По Алагирскому ущелью
Мало - слов,
а горя реченька.
В сел. Алагир. Уже подъезжая к сел. Алагир, видишь груды свеженасыпанной земли, десятки могил с заново сколоченными крестами.
Это могилы, где похоронены изгнанники, которые, спасаясь от грузинского демократического рая попали в цепкие лапы голода, истощения, холеры.
Тут же на могилах валяется домашний скарб - подушки, матрасы, одеяла - все это лежит, вероятно, понемногу растаскивается. О дезинфекции, разумеется, говорить не приходится.
Въезжаем в сел. Алагир.
- Теперь здесь хорошо, все прибрали, почистили, - говорит нам возница.
- А раньше... раньше десятками люди валялись и умирали на мостовой... По несколько дней трупы лежали на улицах. Все подойти боялись... И не убирали.
Навстречу нам, громыхая, медленно движется арба. В ней валяется скрюченное тело, с почерневшим лицом, судорожно сжатыми пальцами, закатившимися глазами.
- Это ничего еще... раньше хуже было.., - успокоительно говорит возница... - Раньше так и не вывозили.
За стенами разрушенного здания видим несколько больных, лежащих на подушках, а то и просто с пуком соломы под головой. <...>
От Алагира до Унала. Лишь выехав из Алагира, видишь воочию, что значит стать жертвами «карающей руки грузинской демократии», как живописно выразился на столбцах своей газетки неутомимый Ахмет из «Вольного Горца».
Кучки изгнанников попадаются на каждой поляне, чуть не под каждым кустом, под скалой.
Кое-где они ютятся отдельными семьями, приютившись под шатром из рваного одеяла, в другом месте скопилось человек 25-30. Здесь же собаки, овцы, иногда корова, небольшой костер, усердно раздуваемый собравшимися вокруг.
Тут же видны небольшие могилы, плач, виднеются валяющиеся изможденные, полуживые люди.
Живут они так в полукочевом состоянии около месяца - назад идти боятся, вперед - многие не знают куда.
Так и живут как скоты впроголодь, питаясь кукурузным чуреком, в грязи, оборванные, не раздеваясь, ночуя под дождем.
Въехав в теснины, откуда начинается ущелье, понемногу на время отдыхаешь от этих картин, любуясь зелено-голубыми переливами серных источников, зеленью гор и убаюканный шумом Ардона.
И уже проехав верст 15 от Алагира, снова натыкаешься на потрясающие картины. Там внизу, на отмелях Ардона зловеще белеет пятно телесного цвета...
- А ведь это труп человека, - угрюмо говорит возница...
Присматриваемся вниз. Действительно, слишком не гармонирует это пятно с серыми очертаниями прибрежных камней. Едем дальше.
Вблизи дороги, напротив аула Зинцар видим старика, который, растянувшись на матрасе в изнеможении, пьет воду из склянки. Около него весь убогий скарб: узелок, палка, какие-то отребья.
- Оставили.
<....> Возвращаясь обратно, мы увидели мертвое тело старика против аула Зинцар. Он скатился на скос и лежал скрючившись, судорожно вцепившись в траву, с искаженными чертами лица.
А пятно, белевшее внизу - нам это сказали - было трупом женщины, бросившейся в воду где-то около поляны Мизур. Ее двое детей умерли с голода, она бросила их трупы в воду, а вслед за ними бросилась сама. <...>
Г. Астахов
Из книги Руслана Бзарова "Геноцид осетин: 1920 год"
