесспорно являлись политикой экономического геноцида крестьян Южной Осетии. Чтобы не быть голословным, сошлемся на факты.
По земельному балансу, принятому СНК ГССР 11 апреля 1945 г., в колхозах Южной Осетии на 1 ноября 1944 г. значилось 33862 га пахотных земель. Между тем, по планам сева озимых культур 1944 г. под урожай 1945 г. уборочная площадь составляла 40430 га.
Стремление колхозов области к выполнению плановых заданий вынуждало их распахивать и сельские выгоны, в результате чего скот оставался без выпасов. Нехватка же кормов обусловила рост падежа скота. В 1945 г. пало 2696 голов крупного рогатого скота. Снизились показатели приплода и надоев молока. В 1945 г. с каждой фуражной коровы было получено в среднем 275 литров молока, т.е. 44 % плана. Многие села с богатыми животноводческими традициями стали бескоровными. Так, в селах Нижний Сарабук, Нижний Чареб и др. осталось по две коровы, а в Верхнем Руставе, Бриле, Нижнем Монастере, Джере и в целом ряде других сел - по одной корове. По всей Южной Осетии и 1945 г. бескоровными значилось 2547 крестьянских хозяйств, причем 901 из них не имели вовсе никакого скота.
Одной из главных причин сокращения поголовья скота в Южной Осетии явилось возрастание из года в год плановых заданий по сдаче мяса и, как следствие этого, бессистемный забой скота. Так, в 1945 г. план сдачи мяса государству, в том числе и в фонд Красной Армии, Совнаркома Грузии был установлен в объеме 9093 центнеров, против 5863 в 1944 г., несмотря на резкое сокращение поголовья скота.
Политика экономической дискриминации крестьян Южной Осетии продолжалось и даже усилилась в 50-е годы.
До 1950 г. облагаемая площадь Южной Осетии определялась в 80 тыс. га, а с 1950 г. она вдруг возросла до 217 тыс. га. Это было достигнуто за счет отнесения к облагаемой площади и тех зимних пастбищ, которыми пользовалась область в Ставропольском крае. Путем такой манипуляции резко повысились плановые задания животноводов южной Осетии, которые практически невозможно было выполнить. Так, план 1950 г. по сдаче шерсти был выполнен всего на 50,1 %. Положение усугублялось с каждым годом. На 1 января 1953 г. по сравнению с 1 января 1947 г. поголовье крупного рогатого скота сократилось на 3859 голов, овец и коз - на 11 тыс. голов, свиней - на 4000. Большинство колхозников (60%) не имели в личном хозяйстве коров. Хозяйства области вынуждены были закупать скот на стороне с целью выполнения плановых заданий. Так, за 1951-1953 гг. на эти цели колхозы Южной Осетии израсходовали 14,5 млн. рублей и 45 тыс. центнеров зерна.
Республиканские власти вы отношении Южной Осетии широко практиковали «дифференцированный» подход в планировании, зловещий смысл которого заключался в том, что план сдачи зерна устанавливался тем горным районом области, где пшеница никогда и не произрастала, план сдачи яиц - тем районам, в которых никогда не было птицеводства.
Однако наиболее отчетливо проявился «дифференцированный» подход руководства Грузии при планировании задании сельскохозяйственного производства по районам республики. Так, план сдачи мяса с гектара облагаемой площади на 1951 г. был установлен: для Цхинвальского района Южной Осетии - 11,9 кг, а соседнего Горийского Грузии - 8,6 кг, Джавского района Южной Осетии - 10,1кг, а соседнего Казбегского Грузии - 7,6, Знаурского района Южной Осетии - 11,7, а соседнего Карельского Грузии - 9,4 кг, Ленингорского района Южной Осетии - 11,3 кг, а соседнего Душетского - 7,9 кг. Есть и более разительные примеры: планы сдачи молока в пересчете на гектар облагаемой площади в Знаурском районе Южной Осетии составляли 13,6 кг, а в соседнем Карельском районе Грузии - 7,5 кг, в Цхинвальском районе Южной Осетии - 13,5 кг, а в Горийском районе Грузии - 7,2 кг. План сдачи шерсти по Цхинвальскому району с гектара облагаемой площади равнялся 2250 г, в Горийском же районе - 600 г, т.е. почти вчетверо меньше!
Политика экономической дискриминации Юго-Осетинского крестьянства вела к нищете и разорению сельских тружеников области. В большинстве колхозов оплата труда носила символический характер. Так, в 1952 г. из 161 колхоза области в 117 колхозники не получили денежной выплаты. В колхозах сел Лет, Кадисар, Ерцо и Ерман колхозники не получили ни денежной, ни натуральной оплаты.
Ничем нельзя оправдать и неприкрытую культурную дискриминацию южных осетин, осуществляющуюся властями Грузии в указанные годы. Свидетельством тому - поэтапно проведенная «реформа» школ Южной Осетии. До 1944 г. в общеобразовательных школах Южной Осетии обучение велось на осетинском и русском языках (не считая грузинские школы). А в августе 1944 г. по предписанию республиканских властей обучение в средних и восьмилетних общеобразовательных школах области было переведено на русский и грузинский языки, преподавание на осетинском было изъято из школьной практики. Следует отметить, что преподавание на русском велось всего лишь в нескольких городских школах области. Эта «реформа» вызвала большой отток учащихся-осетин. Большая часть детворы осталась вне школы, по существу неграмотной. К примеру, в начале учебного года в Кировской средней школе Джавского района училось тридцать учеников, к концу года из них осталось тринадцать, а окончило школу всего шесть (в том числе четыре осетина и два грузина).
Вследствие реформы 1944 г. осетинские дети могли учить родной язык лишь как предмет и только в начальных классах. Но республиканские власти не остановились и на этом. В августе 1949 г. была проведена еще одна «реформа» школ Южной Осетии, согласно которой, начиная с 1949-50 учебного года весь учебный процесс, включая и начальные классы, был переведен на грузинский и русский языки. Тем самым осетины были начисто лишены возможности обучения на родном языке.
Однако ущемление национальных чувств и интересов осетин на этом не прекратилось. В 1951 г. все делопроизводство в Южной Осетии было переведено на грузинский язык. В течение дня со стен зданий были сняты все вывески на осетинском языке. Кроме того, была изъята вся литература на осетинском языке в педагогическом институте и в средних учебных заведениях. Следует учесть и то, что в 1938 году осетинский алфавит был переведен на грузинскую графику. Таким образом у одного народа одновременно оказалось два алфавита. Нельзя умолчать и о факте запрета на публикацию в 1952 г. в местных газетах некролога на смерть выдающегося осетинского художника, цхинвальца Махарбека Туганова, несмотря на то, что в газете «Правда» некролог был напечатан. Или издания Ленингорской районной газеты только на грузинском языке, в то время как более 70 % населения района составляли осетины.
Планомерное огрузинивание южных осетин нашло свое отражение и в кадровой политике республиканских властей. Местные кадры изгонялись из органов прокуратуры, милиции, судов, здравоохранения и других учреждений. Аппарат этих отделов комплектовался приезжими из других районов Грузии работниками. Показательно, что в Джавском курорте весь персонал, начиная от директора и кончая парикмахером, был укомплектован грузинами из других районов республики.
Культурно-экономическая дискриминация южных осетин, граничащая с геноцидом, вынуждала их покидать землю предков, в поисках лучшей доли уходить за хребет, на север. Миграция южных осетин в 40-50-х годах приняла массовый характер. Обездоленные и разоренные крестьяне семьями, а то и целыми селениями, перебирались в районы Северной Осетии. Из горной зоны Джавского, Цхинвальского и Ленингорского районов только за вторую половину 1944 г. ушло 380 крестьянских дворов (2199 человек). Всего же в течение 1944-1945 гг. Южную Осетию покинуло 795 дворов в составе около 5000 человек. Многие села пришли в полное запустение. Миграция продолжалась и в последующие годы. Только в 1951-1952 гг. численность населения области сократились на 9000 человек.
Антиосетинская политика властей Грузии не могла вызвать протестов общественности Южной Осетии. Представители передовой интеллигенции, студенческая молодежь подняли голос в защиту своего народа. Так, в 1951 г. группа комсомольцев г. Цхинвал выступила против закрытия осетинских школ и существования у осетинского языка двух алфавитов. Это законное требование было расценено как проявление буржуазного национализма и протестовавшие были сурово наказаны. Органы безопасности Грузии арестовали их и в Тбилиси на закрытом суде были осуждены к различным срокам каторги: Ванеев В.Д. – к 25 годам, Гассиев Л.С., Бекоев Г.К. и Джиоев З.А. – к 10, а Габуев Х. – к 8 годам.
Таким образом, трудящиеся Южной Осетии лишались и права на отстаивание своих прав. Более того, на XV съезде Компартии Грузии первый секретарь в своей заключительной речи заявил, что «одна часть интеллигенции в Южной Осетии заражена буржуазным национализмом и этот национализм надо выжечь каленым железом» И жгли весьма усердно!..
Политика экономической, социальной и национальной дискриминации Южной Осетии за все годы советской власти была официальной позицией руководства республики в отношении Южной Осетии. Нынешнее противостояние фактически является продолжением прежней политики в ее самой агрессивной форме, т.е. эту политику современное руководство Грузии проводит иными средствами – идеологической травлей и силой оружия, не гнушаясь ни оголтелой демагогии, ни варварским истреблением борющегося за свое национальное достоинство народа, ни экономической, информационной и энергетической блокадой малочисленного народа.
Гаглойти Ю.С.,
Из истории осетино-грузинских взаимоотношений,
Цхинвал, 1995 г.
