(Родился в 1870-м (точная дата рождения не известна) — умер в 1943 г.)
О с. Ванел Дзауского района большинство просвещенных осетин знает по истории жизни незабвенного Рутена Гаглоева, инженера, писателя, публициста. Романтика и патриота. Но хочется немного пролить свет на его родственника, основателя села Ванел, богатыря и честного труженика Гозыра Гаглоева.
Именно Гозыр, сын Бури Гаглоева (исконного жителя села Кусджытæ, переселившегося впоследствии в Лицъи), по утверждению ванельских старожилов, первым спустился в плодородную лиахвскую низину и постепенно создал свое хозяйство. Дом Гозыра и по сей день первый от дороги в Ванел, правда, сейчас находится в плачевном состоянии.
Женат Гозыр был на Софии Демеевой, из Деметыхъæу, которая родила ему 13 детей, большинство из которых скончались впоследствии от эпидемий. Из детей Гозыра и Софии выжили лишь четверо — Минаша, Александр, Борис и младшая Люба. Александр погиб в 1945 году, а Борис прожил до старости в родовом селе. Минаша умерла в 1969 году, Люба ушла из жизни совсем недавно во Владикавказе.
Итак, первым жителем Ванел был Гозыр Гаглоев. Затем постепенно стали спускаться к Лиахве, вслед за родственником, другие Гаглоевы. Надо сказать, что внешность Гозыра была выдающейся. Два метра ростом, богатырского сложения, чтобы было легче представить: ладони его были вдвое крупнее руки среднего мужчины.
Гозыр в хозяйстве имел крупный рогатый скот и птицу, но основным его занятием был сплав леса по реке Лиахве. У него были бригады, в которые набирал мужчин как из родного, так и из близлежащих сел. Односельчане любили и уважали великана Гозыра. Он был суров с виду, но имел доброе и бесстрашное сердце. Всегда помогал селянам, чем мог, всегда давал подзаработать нуждающимся.
Из воспоминаний внучки Замиры Александровны Гаглоевой: «…был у дедушки дикий лесной кот. Сам пришел однажды из леса, весь ободранный, в ранах, маленький хищник. Но деда признал, с его рук даже научился брать пищу. Зимой дед обычно сидел у печки, а кот дремал у его ног. Или дед имел обыкновение даже в снежную пору сидеть у своего любимого ореха, перед домом, так вот сидит он в огромной овечьей бурке и с посохом, а из бурки, как из окошка, высунулась голова кота. Весной кот уходил в лес по своим делам, а поздней осенью снова возвращался к нам, к деду Гозыру…»
По сути, жизнь любого труженика незамысловата, ничем не примечательна, если в это мирное течение не вмешается беда, если не налетит на нее буря. Так произошло и с Гозыром. Ему были уготованы испытания, как и всему населению Южной Осетии. На дворе был 1920-й год…
Когда вооруженные до зубов грузинские меньшевики прошлись огнем по ущельям Южной Осетии, обстоятельства продиктовали и Гозыру в целях безопасности увести подальше от родного очага жену с маленькими детьми. Мужчины оберегали бегущих от войны, естественно, Гозыр тоже сделал все от него зависящее, чтобы переправить семью в безопасное место. По воспоминаниям его потомков, София с детьми переждала известные события в Нузале.
Но Гозыр оставаться там не собирался, к тому же состоял в ополчении, как и любой крепкий мужчина. Он возвращался через перевальные тропы, стремясь назад в Ванел. По дороге встречались ему разные вестники. Один передал ему странную новость: некий военный начальник Рамишвили призывал в Цхинвали осетин возвратиться из укрытий в лесах, дабы продолжать жить как жили, восстановив потери. Гозыр вряд ли поверил бы, но по природе бесстрашный, решил все же проверить и родной дом, посмотреть, что еще осталось от его хозяйства.
Когда он спустился в село, все было тихо, ни стрельбы, ни пожаров. Обманутый этим мнимым спокойствием, падающий с ног от усталости, он поднялся на крыльцо родного дома и уснул прямо на веранде. В глубоком сне он не услышал, как во дворе спешились конники. Меньшевики вернулись, видимо, за тем, что еще не успели унести. И тут-то и обнаружили спящего Гозыра.
Когда один грузинский молодчик поднялся на веранду Гозыровского дома, он в страхе попятился, перед ним на низенькой тахте развалился огромный человек. С криками скатился он назад, привлекая своих подельников: «Дэви, дэви!!!» Со страху тщедушный человечек принял Гозыра за сказочного великана. Что ж, в других обстоятельствах бы не сдобровать этому ничтожеству, но вышло иначе. Убийцы и воры подступили к нему, как шакалы ко льву, предварительно огрели плетками, чтобы проснулся и попытались связать его. Но Гозыр проснулся, в едином рывке освободился от слабых пут и, опрокинув на ходу парочку негодяев, спрыгнул с веранды во двор.
А там уже стояли наготове остальные, они окружили его, орудуя штыками, и в конце концов все же связали его по рукам и ногам. Нахлебавшись осетинской крови, бесчестные каратели уже не спешили с расправой, придумывая для дэва-великана казнь поизощренней. Сначала избивали его долго плетьми, и шомполами, затем догадались шомпола раскалить, потому что Гозыр все выдержал. Раскаленным железом стали огревать его по спине, нанося глубокие ожоги, в конце концов богатырь рухнул на землю. А довольные собой палачи поскакали дальше, прихватив то, что не унесли в первый раз.
Но Гозыр не погиб, он просто потерял сознание от боли. Под покровом ночи стал медленно отползать к горному потоку, впадавшему в Лиахву. Там добрался до ивы, чьи ветви склонились прямо к воде и улегся под струями воды, до следующей ночи лежал он там в прохладе, а затем поднялся в горы. Так и спасся Гозыр.
Когда в Грузии пришли к власти большевики, и Южную Осетию, вопреки воле ее жителей, включили в состав молодой советской республики, Гозыр переправил семью на родину из Северной Осетии. Постепенно он восстановил хозяйство и даже продолжил сплавлять лес по Лиахве. Все пошло привычным чередом, дом Гозыра оглашался криками новорожденных, он трудился, жена воспитывала детей.
Но затем грянула коллективизация… Его объявили кулаком, отняли все заработанное честным трудом и хотели сослать в Сибирь. И тогда пришло время заступаться за Гозыра тем, кому он много в своей жизни помогал, кого он поддерживал в трудные минуты. Все население Ванел вышло на его защиту перед правительственной комиссией. И наказание смягчили — Гозыра отослали в высокогорное село Багиат, подальше от семьи.
Но супруга все равно ходила к мужу, заботясь о нем, носила ему еду, поддерживала его дух рассказами о происходящем в селе, о детях.
Еще довелось Гозыру пожить в кругу семьи, посидеть у родного очага. Внучка Замира вспоминает: «…Папа был на фронте, дедушка жил с нами, в семье старшего сына Александра, моего отца. Рядом стоял дом младшего сына Бориса, который тоже воевал. В общем, времена были нелегкие, мы жили одной семьей, трудились на колхозных полях для фронта. Тетка Люба, младшая дочь Гозыра, была тогда еще совсем молоденькой девушкой, но ее тоже мобилизовали на войну связисткой.
Обычно он часто просил меня: «Дзызыл, почеши-ка мне спину…». И я брала две сухие кукурузные кочерыжки и облегчала ему зуд. А зудели его страшные, глубокие шрамы очень сильно. Всякий раз я спрашивала деда, откуда эти следы, от чего? Но он отвечал, что расскажет, когда я вырасту.
Много позже, когда его уже не было в живых, я узнала правду. Родные, те, кто постарше, в красках живописали тот июньский вечер, когда раскаленными шомполами каратели избивали Гозыра, и то, как он, несмотря ни на что, выжил…»
Гозыр скончался во время Великой Отечественной войны, в переломном 1943-м. Старший сын Александр, который умер в День Победы — 9 мая 1945 года, пережил отца на неполных два года.
