Календарь

2. Весенний цикл

Весенний цикл народного календаря открывался началом полевых работ. Согласно древним воззрениям, успех всякого предприятия зависит от хорошего начала. Поэтому начало сельскохозяйственных работ, а именно вспашка и посев полей, всегда сопровождается у земледельцев торжественным празднеством. Таким праздником у осетин был Хоры бон / хумидайæн. Как правило, это был вторник второй недели поста поста.
Подготовка к этому празднику первой борозды осуществлялась заранее, как раз в предшествующие дни Тутыртæ. Хоры бон отмечался, в зависимости размеров поселения, или общиной (хъæуы куывд), или поквартально (сыхы куывд). Выборный устроитель праздника обеспечивал лишь выпивку, исключительно пиво (бæгæны) и брагу (бырæгъ / уæрас), которые символизировали хлебные продукты, своего рода «жидкий хлеб», а также солод (зад), обладающий свойством быстро прорастать и тем самым являющийся знаком благополучия нового урожая. Застолье носило откровенно аграрный характер, и здесь преобладали постные блюда народной кулинарии. С. Кучеревский в сведениях о равнинных осетинах, относящихся к 40-м годам XIX века, писал: «Здесь маринованные бадрижаны, петрушка и лобио; икра севрюжья, балык лососий, вкусные пирожки, весь стол окаймлен рядом продолговатых пышек так, что все яства на столе обнесены как бы забором» (10, I, с. 80).
Замечу, что даже в 20-х годах XX века очевидцы продолжали подчеркивать постный характер застолья: пироги с солодом (лакъами), картофельным пюре (картофджын), со съедобными дикорастущими травами (хъолоджын, цæхæраджын), с сушеным сыром (хус чъиритæ), рыба (кæф) и полное отсутствие мяса (13,1988, № 1,с. 117).
Несколько иную картину рисуют сведения информаторов, собранные в 80-е годы среди тех же осетин-куртатинцев. На этот праздник уже устраивалось кровавое жертвоприношение. Часть забитого к праздничному столу барана – шашлык из трех правых ребер (фæрскфизонæг) - и три обрядовых пирога с сыром (чъири) передавались во время застолья устроителю праздника в будущем году. Следовательно, произошла переоценка обрядового комплекса, и постный характер застолья был модернизирован. Что касается таких существенных структурообразующих элементов праздника, как обливание брагой и первая обрядовая запашка, то они сохранились в условиях развитой агрокультуры и коллективных форм хозяйствования практически без изменений. Разве что вместо браги, технология изготовления которой практически вытеснена из современной жизни, используют жидкое тесто (быламыхъ).
Вот как описывал данный праздник Б. Т. Гатиев: «Обыкновенно жители аула собираются по одному или более человек из семейства в саклю, где вечно
пребывает Хъæуы зæд, принося с собой разные яства и напитки. Когда все усядутся в известном порядке, один из стариков берет правой рукой треугольны чурек (æртæдзыхон/ сæфсæг. – В. У.), а левой - чашку браги бурого цвета и тожественно возглашает известное славословие Богу, а потом начинает молит к Уацилле: «Уацилла, сегодня день твой и мы усердно молим тебя - помоги нам, сделай так, чтобы житницы наши были набиты пшеницею, просом и овсом до верха с остатками. Какой урожай был на Курпе, когда Уацилла посеял на этой ниве левой рукой, а Мария, идя во след его, держала для него корзину с семенами, такой подай, Боже, и нам в настоящее лето!» Затем, обращаясь к присутствующим, он трижды восклицает: «Вы чего просите?» – «Хлеба, хлеба, хлеба!» – отвечают слушатели. «Да насытит вас Уацилла!» Наконец, вручив треугольный чурек одному из юношей, который на этот случай надевает на себя шубу наизнанку, старик обливает голову его брагой, которая, стекая, заливает ему рот, уши, ноздри и течет по шубе, и при этом восклицает: «Как изобильно льется эта брага, так да уродится хлеб наш!» – «Оммен», – отвечают все. Глот брагу, юноша в свою очередь кричит: «Да возрастит Уацилла хлеба наши так чтобы мы, дети наши и правнуки были богаты и сыты». Затем обед кончается, и все весело возвращаются по домам своим в полной уверенности, что Уацилла непременно даст урожай. Готовясь к этому пиру, предварительно, утром, посылают в лес за березовыми сучьями по одному человеку из каждого семейства, снабдив их постными пирожками без всякой начинки, их должно быть у каждого по три штуки. Остановившись около леса и вынув из своих шапок пирожки свои, посланные творят вышеприведенную молитву, и затем каждый из них бросает в сторону по одному пирожку, восклицая при этом: «Уацилла, соблаговоли сделать так, чтобы настоящий год был счастливее и богаче прошлого урожаем хлебов».
Потом, набрав сучья и связав их в кучи, они несут их на плечах в дома свои. Опуская на чистое место кучу сучьев, горец произносит: «Сколько здесь сучьев, столько да уродится на наших нивах копен!» Кладя пухлые пирожки на сучья, старшая в доме хозяйка молится: «Уацилла, да будет на нас милость твоя – возрасти хлеба наши так, чтобы пшеничные зерна на колосьях были так пухлы и крупны, как вот эти пирожки!»» (10, III, с. 173-174).
Главным элементом праздника было моление об урожае перед началом запашки. Как правило, этот ответственный шаг в хозяйственной жизни общины осуществлял устроитель праздника (хоры фысым). Пахал он свой участок, «нæ хоры фысым раззаг хахх акæнæд / пусть наш хозяин праздника первую черту (борозду) проведет». Во время обрядовой запашки ее участники бывали одеты в вывернутые шерстью наружу шубы. Учитывая, что в число «хоры фысым / xoры лæг» выбирали наиболее удачливого и доброго человека, то считалось, что после его первой борозды виды на будучи урожай обеспечены.
Существенным моментом был и обряд избрания устроителя праздника на будущий год, сопровождаемый обрядовым обливанием брагой, мазаньем детьми и молодежью друг друга жидким тестом и обращением с риторическим вопросом к присутствующим: «Цы курут, лæппутæ? / Что просите, юноши?», на что те дружно отвечали: «Хор! Хор! /Хлеб! Хлеб!». Обливание брагой, символизирующей «жидкий хлеб», по всей видимости, связано с обращением к покровителю хлебных злаков Хор-Алдари Уацилла. В этой связи особое значение приобретает произносимый рефреном вопрос о сокровенном желании участников празднества и их ответ. Подобный пример, демонстрирующий связь инвокаций с богоявлением, восходит к глубокой древности, когда считалось, что назвать Бога – это вызвать его.
Обращаю внимание читателей на одежды, вывернутые шерстью наружу. По народным поверьям, такая ритуальная одежда должна была способствовать обильному и густому всходу хлебов на полях. Такая же одежда использовалась в далекие времена скифскими племенами в культовой практике.
Отмечу, что для этого праздника бытовало еще одно название - Рæмон бон. По словам Алмахсита Канукова, «дней через пять после «дня успеха» (Рæстæйы бон – В. У.) следует «день хлеба». Праздник этот устроен для умилостивления Хоры Уацилла (хлебного Ильи), дабы он послал людям хороший урожай на хлеб. Те из хозяев, у которых в истекшем году родился мальчик, справляют так называемый Рæмоны бон (Рамонов день). Они готовят к этому дню араку, брагу, пекут пироги, варят рыбу, и все приготовленное к полудню выносят на ныхас и здесь ставят перед старейшиной» (10, III, с. 69).
Далее следует описание уже известной нам обрядности. Упомянутое название сейчас мало распространено и, соответственно, малопонимаемо. Изыскания профессора В. И. Абаева убедительно показали его связь с иранским культурным миром, где исходное значение слова было «надежда / упование» (5, т. II, 372). Следовательно, еще одно название этого праздника - День надежды, надежды на сильного наследника, родившегося в семье, на счастливую пахоту, благоприятную погоду, богатый урожай и радостную жизнь.
Однако настоящая пахота проводилась позже этого первого весеннего праздника. Как правило, ждали пробных всходов ритуальной запашки. По времени это было приурочено к весеннему равноденствию (21 марта). Существенным или желательным было и ближайшее к этой дате новолуние. Естественно, что при всех этих фактах обращали внимание и на день недели. По рассказам знатоков традиционного быта, наиболее удачным считался вторник.
Праздник первой борозды восходит к древним земледельческим культам. Плодородие земли уподоблялось человеческому чадородию. Мне доводилось писать об этом, поэтому здесь лишь отмечу, что земля в народном сознании уподоблялась беременной женщине. Чтобы помочь ей успешно разродиться прибегали к магическим приемам – главным образом обращались за помощью к умершим сородичам. Им посвящались особые дни, специальная пища, и в первую очередь блины – лауызтæ. Считалось, что за это они будут содействовать посевам расти и развиваться.
В течение поста осетины устраивали несколько поминальных торжеств, среди них – блинные и вербные дни. Блинные бывали дважды, во вторую и третью субботы поста. Вновь обращаю внимание на точное совпадение осетинских поминальных дней Лауызгæнæн с православными днями общего поминовения усопших по субботам второй и третьей недели Великого поста.
Что же собой представляют эти поминальные дни? После праздника Хоры бон / Хумидайæн в субботу устраивают Фыццаг лауызгæнæн. «С заходом солнца, в пятницу, по народному поверью, мертвые свободны; новые покойники остаются охранять место, старые же, то есть умершие не в истекшем году, a раньше, сажают детей (умерших) на деревья и сами идут в дом к родным (живым). Ввиду этого каждый старался встретить их в чистоте и опрятности; подметается и убирается как двор, так и все внутри дома; двери все оставляются растворенными настежь. К закату солнца в пятницу для них готовы у осетин кушанья и напитки.
Те, у которых в истекшем году умер кто-либо из семьи, готовят к этому времени всего понемногу, и часть пищи женщины несут на кладбище и, поставив принесенное мертвому, делят между всеми присутствующими. В дом же приглашаются мужчины, которые также в свою очередь приготовленные напитки и кушанья посвящают умершим и затем со смирением принимаются угощаться. Никто не должен в продолжение этого праздника производить сотрясения, толочь что-либо в ступке или делать сильные удары, могущие производить сотрясение земли, не то могут попадать с деревьев умершие дети.
Утром рано в субботу каждый домохозяин старается приготовить что-либо горячее. Старые мертвые отправляются в путь за добычею дзыджджина (дзаджджын – В. У), говорит народ. Путь этот очень трудный, по всей дороге одни камни да терния. Возвращаются мертвые обратно через неделю, в последний (Дыккаг / Фæстаг. - В. У.) лаузганан. Заготовив кушанья и напитки к вечеру пятницы, сидят долго за полночь и ждут возвращения мертвых. После такого долгого ожидания решают, что мертвые возвратились, тогда посвящают все приготовленное им и принимаются за еду и питье» (10, III, с. 69-70).
В среду после Дыккаг / Фæстаг лауызгæнæн фиксировалась так называемая постная неделя. Этот день известен у осетин под названием Астæумархо – «Середина поста». Л.А. Чибиров отметил еще одно название – Кæфхæрæн, что полностью соответствует его характеру. По любопытному замечанию Бекыза Каргиева, многие осетины в этот день прекращали свой пост. «Так как они были люди трудящиеся, поэтому на одном чуреке и квасе они уже не могли работать. Обычно жители квартала собирали с них своеобразные взносы, за счет которых устраивалась пирушка, и пост прерывался. Правда, за неделю до Пасхи они вновь начинали поститься» (13, 1988, №1, с. 117).
В предпоследнюю субботу перед Пасхой, известной в православном календаре под названием Лазарева суббота, отмечали праздник Зазхæссæн/ Назуихист. По своему характеру это торжество связано с поминальной обрядностью и почти полностью воспроизводит действо на Бадæнтæ. Об этом было сказано в предыдущем разделе.
Свое название он получил по важнейшему атрибуту обрядности – молодой елочке или ветке тиса. Оба вида растительности являются высокодекоративными вечнозелеными деревьями и носят одно название заз. Более того, тис ягодный (Taxus Baccata L.) осетины высаживали на кладбищах как символ преодоления смерти и использовали в ритуалах, имеющих целью увеличение плодородия, жизненной силы..
К поминальному празднику готовили обрядовый предмет æлæм, который женщины, обычно сестры или дочери, изготовляли в память умершего мужчины. Æлæм / Илæн, по словам В.Ф. Миллера, представлял собой то вроде креста или хоругви из ценных жердей с нитями, на которые нанизываются пряники, грецкие орехи и конфеты». Из дерева и связанных в сеть веревок, обильно унизанных фруктами и сладостями, готовили символическое оружие, плеть, шапку, рубаху, седло и прочие атрибуты конного воина.
«К вечеру пятницы готовятся кушанья, напитки, рубят и приносят в дом ель. С заходом солнца в дом, который справляет Зазхæссæн, приносят все родственники со своей стороны кушанья и напитки; в доме же устраивают на стуле или на скамье крестообразную фигуру из палок и затем такую фигуру одевают так, как бы живого человека, с боку этой наряженной фигуры ставят ель; впереди его ставятся кушанья и напитки. Когда все готово, то начинается общее рыдание, будто в этот день умер кто в этом доме. Наплакавшись, принимаются за еду и питье. В эту ночь не ложатся спать и проводят время в воспоминаниях о старых покойниках, и когда воспоминания растрогают сидящих, то опять начинается общее рыдание. К утру раздевают наряженную фигуру. Многие к этой ночи готовят из орехов конфеты, пряники и разные сладости – аламы.
Вечером развешивают их по стенам. Утром, после того как снимут одежду с разодетой фигуры, часам к десяти расстилают во дворе ковры и кладут на них аламы; к этому же времени собираются во двор верховые. Когда посвятят аламы мертвым, передают их верховым. Последние с этими аламами скачут по аулам и, где только встретится сборище народа, там трусят аламы. Проехав три-четыре аула, аламоносцы возвращаются обратно ко двору, откуда выехали. Здесь они спешиваются и выражают разные пожелания хозяевам дома; затем они втыкают в могилу со стороны головы покойника, там похороненного, алам, изображающий знамя, предварительно сняв с него сладости. Сладости, оставшиеся на аламах, знаменосцы делят между собою» (10, III, с. 71).
Столь подробное описание сути праздника позволяет нам говорить фактически о двух днях, захватывающих и воскресенье. По словам информаторов, æлæм готовили для мужчин, а для поминовения женщин наряжали ветку тиса или елочку. Есть сведения, что декоративная елочка и «алам» приравниваются по своей силе и значимости друг к другу. Иными словами, их сокрытый знаковый смысл является идентичным.
К этому добавлю, что указанный воскресный день, когда устраивались обрядовые действа с названными атрибутами, почитается христианской церковью. Речь идет о шестой неделе Великого поста, являющейся великим двунадесятым праздником, «в который празднуется торжественный вход Господень в Иерусалим на вольные страдания. Этот праздник иначе называется Вербным воскресеньем... Освящаются молитвой и окроплением св. водой распускающиеся ветви вербы или других растений. Освященные ветви раздаются молящимся, с которыми при вознесенных свечах верующие стоят до конца службы, знаменуя победу жизни над смертью (воскресение)» (11, с. 681).
Совпадение двух цитированных отрывков не является случайным. В них очень четко проявляется внутреннее единство. Основное содержание его сводится к воспеванию сил возрождения над смертью. Соотнесение праздника к циклу весенней обрядности и активное использование вечнозеленых растений являются в данном случае закономерным фактом.
В тесной взаимосвязи с этим праздником находится другой. Речь идет о Къутугæнæн, отмечаемом в день Вербного воскресенья, ровно за неделю до Пасхи. Это был откровенно аграрный праздник, к которому специально готовили конусообразные булочки. Они символизировали сапетки для хранения зерна и имели с ними одноименные названия – къуту. В этот день повсюду высказывались пожелания видеть сапетки, ломящиеся от зерна. В этой связи хозяйки старались сделать свою булочку лучше и краше, ибо считалось, что в таких семьях осенью будет обильный урожай.
Важная роль в празднике отводилась детям, которые по-своему готовились к празднику. В его преддверии они самостоятельно или с помощью взрослых изготавливали лук (æрдын) и стрелы (фат) и усиленно тренировались в меткости глаза и твердости руки. Лук бывал двух видов: обычный, который могли сделать сами дети, и сложный, напоминающий по форме и конструкции европейский арбалет. Обычно его делали для детей постарше, и естественно, что такой лук был предпочтительней по причине своей престижности. Для точности стрельбы большое внимание уделялось и стреле, которую готовили из сухих полых стволов высокого кустарника (хахъуын) и других легких, но плотных по фактуре растений. С этой же целью наконечник стрелы (æрттигъ) изготавливался из кусочков жести или твердых пород обожженного дерева и оформлялся двумя-тремя перьями, выполнявшими во время полета роль стабилизаторов.
В день праздника устраивали соревнования по стрельбе: кто быстрее и больше собьет выпеченных фигурок къуту. Победитель получал в качестве вознаграждения сбитые булочки своих товарищей и был своеобразным героем дня. Считалось, что дети своей игрой могли предугадать благополучение нового урожая: чем больше сбито фигурных печений, тем больше будет осенью заполненных зерном сапеток.
Игры детей с выпеченными фигурками, кулинарные ухищрения женщин во время их изготовления и сам характер печения, символизировавшего атрибуты земледельческого хозяйства, были направлены к одной цели - обеспечить богатый урожай. Важную роль в этом играла и стрельба из лука. Ритуальная стрельба из лука известна многим народам и основана на представлении о магической силе стрелы как острия, отгоняющего или уничтожающего злых духов. Острие как оберег хорошо известно многим народам, причем к силе острия присоединяется магическая сила металла.
Без сомнения, все перечисленные обряды и обычаи, связанные с изготовлением и играми с обрядовой фигурной выпечкой, есть реминисценция архаических культов плодородия и размножения, отголоски жертвенных подношений, которыми они сопровождались. Разнообразные выпеченные фигурки должны были способствовать благополучию домочадцев, хорошей пахоте, сохранению и увеличению урожаев и домашнего скота. Тем самым человек пытался отмеченными магическими приемами воздействовать на природу, а их поедание детьми и взрослыми расценивалось как своеобразный акт приобщения себя и своего хозяйства к тем самым природным силам и потенциям, которые приписывались выпеченным фигуркам.
Подобное сочетание в цикле весенних праздников было универсальным явлением. Поминовение усопших и активное привлечение детей и молодежи к участию в праздниках весны должны были содействовать плодородию. Аналогичная картина прослеживается и в празднике Куадзæн – Пасха, который отмечали в следующее воскресенье после Къутугæнæн. С 325 года этот день соответствует ближайшему воскресенью после первого весеннего полнолуния, то есть первого полнолуния, следующего вслед за 21 марта. Название его происходит от слова комуадзæн, что означает «разговение», и полностью соответствует характеру праздника.
Такое смысловое совпадение представляет собой, по словам В. Ф. Миллера, следы раннего знакомства с христианством. С данным высказыванием нельзя не согласиться, тем более что среди рассмотренных выше праздников осетин четко прослеживается их христианская основа. Фактически корни этого праздника уходят гораздо глубже и связаны с древним культом умирающих и воскресающих божеств растительного мира, восходящих еще к эпохе Древнего Востока. Чисто земледельческий ритуал погибшего и ожившего духа хлебного поля был заменен церковными христианскими праздниками. Подробно эти вопросы были раскрыты известным исследователем магии и религии Дж. Фрэзером в его знаменитой книге «Золотая ветвь» (М., 1980).
Пасха празднуется в каждом селе по-своему. Как верно заметил Б. Каргиев, происходит это потому, что «одни испытали на себе воздействие русской христианской обрядности, другие - грузинской, а третьи следуют древним осетинским обычаям» (13, 1988, № 2, с. 103). Поэтому отмечу лишь наиболее характерные черты этого праздника. В ночь накануне Пасхи готовят продолговатый пирожок с сыром (гуыл) и варят яйца, а если в доме есть дети мужского пола, их кладут им в изголовье.
«Народ верит, что в эту ночь приедет Пасха на пегой лошади, заглянет в саклю через трубу и скажет: «Вставайте, разговейтесь, ешьте, угощайтесь, остатки пищи дайте моей лошади». Разговляться должны еще до рассвета. Едва начинает рассветать, хозяйка будит мальчика, в изголовье которого были положены пирог и яйца, и говорит: «Вставай скорее, была тут Пасха на хромой лошади. Она поела сыр твоего пирога, оставила тебе корки, съела желток яиц, оставила тебе только белки». Есть поверье, что если кто не разговеется до рассвета, то пост того не примет Бог; он должен ждать вечера того дня и тогда разговляться» (10, III, с. 72).
По словам Б. Т. Гатиева, невестки засветло шли за водой и молча с поспешностью возвращались домой. Считалось, что в первой почерпнутой в пасхальную ночь воде заключается божья милость. Крестообразно вливая воду в муку для праздничного теста, хозяйка шептала: «О водяные святые, чистые водяные девы и св. Пасха, наполните этот дом всеми благами мира, и кто почерпнул в лучший час воду, с тем сравните меня; о св. Пасха, чуреки да будут приятны тебе; о Чырысти! Все люди надеются на тебя, что ты в Дзенете дашь душам их места и ты, молю, надели бедных женщин частицами Дзенета» (10, III, с. 186).
Затем к старшему в доме подводят жертвенного ягненка, и с посвятительными словами он приносится в жертву. После приготовления пирогов и мяса семья собирается за столом, и старший в доме мужчина произносит молитвословие: «О Чиристи! Молим тебя, призри из своего Дзенета и пожалей нас; говорят, что ты в «необманчивом мире» раздаешь места душам тех людей, кои в здешнем соблюдали ради тебя пост: ты же ведаешь, что мое бедное семейство, не исключая и грудных ребят, постилось в угождение тебе, и да будет сладок тебе наш пост, устрой в раю места для настоящего и последующих поколений нашей фамилии.
О Барастыр! Слышали мы, что ты начальник мертвых, и если это справедливо, то да будет угодно и тебе настоящая наша жертва. Моли Чиристи, дабы он даровал нашим предкам в раю хорошие места и тем из нас, которые перейдут в неложный мир» (10, III, с. 186).
После семейного разговения начинались взаимные посещения и поздравления. Каждому посетителю подносили в первую очередь вареное яйцо, съев которое произносили: «Чырысти, мæ комы дард Дын барст фæуæд / Христос мой пост Тебе на пользу». Важно подчеркнуть, что подобные визиты в первую очередь наносили семьям, у которых в течение года кто-нибудь умер.
В этот день устраивалось и большое общинное торжество. С этой целью за ранее собирали деньги на жертвоприношение, подомно – зерно, солод на изготовление пива. Из собранных продуктов несколько семей, которым по очереди поручают ежегодные организации сельских пиршеств, в данном случае пасхальных, устраивали совместную трапезу, а молодежь в это время – разные игры, танцы и развлечения. Большой популярностью пользовались игры с пасхальными яйцами, в первую очередь это были тулæнтæм къуырццытæ. Яйцо издавна играло большую роль в весенних обрядах у многих древних народов. В языческий период его считали символом весны, источником жизни. Такое его значение» в учении христианской церкви приняло форму символа таинства воскресения, отсюда идет и освящение яиц, которое существовало уже в IV веке н. э.
Другая существенная черта Пасхи – многочисленные костры. Молодежь разжигала небольшие костры из хвороста и соломы и с целью увеселения устраивала прыжки через них. Жар (цæхæр) костров старались разнести по всему селу. Эти весенние костры якобы способствовали богатому урожаю и ограждали дом и домочадцев от демонических сил. Вероятно, мы сталкиваемся здесь с реминисценциями древних верований об оплодотворяющей способности огня и его влиянии на будущий урожай. Об этом говорит и использование соломы для весенних обрядовых костров.
Среди других малоизвестных пасхальных развлечений осетинской молодежи следует отметить устройство качелей – херы. В праздничный день сельская молодежь устраивала на площади танцы, продолжавшиеся до позднего вечера. Где-нибудь рядом устанавливали несколько качелей, на которых раскачивалась часть молодежи: девушки и дети, но раньше качались взрослые женщины и даже старухи. Считалось, что качание очищает человека от зла и делает его легким. Другим видом развлечений на Пасху было устройство подобия карусели – цъил, предназначенного также для молодежных увеселений. Молодежь квартала устанавливала деревянный столб, врыв его в землю. Верхушка его венчалась старым колесом, подвижно соединенным со столбом осью. К колесу прикреплялось несколько вожжей или толстых веревок с петлями на свободных концах для сидения. Желающие покружиться садились в петли и, отталкиваясь ногами от земли, приводили сей механизм в движение. Как правило, устройство этих каруселей сопровождалось соревнованием «чья карусель лучше / хуыздæр кæй цъил у».
В первый вечер после Пасхи отмечали сразу несколько праздников. В том числе - Зæрин ноных, в Хилакском ущелье, у стен одноименной церквушки. Жители соседнего Уалладжира, особенно Касабиевы, Урумовы, Пагаевы и Созаевы, отмечали праздник, посвященный Тхосту – всесильному ангелу-хранителю, противнику всех врагов-насильников. Широко известны празднества святилища Хуыцауы дзуар, что в с. Лац в Куртатии. Как было отмечено выше, этот святой был патроном плодородия и чадородия. На свадьбах к нему обращались со словами: «О Хуыцау-дзуар! Ныне и присно предстоишь ты перед Богом - просим тебя: моли Его, дабы Он даровал этой невестке и ее мужу благодать и помощь свою и обратил сердца их друг к другу так, чтобы они никогда не были огорчены друг другом» (10, III, с. 165).
В этот день устраивали пышное застолье всей общины. Молодежь танцевала до позднего вечера. Здесь же разыгрывались сценки народного театра ряженых. Лучшие наездники устраивали джигитовку. Парень или девушка, отличившиеся своим мастерством и искусством, высоко чтились во всей округе. Это и понятно, ведь речь идет о празднике, посвященном покровителю жизненной силы.
В других местах этот праздник справлялся в иные сроки. Однако в соседнем Даргавском обществе именно в пасхальный четверг на «большом ныхасе» собирались мужчины, чтобы выбрать жертвенное животное для Хуыцауы дзуар. Жребий бросали на два квартала, а было их в с. Даргавс всего двенадцать. Жребий тянул один из жрецов – дзуарылæг. Сам праздник справляли спустя ровно месяц со дня Уацилла. В других районах Осетии праздник в честь этого божества отмечали осенью в первое воскресенье после Майрæмыкуадзæн – Успения Богоматери.
В этот же день проводился еще один праздник, связанный с социализацией детей. По исполнении мальчику трех лет родителями его устраивался праздник Цæуæггаг. К этому дню мальчику готовили комплект одежды, включавший в себя все атрибуты мужского праздничного костюма, вплоть до бутафорского оружия. В сопровождении старших празднично одетых мальчиков его отправляли к святилищу Тхосты дзуар, расположенному у с. Цмити в Куртатии. Туда же собиралось множество людей, желавших присутствовать на обряде прощания детей с покровителем женщин, чадородия и перехода их под покровительство другого святого, имя которого означает «сильный / знаменитый / громкий / славный» (5, т. Ill, с. 346).
В руках каждого из посвящаемых была деревянная стрела, украшенная многочисленными, по возможности шелковыми, ленточками. У святилища старейшина общины произносил молитву в честь новых членов данного общества, в которой подчеркивалось, что посвящаемые уже достаточно крепки и смогли самостоятельно прийти к святому патрону. В молитве содержались также пожелания мальчикам быть достойными младшими для своих старших. После молебна с посвящаемых торжественно снимали головные уборы и подвергали их обрядовому бритью голов (згъар даст). Затем мальчики подносили принесенные стрелы святилищу в качестве свое¬образных культовых даров (архъун). После этих процедур малыши считались полноправными членами сельской общины. С этого момента им позволялось посещение общественных мероприятий, проводимых в селе.
Праздник Цæуæггаг в наиболее полной форме известен преимущественно в календарной и семейной обрядности жителей Куртатии. Но еще сто лет назад он был широко известен. «Во многих местах родители в этот день приводят малолетних детей в молельни и просят дзуаров покровительствовать приведенным детям. Специально для этих детей откармливались и потом закалывались бараны и готовилось пиво. В великий четверг собирали сельчан к молитве за детей и потом угощали» (10, III, с. 72).
Чрезвычайно интересны сведения о другом празднике весеннего календарного цикла, отмечаемого в следующее после Пасхи воскресенье. Имеется в виду праздник Бæлдæрæн, во время которого, по поверьям осетин, происходило оплодотворение всей природы. В связи с этим и человек должен был целый день бодрствовать и веселиться, строго запрещалось в этот праздник заснуть днем. Тем самым в день оживления природы и человек должен был быть активным. Веселье напоминало праздник Хуыцауы дзуар.
Празднество касалось всей общины, и поэтому святому посвящалось коллективное жертвоприношение быка – нывонд / хаст гал и барана – фыр. В день праздника быка, украшенного разноцветными ленточками, вели к святилищу, где он, по ритуалу, приносился в жертву. Подобное украшение и почтительное отношение к жертвенному быку связано с его функциональной двойственностью. С одной стороны, это производитель, воплощающий в себе производительные силы природы, а с другой – это всего лишь пища для празднующих.
Принесенный в жертву, он своей смертью и пролитой кровью символизирует утоление жажды земли, которая оживится с новой силой. Он является как бы предвестником будущего урожая Не случайно в традиционном осетинском быту сохранилось вплоть до начала XX столетия гадание на лопатке быка или барана (уæны фæрсын) о видах на урожай, природные явления и личное благополучие, а само жертвенное животное, в частности бык, получило свое второе название - уæныг, производное с уæн- «лопатка».
Понедельник новой недели, известной в христианстве под названием миной недели, был посвящен святому Аларды/ Алаурди. Помимо этой даты, в различных районах Осетии отмечали и поклонялись этому святому и в другое время года. Вероятно, мы сталкиваемся с отражением конкретных фактов проявления этого грозного культа, связанного с ритуалом очищения от эпидемий. Многочисленные инфекционные заболевания, и в первую очередь оспа – сырх дзуар, были в прошлом настоящим бедствием для населения.
Чтобы уберечься от этого, по всей Осетии возникло множество святилищ, ему предназначенных. Поэтому в каждом месте, в зависимости от конкретных фактов избавления от гнева Аларды, и отмечали данное торжество. Этим же объясняются разные сроки празднования – день, три дня, три недели и даже месяц. В с. Згид «в честь дзуара построена неизвестно когда часовня. Около часовни сельчане выстроили шалаши, и здесь целый месяц днем и ночью справляли празднество, переходя из шалаша в шалаш», – писал анонимный автор. «В честь Аларды сложена песнь религиозного характера с припевом «табу Аларды» (табу – значит «слава», «честь», «хвала»), при этом его называют «красным» в смысле «прекрасный», «златокрылым», «золотым» и прочее. Святой Аларды считается покровителем детей и женщин, поэтому как всякая замужняя женщина, так и девица стараются побывать у часовни святого Аларды, помолиться и испросить благословение и милость для себя и своих
детей, настоящих или будущих; при этом всякая богомолка приносит в дар
какую-либо серебряную монету с шелковыми нитками и куском ваты» (10, I,
с. 259).
Как показали изыскания В.И. Абаева, название этого божества связано с названием местности Алаверды в Грузии с древним и очень почитавшимся храмом Иоанна Крестителя. В ряде мест Осетии празднование Аларды совпадало с днем Иоанна Крестителя, который в христианской народной традиции считался святым целителем. Именно на него были перенесены черты древнего божества, одновременно и покровительствующего и исцеляющего (5, т. I, с. 43-44). Во вторник устраивается праздник Фæлвæрайы æхсæв, посвященный по¬дателю мелкого рогатого скота фосдæттæг Фæлвæра. С этим божеством в осетинском календаре связаны два праздника. Первый - во вторник после пасхальной недели, а второй – в конце лета, перед стрижкой овец. День хрис¬тианских святых Флора и Лавра, считавшихся покровителями домашнего скота, тоже отмечается 18 августа.
По словам профессора В. И. Абаева, в дохристианской религии алан-осетин было пастушеское божество, чей праздник отмечался весной. После, в процес¬се христианизации, он получил новое имя в честь канонического святого, и получилось так, будто было два Фæлвæра – первый в Фомину неделю, а второй в августе-сентябре, перед началом стрижки овец (5, т. I, с. 442).
В недавнем прошлом считалось, что «до этого праздника никто не осмеливается подносить к огню молоко, сыр или сыворотку. Вечером, заколов барана, так называемую голову скота – первого родившегося в текущем году в стаде, готовят дзыкка – кушанье, делаемое из одного сыра. К этому же вечеру бывают заготовлены напитки. В этот праздник молятся Фалвара, чтобы он даровал домохозяевам много хорошей скотины. В дни Фалвара из всего молока, какое имеется в доме, делается один сыр, в который для приметы втыкают мальчик, и посвящают этот сыр св. Аларды» (10, III, с. 72). Замечу, что жертвоприношение совершалось именно в загоне для скота. В дни этого праздника каждая семья делала подношение пастуху. Из собранных продуктовых подношений готовили вощения, и в первую очередь топленый сыр – дзыкка. На такое застолье пастухов никто из посторонних людей не допускался.
В субботу этой же недели, или спустя две недели после Пасхи, отмечали еще один праздник - Касутæ. Это был веселый весенний праздник, связанный с плодородием. К этому дню готовили общественное пиршество по общепринятому механизму. Подворно собирали солод для праздничного пива, приносили по три пирога от семьи, а жертвенное животное выделял устроитель праздника в текущем году. Во время ритуальной трапезы намечали устроителя праздника в будущем году. Публично ему передавали бокал (нуазæн), ритуальный пирог (чъири) и кусок отварного мяса (сгуы). Это было свидетельством того, что праздник будет продолжен.
Одновременно в домах каждая семья варила различные виды каши, которые с ритуальными пирогами и пивом носили на засеянные поля и к водным источникам. Девушки и молодые невестки собирались группами у воды, где устраивали женские трапезы, игры и развлечения. Из мужчин присутствовали только те, кто был задействован во время свадьбы той или иной молодухи. Это были шаферы, дружки и другие (къухылхæцæг, æмдзуарджын/ уочыл, хызисæг). Каждая невестка приносила воды, а самая старшая из присутствовавших женщин благословляла их:
«Донычызджыты хорзæх уæ уæд!
Донарæхæн – уæ цард!
Донбеттыры фæдзæхст ут алы ран дæр.
Уæ сæрыхицæуттимæ цардæй бафсæдут.
Хорз цот уын рацæуæд.
Абонæй фæстæмæ уын донмæ цæуыны бар ис.
Æмæ уыцы хæс хорзæй æххæст кæнут».
Основной темой славословий были пожелания невесткам детей мужского пола, плодородия полей и благосклонности горных вод для благополучия и безопасности человека и урожая (13, 1988, № 2, с. 104). Каждая из невесток подносила деревянную чашу (хъæдын къус) с водой своей свекрови. После этого ритуального действа устраивались небольшие раздельные трапезы старших и младших женщин. Все это сопровождалось весельем и танцами, которые длились до вечера. После этого праздника молодым женщинам разрешалось ходить за водой.
Интересно, что название этого праздника, когда молодух водят к реке, тесно связано с названием высокочтимого в Грузии храма Квашвети, посвященного Богоматери (5, т. I, с. 573). Со своей стороны, обращаю внимание, что грузинский весенний праздник первой борозды называется Кашатоба. Как можно убедиться, в данном цикле праздников определенное место занимают торжества, связанные с христианскими праздниками или известными храмами. Часть их имеет грузинское происхождение.
Таких фактов собирается достаточное количество. В частности, на следующей неделе в воскресенье в некоторых селениях Центральной Осетии отмечали праздник в честь Таранджелос. По другим сведениям, празднество отмечают летом, накануне сенокоса. В данном случае обращаю внимание, что название божества и одноименных святилищ, расположенных в Мамисонском, Трусовском и Урстуальском ущельях, имеет грузинское же происхождение от «Мтавар – Ангелози», дословно означающее «Повелитель ангелов /Архангел» (5, т. II, с. 231). Интересно, что с этим названием связано предание о том, что Бог, узнав о гибели нартовского героя Батраза, проронил три слезинки. Одна из них стала святилищем Таранджелос, другая - Мыкалгабыр, а третья – Реком (7, I, с. 26).
Празднование в честь Мыкалгабыр / Микалгабур особенно чтилось среди жителей Уалладжиркома и в ряде мест в ущельях рек Стыр Леуахи и Джорджоры. По словам В. Ф. Миллера, «празднество продолжается от 9 мая до 23, причем пируют в нарочно устроенных близ молельни саклях, из которых в каждой помещается по четыре семейства. Каждые четыре семьи режут одного быка» (7, II, с. 276).
По материалам Елбасдуко Гутнова, праздник в честь Мыкалгабыр отмечался четыре раза в году по четвергам. В изданном им календаре на 1925 год они годятся на Фыды комбæттæн, Куадзæн, четверг перед Кæрдæгхæссæн и Ьоргуыба. По сведениям наших современников, празднование дня этого святого относится к последней неделе сентября. Данный разброс мнений можно объяснить его высоким почитанием. Ни одно застолье не обходится без специального молитвословия во славу Мыкалгабыр и его изобильных щедрот. У стен его святилищ всегда устраивали примирение враждующих сторон, прекращали кровопролития.
Нет сомнения, что данный святой имеет тесную связь с христианством. Об свидетельствует не только нартовское сказание о гибели Батраза, но и другие факты. Наиболее известные святилища представляют собой, по словам В.Ф. Миллера, места, «освященные древней христианской святыней, – развалины старых церквей. В культе таких дзуаров сохранились многие черты древнехристианского культа» (7, II, с. 255). Об этом свидетельствует и само название божества и посвященных ему святилищ. В нем мы имеем сращение имен христианских святых – архангелов Михаила и Гавриила. Причем опять в грузинской версии – «Микэл-Габриэли».
Торжества по случаю этого праздника продолжались две недели, из которых более значимыми были начало и конец. Причем завершение приходилось на четверг перед праздником Кæрдæгхæссæн, соответствовавший православной Св. Троице, в самом конце мая. То есть окончание праздника переходило в другое, тесно с ним связанное торжество в честь Рекома. Однако, чтобы не нарушать хронологическую последовательность, отметим еще два важных весенних праздника. Речь пойдет об осетинских праздниках – св. Николая и Вознесения Господня, оба они предшествуют дням Рекома и Святой Троицы. Во второй понедельник мая жители западной Осетии отмечают праздник Хуарз Никколæ. Под этим именем в осетинском пантеоне выступает св. Николай Чудотворец. Интересно, что в христианском календаре торжества святителя и чудотворца Николая приходятся на 9 мая (22.5 по нов. ст.). В этот день в 1087 году его мощи были перенесены из Мир Ликийских в Бари. Осетинское празднование во славу св. Николая имеет выраженную аграрную направленность. Об этом свидетельствуют общинный характер и выпечка ритуального большого пирога, который делился по числу домохозяев села или поквартально. В контексте обрядов плодородия широко использовали окропление земли пивом, молоком, готовили ритуальную пищу из сыра – дзыкка. Интересно, что и в христианстве св. Николай среди своих многочисленных функций считался покровителем плодородия. Праздник отмечался в два приема и охватывал несколько дней. Мои московские коллеги, этнологи В. Н. Басилов и ныне покойный В. П. Кобычев, написали прекрасное исследование всего праздничного ритуала (14, с. 131-154). Более того, весь праздник с мельчайшими подробностями был заснят на кинопленку. К сожалению, этот цветной красочный и по визуальной этнологии для жителей Осетии остался неизвестным.
В четверг шестой недели после Пасхи осетины отмечают Зæрдæвæрæн / Зæлдæвæрæн. Это один из весенних поминальных праздников, приуроченный к христианскому празднику Вознесения. Осетинское название праздника и его содержание издавна привлекали к себе внимание. По объяснениям анонимного автора, опубликованным в 1900 году, «Вознесение называется у осетин зардаваран, что значит «день, когда кладут сердце», а другой смысл – обещание. Древние христиане понимали этот праздник, соединяя его с последним смыслом, а именно: как обещание Христа послать святого духа, но осетины со временем забыли будто бы этот христианский смысл праздника и приняли в первом, буквальном значении.
По буквальному же смыслу названия осетины с этим днем соединили поминовение умерших. Обыкновенно в этот день принято отделывать могилы недавно умерших, обсаживать их цветами, обкладывать их дерном, строить склепы и памятники, и при этом в каждом доме, где был покойник за предыдущий год, режется животное, по преимуществу барашек, и сердце его закладывается в могилу умершего с особыми молитвами». Алмахсит Кануков по этому поводу писал, что зарывают «сердце зарезанного животного, живую рыбу, некоторые же добавляют еще ногу зарезанного животного» (10,1, с. 260; III, с. 73).
Как видно из приведенных отрывков, сто лет тому назад реальный смысл этого календарного праздника был несколько переиначен. Все дело в том, что дигорская диалектная форма содержит в себе слово зæлдæ - «молодая трава/ дерн». Некоторые стороны ритуальных действ в этот день связаны именно с украшением могил зеленью. Название праздника, следовательно, означало «день укладки дерна на могилах». Со временем, достаточно давно, зæлд / дерн было заменено словом зæрдзе / сердце и праздник стал пониматься не как день укладывания дерна, а как день обещания – от зæрдæ æвæрын (5, т. IV, с. 302). С этим связаны и последующие объяснения информаторов о том, что тем самым родичи якобы свидетельствуют, что помнят о своем умершем члене семьи.
Из всего сказанного вытекает вывод о необходимости тщательного анализа ритуальной обрядности. Этот факт позволит части осетин, придерживающихся некоторых сторон традиционно-бытовой культуры, избегать ложных действ, обусловленных ошибочными интерпретациями. Хотя данная «ошибка» практикуется, если судить по нашим источникам, ровно сто лет.
Как было сказано выше, в четверг перед Кæрдæгхæссæн / Св. Троицей отмечался праздник, посвященный Мыкалгабыр. По оценке исследователей осетинских древностей, эти торжества были тесно связаны с празднованием популярного в Осетии святилища Реком. Действительно, в субботу накануне Кæрдæгхæссæн отмечался праздник этой святыни, продолжавшийся целую неделю. В данном случае важно начало празднования в субботу, которое фактически совпадало с другим значительным праздником православного календаря.
То, что праздники трех известных святилищ Таранджелос, Мыкалгабыр и Реком идут чередом в цикле весенних торжеств, говорит об их реальной взаимосвязи, отмеченной и в фольклоре. Одно из первых упоминаний о Рекоме относится к 18 июля 1780 года. Оно содержится в донесении астраханскому епископу. В нем говорится, что в с. Цей «во имя святые Троицы деревянная церковь построена из красного дерева, называемого негниющим. В сей церкви есть стенное писание и несколько образов, у которых видны подписи грузинскими литерами».
Изложенные свидетельства позволяют предполагать, что святилище Реком изначально было посвящено Троице, или Пятидесятнице. Празднование популярного в Осетии святого дня Реком в селах Куртатии и Тагаурии также соотносится с праздником Кæрдæгхæссæн. Встречающееся в кавказоведческой литературе категорическое мнение о том, что святилище Реком в Цейском ущелье посвящено «популярнейшему божеству Уастырджи», по всей вероятности, является позднейшим переосмыслением. Тем более что празднование в честь Уастырджи в осетинском календаре однозначно соотносится с концом ноября.
В воскресенье седьмой недели, или спустя 50 дней после Пасхи, отмечали Кæрдæгхæссæн. К этому дню заранее готовились. В доме приносился в жертву барашек, выпекали пироги с начинкой из сыра и зелени (цæхæраджын/ дзæхæ рагун). Ритуальная пища сопровождалась молитвословием о хорошем урожае. В этот день «девушки и парни отправляются к реке или на нивы с тремя пирогами. Здесь, помолившись, они целый день веселятся и к вечеру в тарелку, в которой лежали три пирога, набираются вода и травы и приносятся домой. Существует поверье, что тот, кто будет работать в этот день, навлечет сильный дождь или град» (10, III, с. 73).
Тот факт, что праздник характеризуется сбором разной зелени, которую вбрасывают в помещении и на дворе, а также календарное совпадение с христианской Троицей, предполагает их тесную связь. Ведь при праздновании Св. Троицы «принято украшать храм и свои жилища древесными ветвями и цветами... Украшение храмов и жилищ в этот день зеленью и цветами бывает, во-первых, исповеданием зиждительной силы Животворящего Духа, а во-вторых – должным посвящением Ему начатков весны» (11, с. 689).
Праздник Кæрдæгхæссæн символизирует окончание весенне-полевых работ, когда земля покрывается травой, а деревья листвой. Все свидетельствовало о том, что проведение полевых работ позади, и народ в своих молитвах испрашивал хороший урожай. Аграрный календарь после этого предполагал лишь праздники, связанные с охраной посевов и сбором урожая. Иными словами говоря, данный праздник завершал весенний цикл народного календаря.

(продолжение следует)