К 65-летию Великой Победы
Любовь Нарикаева, 1923 г.р., ветеран Великой Отечественной войны:
Война началась на следующий день после того, как я успешно сдала переходный экзамен и перешла в 10 класс.
Я родилась в Тбилиси. У нас был собственный дом, который строил мой отец. Дома был большой черный репродуктор. Я пришла домой, и тут началось выступление Молотова, который тогда был Министром иностранных дел СССР, он объявил, что в 4 часа утра без предупреждения Германии напала на нашу страну. Вот так мне стало известно, что началась война.
Я выскочила, крича: «Мама, мама, началась война!» Она испугалась: «Какая война, что за война?!» Я говорю: «Германия напала на нас». Еще кое-кто из соседей слышал. Все соседи узнали, что война началась.
Если бы Вы видели, какие удрученные все были! У всех женщин – у кого муж, у кого брат, у кого сын, у кого – несколько сыновей, и все понимали, что надо будет попрощаться с ними. У меня брат в Баку (Азербайджан) работал в КГБ, и мы узнали, что его тоже заберут, а у старшей дочери моей сестры муж жил в Курта (Южная Осетия), и в то время они работали в Кватетри (Южная Осетия), он был заведующим районным отделом народного образования, а она - педагогом, и у них была 11-месячная девочка, за него тоже забеспокоились.
Город на город не был похож, он был тот же, но – мертвый, шума не слышно людского. Единственное, что было слышно – все репродукторы работали, и со всех сторон только и были слышны слышались патриотические песни того времени - «Каховка», «Тачанка», «У озера Хасан». Я посмотрела на людей, они идут убитые, как будто с дальней дороги, убитые горем, знали уже, что эта война хорошего ничего не даст.
Гонцы ходили по улицам и разносили повестки. Но многие и без этих повесток пришли в военкомат, чтобы их направили на фронт. Я с подругой пошла в город, чтобы посмотреть, что там происходит, и мы увидели медсестер в военной форме. Мне не было еще 17 лет, для нашего возраста - это была романтика: война и девушки служат, и ты хочешь пойти на фронт.
Мы пошли в горком комсомола, пришли туда и что мы видим: огромную толпу молодых людей у здания райкома комсомола. Пробраться к дверям невозможно было. Там было очень много добровольцев - и ребят, и девушек. В то время мы приходили в школах военное дело, (тогда еще называлось не «начальная военная подготовка», а «военное дело»), и много чего мы уже знали. Долго мы там стояли, но не смогли пробраться к дверям. Ну, тогда я подруге сказала, чтобы мы пошли в военкомат. Побежали в военкомат. А мама ничего не знала, если бы мама узнала, разве она бы меня пустила? Ни одна мать не хочет, чтобы ее ребенок ушел на войну.
И долго мы стояли там. Наконец, к вечеру, где-то к пяти часам достигли своей цели – прошли туда. «И что вы хотите», - спросили нас. Мы сказали, что хотим тоже чем-нибудь быть полезны Родине. «А кто вы такие, чем вы занимаетесь?», Я сказала, что школьница. Они сказали, чтобы я вернулась обратно домой и закончила пока учебу, а когда понадобится ваша помощь, мы вас позовем. Одним словом, нас выпроводили. Мы ушли. Я продолжила учебу в школе с сентября, но все лето мы были вынуждены учиться светомаскировке. Я помню, немцы быстро продвигались на восток, самолеты пролетали все время, но не бомбили, потому что они были уверены, что победят. И не хотели, ничего себе навредить, для будущего. По ночам мы дежурили по три человека, ходили по улицам, чтобы нигде ничего не случилось. Все лето мы так дежурили.
Первого сентября начались занятия, но тогда уже сделали трехсменку, старшеклассники 9 и 10 классы вечером в пять часов начинали учиться и поздно вечером возвращались домой, окна закрывали черной толстой бумагой, и бывало очень жарко, вот так и учились.
Проучилась я, одним словом до 1942 года, пока к нам не зашли на урок наш военрук и завуч. И завуч объявил: «А ну-ка встаньте, рожденные до 1923 года включительно». Мы встали, нас оказалось четверо. Были еще там нашего возраста, но они были гречанки, и их нельзя было брать. Забрали нас в военкомат, а мы идем и смеемся, мы тоже понадобились где-то, шутим, что пока мы на фронт не прибудем, то Гитлера никто без нас не победит. Пришли в военкомат, а там огромная медицинская комиссия, все врачи всех медицинских профилей. Прошли всю комиссию, и признали нас годными.
В пять часов нас освободили, и дали нам справку, что завтра мы в восемь часов утра должны быть во дворе военкомата. С собой мы должны взять две пары белья и на три дня продукты питания. Мы разошлись. Я пришла домой и сразу отнесла книги своей подруги. Обратно возвращаюсь домой, и папа в то время пришел и спросил меня: «Что происходит?». Я ему сказала, что меня вызвали в военкомат и забирают на фронт. Он помрачнел, долго молчал и потом сказал: «Ну, что ж, дочка, значит так надо».
Утром мы пошли в военкомат. Меня провожали тетя, сестра, а папа был на работе, он мне сказал, что придет ко мне. Собрались возле военкомата и под музыку духового оркестра мы выдвинулись. Пришли на стадион, а оттуда - на вокзал. Прибыл Бакинский поезд, и мы уехали. На следующий день в 12 часов утра мы были уже в Баку. Оттуда нас отправили в полк, он находился дальше от города. В полку нас отвели в парикмахерскую, всех постригли «под мальчишку» и отвели в полковую казарму.
Так началась наша служба. Обучали нас связному делу. Через месяц, когда нас подготовили, распредели нас по подразделениям. Я с подругой Тархановой Женей попала в Первую прожекторную роту. Через месяц меня перевели в другое место. Привели меня в 184 прожекторную станцию, и сказали командиру этой станции: «Вот вам связистка, но научите ее прожекторному делу».
До нашего приезда вся Бакинская армия состояла из мужчин. Они еще прослужили три-четыре месяца, чтобы обучить нас своему мастерству, а потом по одному, по два исчезли: их забирали на фронт. Мы остались одни, и только двое мужчин –командир прожекторной точки и старшина по связи, остальные все девушки. Стали меня обучать прожекторному делу. Очень быстро я все усвоила. На прожекторе работают двое, первый номер и второй, я считалась вторым номером. Первый номер считался заместителем начальника станции, а второй номер рядовой – он следил за работой лампы прожектора. Это была очень серьезная работа, если не досмотришь, можешь отражатель испортить, лампа, когда горит, там угли горят длинные - положительные и отрицательные. Там надо следить за расстоянием, и если не доследишь до расстояния, там может отломаться кусок от угля и может сломать отражатель. Нас предупредили очень строго: это карается законом, судить будут того, при чьем дежурстве это сломается. При мне это случилось. Из военного округа из штаба приехали, комиссии приехали. И они доказали, что уголь был некачественным, и это меня спасло. Вот так я служила. Пока на одной станции работала, потом на другой. Полтора года я была рядовым солдатам-прожектористом, потом первым номером. Работа первого номера заключалась в следующем: он производит поиски, ров такой круглый вокруг прожектора ходит и производит поиски. А их там семь таких поисков, это очень трудно. Там на прожекторе внизу есть шкала, ты так должна была обработать все свои движения, чтобы стрелка на шкале всегда занимала свое место.
С утра до вечера мы тренировались, чтобы точно отработать. У нас бывали тревоги учебные и боевые. Эти боевые тревоги были очень трудными, но я никогда не опаздывала. Тревога была так часто, что никто не знал, в какое время еще будет. В 1942 году все время прилетали немецкие самолеты, но нас не бомбили. Прилетали они для разведки и чтобы наводить страх.
Первую благодарность я получила на этой прожекторной станции. Еду готовили по-очереди. Кто заступал готовить еду, он утром полпятого вставал, а по утрам туман такой был, что не видишь дороги, надо пройти семь километров, прийти на ротную базу и получить у старшины продукты, вернуться, и к подъему личного состава завтрак должен быть готов. А готовили мы на столько дней, насколько дней давали продукты. В бидоне давали растительное масло и продукты в вещмешке, и это все надо было нести семь километров.
Проработала я так три дня. Через три дня сержант Устинов нам сказал, чтобы мы построились, а строились мы перед столовой. Построились. «Красноармеец Нарикаева, выйти из строя». Я выхожу, но не знаю зачем. И он объявляет: «За вкусное приготовление пищи, объявляю благодарность». Я отвечаю: «Служу Советскому Союзу!».
Через полтора года меня направили на командирские курсы. Сорок дней нас обучали, а потом меня поставили начальником прожекторной станции четвертой роты. Я уже сама командовала. Началась война с Японией. Помню, 513 пулеметный полк сформировали из девушек. Обучили и послали на границу с Японией. Затем нас, прожектористов, готовили. Мы должны были поехать туда на границу. Опять нас на курсы послали, пятидесятидневные курсы, осталась одна неделя и война закончилась. Это было в два часа ночи, когда мы об этом узнали.
Это было так. Ночью, когда мы спали, наш старшина объявил тревогу и сказал, чтобы все построились. «Товарищи, война закончилась!» Все побежали и повисли на нем, от радости кто хохотал, кто кричал «Ура!», одним словом, кто как мог, выражал радость. Утром нас вызвали в батальон, поздравили друг друга, и на следующий день нас распустили по подразделениям.
После Великой Отечественной войны я вышла замуж в Цхинвал.
