Дзимырское ущелье Ленингорского района «Аполлон» открыл для себя пять лет назад, и с тех пор каждый год легендарный студенческий клуб отправляется по этому маршруту: через Кельское плато и Дзимырский перевал в ущелье, к двум красивейшим озерам и на святую вершину Сырх-хох. Год 2015 исключением не стал, только на этот раз повод у этого похода был совершенно особенный – как десять лет назад аполлоновцы приурочили поход к 15-летию Республики и вместе с отрядом из Северной Осетии поднялись на вершину Бурсамдзел, так и сейчас клуб отметил походом в Дзимыр 25-ую годовщину провозглашения Республики Южная Осетия.
Первую часть пути, до села Верхний Ерман, мы проехали на машине, в кузове военного «Урала», устроили небольшой привал на берегу быстрой речки и, построившись цепочкой, перешли этот маленький Рубикон. Впередсмотрящий Вадим помог перебраться по камням на другой берег, взмахом руки указал примерное направление («Перевал – там») и уверенно пошел вперед по узкой тропке, спрятанной в высокой траве – спокойно, как идет человек, осознающий и принимающий ответственность за бестолковую группу студентов в цепочке за спиной.
Через полчаса мы перестали обращать внимание на огромное количество мух, привыкли к весу рюкзаков на спинах, нашли каждый свой темп и, все же стараясь не отставать, шли за Вадей. Вокруг стояла полная тишина, какая бывает только вдали от человеческого жилья, живая, наполненная звуками, ласковая – про такую тишину писал Рэй Брэдбери.
Несколько родников и несколько коротких привалов спустя (Вадим каждый раз поднимал нас криком «Под лямки!») мы наконец вскарабкались на перевал, причем каждый тащил с собой камень – по традиции оставить его на каменной пирамидке, туре, на память о нашем восхождении. Пока мы выцарапывали на камнях имена и аккуратно пристраивали их к пирамидке, солнце почти село, и вид с перевала на Кельское плато незаметно, неуловимо изменился. Спускались мы уже в тень, лишь вдалеке, под последними лучами солнца, блестело зеркало воды. Под ласковым сумеречным светом все вокруг казалось мягким, как будто бархатным – даже каменные россыпи на склонах притворялись плюшевыми. Лагерь мы разбивали, когда сумерки уже переходили в ночь, и поверхность озера уже не сияла, а отдавала металлическим блеском.
Мы поставили палатки, развели костер из принесенных с собой дров (Кельское озеро расположено на высоте почти три тысячи метров, и деревья там не растут), а после пили чай и запускали китайские фонарики. Пытались запустить, точнее – воздух на высоте разреженный, и фонарики взлетали только на пару метров, а потом мягко опускались обратно в руки.
Наутро мы искупались в стеклянно-прозрачной воде, свернули лагерь и отправились в путь вдоль берега, перепрыгивая с камня на камень и поглядывая на воду – там озеро глубже, и вода сразу уходит в темную синь, пугающую и красивую под ярким небом.
Время в горах идет по другому, незаметно, спокойно, в цепочке нет ни сил, ни времени, ни необходимости вести разговоры, и все, что есть – это небо над головой, узкая тропинка под ногами и тишина вокруг. Так мы и шли, слушая эту тишину и запоминая ее – такой в городе не найти, - пробрались между камней мимо еще одного маленького озера, и пошли вдоль берега реки Ксан, пока она не осталась в ущелье внизу, а мы не поднялись на Дзимырский перевал.
Кельское озеро мы увидели впервые на закате, но на второй перевал мы поднялись в час дня, тени были совсем короткие, и Сырх-хох с синей каплей Нижнего озера у подножия казался очень далеким, словно подернутым дымкой. И где-то между этой вершиной и перевалом под нашими ногами, где-то в ущелье, за одним из отрогов надо было найти место для лагеря и остаться на холодную ночевку.
Наверху мы быстро перекусили, попрощались с Вадей и Маришей, которым надо было успеть до заката вернуться в Ерман к машине и уехать в город, и за новым впередсмотрящим Валерой практически скатились с перевала по каменистой тропе в ущелье. Через густые заросли чертополоха, перешагивая через кочки и спрятанные в зарослях крохотные ручейки, мы перебрались через первый отрог, и под ногами появилась черника.
Мы бродили по ущелью до заката, периодически сбрасывая рюкзаки и, падая в траву, дрожащими руками набирали полные горсти мелких черных ягод, и только в сумерках смогли найти место для семи палаток невдалеке от воды. Пока мы разбивали лагерь, к нам пришли гости – группа из двух человек, тоже направлявшаяся к озерам и Сырх-хох. Мы все еще были гораздо выше лесной полосы, дрова кончились прошлой ночью, и большую кастрюлю с водой мы поставили на газовую горелку, огня совсем не было видно, но по привычке, по какой-то странной милой традиции все равно все собрались вокруг несуществующего костра. В тесном кругу, пытаясь согреть друг друга, мы просидели несколько часов, пока кастрюля не опустела и чай стало не из чего заваривать, а потом разошлись по палаткам.
Наутро, собрав рюкзаки и оставив несколько человек отдыхать и сворачивать лагерь под палящим горным солнцем, мы налегке побежали к вершине, пересекли ущелье и мимо Нижнего озера добрались до озера Верхнего у подножия вершины. Кто-то решил остаться у воды и искупаться, но большая часть, передохнув, выпив холодной озерной воды и съев немного сладкого, отправилась наверх.
Бала Бестауты как-то говорил, что их группы на эту вершину всегда поднимались босиком. Подъем на Сырх-хох каменистый, сыпучий, камни выскальзывают из-под ног и катятся вниз, и мы шли все-таки в обуви, тесной цепочкой, не отставая друг от друга и предупреждая криком о сорвавшемся валуне. Но шли мы налегке, наверху нас ждало святилище, и это придавало сил. Когда мы наконец добрались до вершины, мы сразу поняли, что каждый шаг стоил приложенных усилий.
Невероятная панорама, раскинувшаяся перед нами, два сверкающих синевой озера под ногами и каменное святилище – одна стена его частично обрушилась, но оно стоит, и под крылом его – все ущелье, насколько хватает глаз. Мы поблагодарили его за то, что позволил нам прийти к нему, попросили помощи на обратном пути и помолились о нашей стране. Уходить не хотелось – слишком спокойно чувствовала себя душа там, наверху.
Спустившись, мы искупались в озерах и поспешили к лагерю – ветер принес облака, и мы боялись дождя. Но после купания и обеда идти стало тяжелей, очень хотелось пить, а родники на пути все не попадались. «Там, внизу, явно река, - сказал в какой-то момент Вале. – Жаль, далеко, а то бы набрали воды».
Тогда Алан пожал плечами, взял несколько бутылок, прикрепил к поясу две фляги и бегом помчался по склону, туда, где шумел ручей. Мы поднялись чуть выше, дожидаясь его возвращения, и между собой решили, что отныне эта речка носит его имя.
Добравшись до лагеря, не стали делать привал – подняли рюкзаки, подтянули лямки и бросились вниз, к реке и дальше, к лесу. Так быстро идти нам еще не приходилось – подгоняло садившееся солнце и ветер в спину, гнавший дождевые облака. Мы мчались по тропе, считая сторожевые башни на отрогах слева – одна за другой, на одинаковой высоте. Я насчитала семь, прежде чем мы вошли в лес и пришлось смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на узкой тропинке.
К нижнему суару мы спустились одновременно с закатом, поздоровались с отдыхавшими там туристами и принялись разбивать лагерь чуть ниже по течению реки. Мальчики нарубили дров для костра, соседи угостили нас свежей форелью, и Таму тут же засиял, как ребенок, радуясь, что взял удочку. Короткий, но сильный дождь настиг нас, когда уха уже варилась на костре – и это была самая вкусная уха в моей жизни. «Это еще что, - заявил, довольно улыбаясь, Таму, – завтра я сам пойду ловить». В ту ночь мы сидели у костра почти до рассвета, и утром все еще спали, отдыхая после долгой дороги, зная, что сегодня никуда не надо идти, а он и правда встал в четыре часа и отправился на речку, выше лагеря, выше источника, и вернулся только после обеда, голодный, полусонный и донельзя довольный уловом.
Последний день похода прошел лениво-весело: мы провели Олимпийские игры, сочиняя приветствия для команд и хором их скандируя, аплодируя друг другу и распугав криком всех птиц вокруг. Зарина варила плов, кто-то купался в речке, кто-то бродил по дороге и собирал малину, и город с его делами и его жизнью казался очень далеко.
Хотя, конечно, на самом деле он был гораздо ближе. На второе утро мы свернули лагерь, Таму, примчавшись со второй порцией улова, отварил мелкую речную форель, мы сфотографировались на прощание и отправились вниз по автомобильной уже дороге, к селам, в сторону Ленингора. К обеду мы добрались до памятника погибшим на фронтах Великой Отечественной жителям ущелья – этот памятник на свои деньги поставил Михаил Хетеев, кандидат технических наук, уроженец Дзимыра. Мы сбросили рюкзаки, решив немного передохнуть, и там нас нашел тот самый «Урал», на котором мы добрались до Ермана пять дней назад.
Мы возвращались в город, пели песни – от классических походных до современного рока, - задержались в Ленингоре купить горячего хлеба и наконец выгрузили рюкзаки в Цхинвале в сквере у памятника Пушкину. И очень странно было от того, что прошло всего пять дней – или целых пять дней? – и что маршрут пройден, и надо как-то возвращаться к повседневной жизни в ожидании следующего похода в горы.
