Констатации. Сегодня все наблюдатели ситуации в Грузии единодушны во мнении о том, что итоги парламентских выборов, т. е. победа «Грузинской мечты» Бидзины Иванишвили, означает начало конца режима Михаила Саакашвили. Соглашусь с этим и я – да, кровавый режим, запятнавший себя и историю Грузии геноцидной агрессией против Южной Осетии и убийствами российских военнослужащих-миротворцев в августе 2008 года, уходит в прошлое.
При этом в российских комментариях, по сумме ощущений, отчётливо читается некое облегчение – вот, мол, наконец-то меняется грузинская власть со столь раздражающим российское руководство президентом – и нескрываемая эйфория по поводу открывающихся радужных перспектив. «Время пить боржоми!»
Между тем, если посмотреть на ситуацию чисто констатационно, то речь идёт не более чем о смене одного проамериканского режима другим проамериканским режимом. Ни одна сколь-нибудь существенная позиция, обозначенная предыдущим режимом, не удалена новой властью с политической повестки дня – не говоря уже об осуждении. Слышатся оптимистические речи о том, что поначалу так оно и должно быть, по логике внутриполитического процесса в Грузии, а вот когда новая власть укрепится, то начнёт-де принципиальный поворот грузинской политики. Да, и мне хочется в это верить, что и говорить: ведь жить рядом с порядочным, дружелюбным и ответственным соседом для любого нормального человека предпочтительнее, чем с опасным непредсказуемым ублюдком. Но…
Но ведь никуда не делась исторически длительная и чрезвычайно сильная традиция грузинского национализма (а точнее, нацизма) – то, от чего, как от чумы, всеми силами спасались и осетины, и абхазы. Никуда не делась политико-управленческая элита, рассматривающая другие народы Грузии исключительно в сервильной оптике. Никуда не делась интеллигенция, в том числе профессура, питающая ядом национальной исключительности новые поколения грузин. И многие в Южной Осетии указывают, что и М. Саакашвили тоже в общем-то никуда не делся.
Поэтому понятно, что в Цхинвале начавшуюся смену власти в Грузии воспринимают, мягко говоря, противоречиво. И есть хорошо различимое напряжение – не примется ли Россия ради скорейшей геополитической лояльности Грузии понемножечку-полегонечку сдавать Южную Осетию? Ведь мы лучше всех знаем о том, что в Грузии в обозримом будущем не признают правоты южных осетин, не признают того, что они – мы – живём на своей исторической родине. Мы знаем и о силе грузинского лобби в Москве, способного продавить практически любое решение, и в Южной Осетии опасаются, что коррупция «вокруг» Кремля может опять почти губительно повлиять на судьбу народа, с огромными жертвами вырвавшегося из-под грузинского господства.
Гурам, удачи! Конечно, нельзя не видеть серьёзного обновления кабинета министров Грузии. Пожалуй, для меня присутствие в грузинской власти отдельных хорошо знакомых мне людей – наиболее значимый фактор надежды на возможность действительных (сущностных) перемен в грузинской политике; пока, увы, не более чем надежды. При этом все мы понимаем, что всё же особое значение имеют личности силовых начальников. В этой кардинально важной сфере деятельности государства уже ближайшие месяцы многое покажут о природе новой грузинской власти. Опять же, в Южной Осетии не забывают о публичных списках осетин, подлежащих тюрьме либо ликвидации, начиная с президента Эдуарда Кокойты; хочется верить, что у новой власти не возникнет не только новых таких списков, но и самой мысли о них.
Хочется надеяться, что не будет больше снайперской стрельбы по мирным гражданам каждые сорок дней – чтобы южные осетины не вылезали из непрерывных похорон. Что не будет взрывчатки в баллонах с вином – напитком практически сакральным в здешних краях. Что осетин перестанут хватать и они не станут бессрочно гнить в грузинских тюрьмах или бесследно исчезать.
Что же касается личностей, то об одном человеке мне, именно по-человечески, приятно здесь вспомнить. Это Гурам Одишария. Мы познакомились около десяти лет назад на одном из международных мероприятий, и когда заговорили о литературе (а он – талантливый и признанный писатель), то обнаружилась любопытная и очень показательная параллель между нами. Дело в том, что в одном из своих рассказов (хотя я не могу назвать себя писателем, конечно) я описал ситуацию с цхинвальским городским сумасшедшим, действиями которого была на целый день остановлена стрельба в Цхинвале, наполовину захваченном грузинскими формированиями в январе 1991 года, и никаких межнациональных конфликтов у него с другим сумасшедшим никогда не наблюдалось. Оказывается, у Гурама тоже есть рассказ о сухумских сумасшедших – тоже разных национальностей, и он тоже с присущей ему грустноватой иронией отмечал, что конфликтов у них отнюдь не наблюдалось.
Только культура, основанная на общих религиозно-этических началах, может быть единственно надёжным фундаментом трудного и долгого, но абсолютно необходимого процесса восстановления нормальных отношений между грузинским и осетинским народами. Господину Одишария, в добрых намерениях которого у меня нет сомнений, надо будет продумать концептуальную конструкцию грядущих контактов между представителями наших народов, выработать теорию этой работы – теорию достаточно безумную, чтобы стать истиной новой страницы истории грузин и осетин. Удачи, Гурам!
Прагматизм. Россия на самом деле всегда вела себя с Грузией крайне осторожно, я бы даже сказал, предупредительно. Парадоксально звучит на фоне недавних боевых действий, не так ли? И тем не менее. В лихие девяностые Россия дважды оставляла Южную Осетию без физической защиты от агрессии грузинских национал-экстремистов, пытаясь остановить отдаление Грузии и превращение её в антироссийский плацдарм на Южном Кавказе. В начале двухтысячных, надеясь сохранить минимально приемлемые отношения с режимом М. Саакашвили, Россия помогла решить вопрос с Аджарией в пользу центральной грузинской власти. Аналогичные манёвры велись и вокруг Абхазии.
Ничего хорошего из этого в конечном счёте не вышло.
Сейчас в высшем российском руководстве, судя по всему, состоялась смена парадигмы политики на закавказском направлении, и в первую очередь по Грузии. Москву часто упрекают в невнятности или даже отсутствии политической воли, но на самом-то деле это не так. Видимо, в текущий период можно ожидать приоритета политического прагматизма, выстраивания более реалистичных отношений между Россией и Грузией, уже мало зависящих от ситуативных групповых интересов в российском руководстве.
Многие наблюдатели в Цхинвале при этом склонны видеть в смене режима в Грузии и проявление определённого закрытого контекста взаимоотношений России и Америки; если угодно, можно назвать это и конспирологическим подходом. По этой версии, речь идёт о договорённостях между действующими лидерами России и Соединённых Штатов, один из которых вполне устойчив и может даже позволить себе пиар-либеральные экивоки с Машей Гессен (помнят её и в Южной Осетии, между прочим), а другому приходится решать весьма сложную задачу сохранения власти на второй президентский срок. Впрочем, конспирология – она и есть конспирология.
Со своей стороны, повторю, неоднократно высказываемое убеждение в том, что элементарные интересы физического выживания, не всегда осознаваемые даже в тех или иных элитных группах, в любом случае пробьют себе дорогу в российско-американских отношениях на высшем уровне и обусловят необходимое согласование общечеловеческих стратегий. Потому что иначе – глобальная катастрофа с поистине необратимыми итогами.
Так что похоже на то, что Грузия в этом контексте – один из участков, по которому принято решение о понижении напряжённости вплоть до нуля.
Необходимость оптимизма. Что сейчас хуже всего в грузино-югоосетинских отношениях? Пожалуй, угроза грузинского реваншизма. Подпишет ли Б. Иванишвили обязывающий документ о неприменении силы в грузино-югоосетинских? Боюсь, что нет. Новая власть не откажется от идеологемы «возвращения оккупированных территорий», это положение вещей просматривается до самого горизонта исторического видения. Следовательно, потенциал конфликта, по большому счёту, особого ущерба пока не потерпел.
Показательна в этом отношении конференция «Национальная идея и государственная политика», состоявшаяся в Цхинвале 25 – 26 сентября с. г. На ней рассматривались несколько ключевых проблем национального развития, но именно проблема воссоединения осетин в составе России вызвала острые дискуссии и огромный резонанс в обществе. Мне звонил Мурат Гукемухов из «Эха Кавказа» и с удивлением спрашивал, что это так зацепило людей? «Зацепило» то, что на фоне абсолютного большинства (85 – 90% по различным опросам), выступающего за воссоединение осетин, обнаружилась небольшая, но чрезвычайно активная группа сторонников сохранения независимости Южной Осетии. Аргумент у них, по сути, единственный: «Не для того мы боролись за признание республики, чтобы сейчас сразу отказаться от своей государственности». Несомненно, у этой позиции есть несколько глубоких причин, требующих отдельного анализа. Тем не менее от ясно выраженной воли южной ветви осетин к воссоединению никуда не деться, так же, как от очевидной решимости грузин к «реинтеграции».
Так что лучшее, что сейчас можно сделать для улучшения грузино-югоосетинских отношений со стороны новых грузинских властей – это объявить мораторий на какие бы то ни было разговоры по возвращению Южной Осетии в состав Грузии, например, на пять лет. Ещё лучше – на десять. Но сделать это при наличии мощной просаакашвилиевской оппозиции вряд ли возможно.
И тем не менее оптимизм в грузино-югоосетинских отношениях необходим, иначе мы все просто обречены на новые конфликты, и тем самым на поражение человечности – самого ценного, что есть в международных отношениях.
Коста Дзугаев, философ, политолог.
