Историк с мировым именем, ведущий научный сотрудник ЮОНИИ им. З. Ванеева, заслуженный деятель науки РЮО, лауреат Государственной премии им. К. Хетагурова, заведующий кафедрой истории Осетии и Кавказоведения ЮОГУ, кандидат исторических наук, профессор Юрий Сергеевич Гаглойты отмечает свой юбилей. Мы побеседовали с юбиляром о его научной деятельности.
— Юрий Сергеевич, почему выбрали путь историка и не жалеете ли об этом?
— Путь историка я выбрал осознанно. Еще в школе, проходя историю древнего Египта, я обратил внимание на «египетские номы». Меня сильно заинтересовало, имеют ли они какое-то отношение к осетинскому слову «ном». И еще интерес к имени древнегреческого персонажа «Посейдон» — владыке водной стихии. Возникли вопросы: «Почему дон? Случайно ли это?». Окончательный выбор пал на гуманитарные науки в последних классах, среди которых выбрал исторический, о чем я не жалею до сих пор.
— С чего начался Ваш путь историка?
— Отмечу, что, поступив в МГУ, я понял, чего стоит наша школа. Тогда не было термина «лицо кавказской национальности», но относились к нашим знаниям изначально скептически. Но вскоре педагоги МГУ убедились, что мои знания были даже выше, чем у других студентов. Специализировался по истории США. Когда избрал это направление, меня несколько раз предупредили, что буду читать работу на английском, я рассмеялся, у меня не было проблем с английским.
Ранее истфак МГУ выпускал только преподавателей, но в этот год в диплом был добавлен статус — историк, преподаватель истории. В рамках соглашения о студенческом и культурном обмене между СССР и США я был рекомендован в Институт Кембриджа, партбюро утвердило кандидатуру. Но моя мать похлопотала, чтобы меня направили работать обратно в Цхинвал. Я был единственным сыном, отец не вернулся с войны. Декан МГУ, ознакомившись с документами, сказал, что даст мне направление и в Кембридж, и официально удовлетворит просьбу нашего Обкома. А выбор предстояло сделать мне. Я решил вернуться. Начал работать в НИИ. Сперва меня хотели приобщить к археологии. Поработал в этом направлении год, но не тянуло меня в эту сферу.
В 1961 г. вышла работа грузинского историка Гамрекели — первая попытка фальсификации нашей истории, и двалы (туалта) оказались не осетинами. Неплохо владея грузинским, я узрел явную фальсификацию текста. Изучив вопрос двалов, в 1962 г. в первой статье опубликовал опровержение его домыслам, указав на намеренное упущение некоторых фактов. Тогда я и решил заняться интересующими меня вопросами. В 1962 г. во второй статье — «Аланы — скифо-сарматс-кие племена северного Причерноморья», я сформулировал мои основные положения по этногенезу. Статья эта попала к историку Ж. Дюмезилю и он охарактеризовал ее одним словом – excellent (превосходно).
Тогда все ученые придерживались идеи, что основным племенем был субстрат (неизвестного происхождения), потом пришли аланы и у осетин двуприродное происхождение. А у меня был четкий тезис, что этногенез осетин — это результат длительного внутреннего развития скифо-сармато-аланских элементов Северного Кавказа и северного Причерноморья. Мне пришлось по этому вопросу полемизировать с выдающимся археологом-кавказоведом, зампредседателя ВАК Е. Крупновым. Когда я защищал кандидатскую в Тбилиси, диссертацию должны были утвердить в ВАК.
Крупнов не пришел на комиссию, на вопрос «Почему?», мне ответили: «Чтобы не мешать вам», если бы он выступил против, работу бы задержали. Моим научным руководителем был Мерикишвили. Как-то ревниво Абаев спросил меня: «Ну и чем он вам помог, Юрий Сергеевич?», я ответил, что он не мешал мне работать (рассмеялся). Я просто не осмелился попросить Абаева быть моим научным руководителем, тем более он был языковедом, я историком.
— Последние 30 лет были сложным периодом для нашей страны. Можно ли то же самое сказать об отечественной исторической науке?
— Да, это был непростой период и не без нажима со стороны Грузии, но мне лично никто не мешал, я спокойно занимался проблемами этногенеза и этнической истории алан и Нартским эпосом. В 1989 году работал над Нартским эпосом, но когда началось открытое противостояние Южной Осетии против агрессии Грузии, то занялся и осетино-грузинскими отношениями, так как и ранее работал с феноменом двалов. Как-то в рамках научного мероприятия мне грузинские ученые сказали, что если я думаю, что они не читают мои научные труды, то ошибаюсь. Но я в лицо им улыбнулся и сказал, что поэтому и публикую их, чтобы они читали.
— В РЮО сложились непростые условия для развития науки: отсутствие архивов, в 90-е годы оторванность от внешнего мира, бедные фонды библиотек. Каковы перспективы развития науки в республике?
— Конечно, в начале 90-х гг., когда обострились осетино-грузинс-кие отношения, многое сказалось и на науке. Несмотря на это, научная сфера держится неплохо, учитывая то, через что мы прошли. Ведь все началось не в 90-е гг. Задолго до этого уже были тяжелые годы для югоосетинского народа. Считаю, что перспективы развития науки в РЮО есть, и в этом нет никаких сомнений. Что касается меня, я не вижу серьезных препятствий для работы. Правда, влияет отсутствие зарубежной литературы. Что касается архивов, тоже соглашусь. Поступление новой научной литературы — проблема. Хочу отметить, когда у человека есть материал, то ему легко говорить и защищать свои труды, а если нет материала, то… К примеру, четкое знание своего эпоса и параллелей всегда помогали мне отстаивать научные работы.
— Как Вы считаете, в истории Осетии не остается белых пятен?
— В новейшей истории, конечно, остаются. Не буду их перечислять, но в силу различных причин остаются. Одна из них: у нас нет по всем вопросам квалифицированных кадров. Мы вовсе не исключение, много белых пятен и на Северном Кавказе. Но я в этом отношении оптимист, учитывая имеющийся сегодня потенциал в ЮОНИИ и ЮОГУ. В принципе, у нас достаточно исследователей по проблемным вопросам истории осетинского народа, чтобы могли защитить нашу позицию. Другое дело, не все идут на это. Критикуя мои позиции, меня с недоумением спросили, как я противоречу Кузнецову или Тогошвили, но поднятые вопросы были в интересах моего народа, как говорят, «Платон мне друг, но истина дороже».
Для меня В. Абаев, его безмерный вклад в науку до сих пор остаются загадкой. Уверен, если бы два института с 1920-х годов работали по заданной программе, все равно не смогли бы сделать столько же. Но это не значит, что я должен молчать, если что-то у него будет неправильно. Ранее я думал, что немало сделал, но чем дальше углубляюсь в скифскую тематику, тем очевиднее, что еще очень много материала, а исследователей этих проблем нет. Нас часто упрекают, что не готовим себе смену… Но когда ты пытаешься работать со студентом, а он выбирает наиболее легкий и выгодный вид заработка, то что я могу поделать!..
— Про преемственность… Есть ли ученики, которые продолжат Ваше дело?
— Увы, нет. Не скажу, что моими работами не интересуется молодежь, интерес есть, об общем представлении о скифах, сарматах и аланах. Может быть, с нашей стороны, со стороны старшего поколения, чувствуется, что мы что-то упускаем, мне трудно об этом говорить. Лично я здесь похвастаться ничем не могу. Да я и сам считаю, что исследователь, который сформировался, должен оставить за собой хотя бы 1-2 ученика. Тут разные причины, но чего нет, того нет…
— Как Вы относитесь к попыткам присвоить нашу историю и примазаться к аланам?
— Об этом я пишу с первых работ 1960-х гг. С этим вопросом связана моя критика и полемика с Кузнецовым, хотя он ни разу мне не ответил, но был бы рад ответить на его критику. Я не раз спрашивал приверженцев мнения Кузнецова, о каком основном субстрате они говорят (из которого якобы вышли осетины), но они не могут обосновать эту идею никакими доказательствами.
Основное положение Кузнецова, что аланы — это общее название племен чуть ли не всех кавказцев, начиная от дагестанцев до абхазов. Но у него нет никаких оснований. Аланы — это осетины. Другое дело, что Алания, как сейчас РФ, как государственное объединение, могло включать и какие-то другие народы. Ближе всех к нам балкарцы и карачаевцы, у них действительно четко прослеживается аланский субстрат. Аланы привлекают всех своей известной историей, которой не было, возможно, у кабардинцев, вайнахов и т.д.
Скажу одно – если материал тебе не дает основания, то как бы ты себя не бил в грудь, это ничего не значит. У одного из кавказских ученых есть статья, что якобы и другая национальность, которая сейчас живет на части территории бывшей Алании, относится к аланам. Я работаю над этой статьей и легко могу дать опровержение. Однако еще ни один ученый ни из адыгов, ингушей или даже абхазов не смогли ни разу ответить на мои научные работы, дать опровержение и защитить свое мнение в этом направлении. Весь этот анализ есть в моей книге «Нарты и Аланы». У нас есть материалы рубежа конца 1 века до н.э. и 1 века н.э., которые все эти вопросы доказывают.
— Научный труд, который Вы можете назвать самым важным, значимым?
— Ну, (смеется) как для матери первенец бывает на особом месте, так и «Аланы и вопросы этногенеза» для меня очень значимый труд. Но, думаю, ему не уступают «Некоторые вопросы историографии Нартского эпоса» и «Алано-гиоргика». Ну и последняя книга, несомненно, важна «Нарты и Аланы». Но если Бог даст, планирую выпустить в свет еще два труда, не менее значимые.
— В научной среде наблюдается ярко выраженный дефицит новых «умов», что надо сделать, чтобы привлечь молодежь в научную сферу?
— Я бы не сказал, что ярко выраженный, но дефицит есть. Надо больше популяризировать историю. Думаю, это связано с общей политической и экономической обстановкой, и не только у нас. Сегодня на первом плане, к сожалению, материальный достаток, он необходим, естественно, но во главе должна стоять идея, подкрепленная материально, и в этом отношении многие вспоминают советский период. Я, когда работал младшим научным сотрудником в ЮОНИИ, получал 180 рублей, возможно, не шиковал, но жил вполне достойно.
— Насчет учебника по истории Осетии…
— Состоялась встреча президента с комиссией, и он высказал, думаю, очень верную идею: зачем отдельно писать историю Южной Осетии, если мы в состоянии издать историю осетинского народа. Я лично полностью согласен.
— 85 лет, позади огромный багаж знаний, научные труды, у Вас есть в перспективе важные планы, которые остались пока нереализованными?
— Иногда и сам задумываюсь, будет ли то, что я еще планирую, важнее того, что сделано… но если мне удастся реализовать все планы, думаю, буду доволен даже сам (смеется). Не буду пока уточнять то, что намерен издать, но все это тоже будет по моей тематике.
Однако и то, что уже сделано, немало. Не зря нас в Германии называют — «дети алан и внуки скифов», как говорил и Ж. Дюмезиль.
