Украинский и грузинский национализм имеют глубокие исторически корни, которые поддерживают на протяжении столетий древо ксенофобии и непримиримости к людям иной национальности. Об этом заявил заведующий кафедрой истории Осетии и кавказоведения ЮОГУ Роберт Кулумбегов.
Он отметил, что формальной точкой отсчета истории украинского национализма можно считать появление в Киеве в январе 1846 года тайного Кирилло-Мефодиевского братства.
"Общество, созданное по инициативе молодого историка Николая Костомарова, мечтало о создании федерации свободных славянских республик, в которой особую роль играл бы украинский народ", - отметил Кулумбегов.
Он отметил, что среди радикальных националистических объединений нужно выделить «Братство тарасовцев», возникшее в 1891 году.
Его апологеты отрицали родство с русским народом и настаивали на том, что украинцам необходимо добиться отделения своих земель от России и создать на них собственное государство.
«К началу ХХ века украинский национализм представлял собой широкую палитру взглядов на вопросы идентичности и государственности украинцев, - рассказал Кулумбегов. - В 1902 году возникает Украинская народная партия, одним из лидеров которой стал Николай Михновский.
Именно он в 1904 году выступил организатором серии террористических актов – подрывов памятников Александру Пушкину в городах Малороссии, чем не аналогия с современной Украиной».
По его словам, таким образом националисты протестовали против торжеств по случаю 250-летия воссоединения Украины с Россией: они считали, что с этой даты началось настоящее угнетение украинского народа.
«В 1939 году к Советскому Союзу была присоединена Западная Украина, которая являлась сосредоточием воинствующего украинского национализма и ксенофобии. Эти 20% населения, которыми приросла Советская Украина, навязали свою идеологию всему украинскому народу», - продолжил Кулумбегов.
Историк подчеркнул, что крайний правый национализм стал возрождаться на Украине после развала Советского Союза.
«Националистическая идеология быстро заняла место государственной идеологии – сформировать иную, менее радикальную повестку дня новой украинской власти не удалось, - добавил он. - Представление о национальной идентичности по-прежнему базировалось на отрицании исторической связи с Россией, возвращении «исконных земель» и обращении к лозунгам типа “Украина – для украинцев!”».
Кулумбегов подчеркнул, что для доказательства древней самостийности потребовалось перекраивание истории.
«Оно привело к оправданию и превращению в героев борьбы за свободу Украины не только ультранационалистических организаций вроде ОУН и УПА, но даже откровенно нацистских структур вроде дивизии СС «Галичина» и ей подобных, - заметил историк. - Резкая радикализация украинского национализма произошла в 2004 году в ходе, так называемой, «оранжевой революции». С этого момента ксенофобия и нетерпимость к другим народам обретают статус официальной государственной политики в стране».
Кулумбегов отметил, что национализм в Грузии как часть государственной идеологии господствует с 90-х годов.
«Но истоки этого явления уводят нас в глубокую старину, когда грузинские земли оказались под властью османов и персидской державы. Грузинская элита, обретаясь в обстановке ксенофобии, свойственной этим двум деспотическим империям Азии, сама получила прививку этих качеств, - сказал Кулумбегов.
Он подчеркнул, что представители грузинских княжеских и царских родов, находясь на перевоспитании в Стамбуле и Исфахане не только меняли свою религию, но и жадно воспринимали и перенимали идеологию своих сюзеренов.
«В ее основе лежало раболепие перед шахом и султаном и беспримерная жестокость к тому, кто ниже тебя», - добавил Роберт Кулумбегов. - При коронации персидского шаха управитель Картли-Кахетии, присутствие которого было обязательно, должен был держать в руках «павлинное перо» – символ зависимости от шаха и приближаться к трону на коленях».
Кулумбегов привел пример проявления привнесенного извне самосознания.
«Сын кахетинского правителя Александра – Константин, находясь в Персии, принял магометанский закон. Шах Аббас позволил ему возвратиться в отечество, обещав поставить его царем в Кахетии, если он убьет отца своего. Константин, вернувшись на родину, умертвил не только своего отца, но и брата Георгия», - рассказал Кулумбегов.
По его словам, именно в Восточной Грузии, и нигде больше на Кавказе, общественное сознание вполне воспринимало примитивный расизм как нечто естественное.
«Грузинский царевич Деметре в 1782 году издал свод законов, запрещавших бракосочетание между осетинами и грузинами. В нем предписывалось: “если какой-либо грузин выдаст дочь за осетина и сроднится с ним — посчитаем это как вероломство и крепко взыщем”», - рассказал историк.
Он подчеркнул, что таким образом под влиянием азиатских деспотических режимов в национальном самосознании грузинского народа утверждается с одной стороны подобострастие в отношении сильного и стремление угнетать того, кто не принадлежит к твоему кругу – с другой.
В последнем случае компенсируется комплекс неполноценности, выработанный во время нахождения в персидских пределах.
Роберт Кулумбегов отметил, что своего апогея грузинский национализм достиг в 1920 году, когда карательные войска правительства Грузии, устроив геноцид южной ветви осетинского народа, истребили 10% осетинского населения Южной Осетии.
«Но даже в пределах Советской Грузии отношение к осетинам не изменилось. Казалось бы, большевики, идеология которых базировалась на равенстве народов, должны были быть проводниками социальной и межнациональной справедливости. Однако, как отмечал в свое время осетинский революционер и общественный деятель Ражден Козаев, национализм в грузинах неистребим, будь они и даже трижды большевиками», - добавил он.
