Подводя итоги полувековой дискуссии о родине нартовского эпоса, один из лучших его исследователей французский ученый Ж. Дюмезиль писал: «Именно у осетин и, конечно, отчасти уже у их далеких предков сформировалось ядро нартовского эпоса и наметились его главные герои» [Дюмезиль 1976: 161]. Нет необходимости излагать все существующие точки зрения по этому вопросу, основательно разобранные в монографии Ю. С. Гаглойти [Гаглойти 1977: 9–94]. Остановимся лишь на тех аргументах, свидетельствующих в пользу скифо-сарматского происхождения ядра нартиады, которые связаны с ономастикой эпоса.
Один из краеугольных камней теории скифо-сарматского происхождения нартовского эпоса — наличие в нем трехчастного деления, соответствующего аналогичному делению если не праиндоевропейского в целом, то, во всяком случае, праарийского общества. В осетинском эпосе древнеарийская структура общества отразилась в виде деления на «три группы нартов» (ærtæ narty), или три нартовских рода — Alægatæ, Æxsærtæggatæ и Borætæ. Сохранилась следующая характеристика этих родов: «Бората были богаты скотом, Алагата были сильны умом, Ахсартаггата были храбрыми и сильными людьми» [Туганов 1925: 373]. «Здесь мы сразу же распознаем индоиранскую концепцию, согласно которой любое благоустроенное общество должно объединять — в жизни в виде сословий, здесь, по-сказочному, в виде родов — три группы людей, несущих соответственно три основные функции: мудрость (т. е. магически-религиозные познания, по представлениям древних — источник всех прочих знаний), физическую силу (в основном ратную), экономическое благоденствие — то, что Индия утвердила в системе деления на варны: брахманы (жрецы), кшатрии (воины), вайшьи (скотоводы и земледельцы)» [Дюмезиль 1976:11]. Алагата — представители первой функции, Ахсартаггата — второй и Бората — третьей.
Следы этого деления сохранились и в других национальных вариантах [Дюмезиль 1976: 178–186; Гаглойти 1989а: 18–19]. Остановимся подробнее на характеристике нартовских родов.
Alægatæ. В «Большом доме» (Styr xædzar; Dyndžyr xædzar; Ærdamongæ xædzar) рода Алагата проводились «все общественные собрания, пиры, угощения» [ССКГ, V:6], а также пиры, называемые afædzy æmbyrd, cyty kwyvd «годичное собрание, пир славы» [ПНТО, I: 72], «воскрешающие в памяти аналогичные победные пиры скифов, о которых сообщал Геродот (IV, 66)» [Гаглойти 1989а: 14]. В доме Алагата хранилась реликвия нартов — чудесная чаша Wacamongæ, или Nartamongæ, предназначенная для культовых деяний. На крыше дома Алагата нарты танцевали simd/sind [ПНТО, I: 70] — танец, имеющий культовое значение; в доме Алагата нарты гадали по лопаточной кости животного [Н, I: 387]. Как видим, все культовые действия совершались в доме Алагата.
К уже известным характеристикам рода Алагата добавим слова сказителя, записанные нами в Дигории: Æxsærtæggatæ, Boriatæ — bеræ muggægtæ adtæncæ. Alægatæ sæ sær adtænсæ. «Ахсартаггата, Бориата — много было родов (у нартов). Алагата были их головой».
Родоначальником рода Алагата был Alæg, имя которого является эпонимом рассматриваемого фамильного имени и восходит к древне-иранскому *āryaka — «ариец», производному от аrya — «ариец» (Дюмезиль 1976: 173). Этимологически сюда относятся др. инд. aryá — «благородный», «досточтимый», «арий», «представитель одной из трех высших каст», ārya — «то же самое». Следует предположить, что первоначально слово «ариец» в языке осетинского эпоса относилось ко всем трем нартовским родам. Почему оно со временем закрепилось только за представителями рода жрецов и мудрецов? В древнеиндийских текстах ārya определяется как религиозный деятель, жрец: «приносящий жертвы», «выжимающий или приготавливающий сому», «воспевающий» или «восхваляющий богов» [Дюмезиль 1986: 177]. Если допустить аналогичное развитие значения на древнеосетинской почве, все прояснится: за родом Алагата название ариев закрепилось как за жрецами, каковыми они были в действительности.
Вывод, к которому мы пришли, предполагает, что вначале у рода Алагата могло быть другое название. Это предположение находит поддержку в материалах эпоса. В одном сказании нарты собираются на пир в «старом доме» рода Ацата Acæty zærond xædzar [ИАС, I: 228–229]. Здесь «Ацата» подменяет родовое название «Алагата», и есть основание полагать, что первоначально именно так назывался род жрецов.
Родовое название Acætæ образовано от имени главы рода, «старого Асæ». Имя Асæ восходит к апеллятиву wacæ «божество, божественный» [1], что как нельзя лучше подходит к функции служителей культа. Добавим, что в доме Алагата (соответственно и Ацата) хранилась нартовcкая реликвия — чудесная чаша Wacamongæ/Acamongæ, название которой содержит тот же компонент wac/ac-, что и название рода Ацата.
То, что в одном сказании род Ацата оказывается живущим «за нартами» [ИАС, I: 228], не должно смущать, так как здесь, как это наблюдается и в некоторых других случаях, под «нартами» подразумевается род Ахсартаггата. Следовательно, выражение «за нартами» в применении к роду Ацата означает только то, что они жили за пределами села (или квартала) рода Ахсартаггата. Из сказанного следует, что характеристики рода Ацата можно перенести и на род Алагата.
Ацата — это stur muggag «большой род», жили они в stur ġæwtæ «больших селах», у нартов они известны как bæğatær muggag «богатырский род», составлявший авангард нартовского войска (findzicæwæg, jevxæsgutæ) [Туганов 1977: 130; ПНТО, II: 68]. Представителями рода Ацата были старый Асæ и его сын Acæmæz, а также некий Tewvez. В адыгских вариантах эпоса род Ацата представляет «сын Аши Ашамез» или «Ашамазоко сын Ашама». Иногда имя героя звучит «Ящ».
В карачаевских вариантах эпоса этому имени соответствует «Ачимез сын Ачи», или «Ецемей сын Ецей». В одном осетинском сказании читаем: «Сын Аца, маленький Ацамаз, из Большой Нарты (Istur Nart) [2] отправился охотиться на Черную гору» [Н, I: 333; Н, II: 344]. Кажется, в данном случае слова «Большая Нарта» или «большая группа нартов» относятся к роду Ацата, соответственно — Алагата. Эта догадка подтверждается и тем, что Ацата считались большим родом и жили в больших селах (см. выше). Подобно тому, как вместо родового названия «Ахсартаггата» сказители часто употребляют термин «нарты», в данном случае вместо родового имени «Ацата» употреблено выражение «Большая Нарта», «большая группа нартов». Но если так, то Ацата противопоставляются всем остальным нартам, как большой род — менее крупным родам. Эта характеристика рода Ацата стоит в противоречии с другим утверждением сказителей: «Нет ацов, вымерли славные, некогда грозные ацы. Бог богов истребил их до единого. Лишь остался малютка маленький Ацамаз» [Туганов 1977: 208]. С последним утверждением следует связать и тот факт, что в некоторых осетинских сказаниях вместо трех нартовских родов упоминаются два [Н: 273; ХИФ 1936: 154; АСОНИИ, д. 351: 172], причем отсутствует род Алагата.
Исчезновение рода Ацата (Алагата) не случайно. Ведь и функциональное значение этого рода, по сравнению с другими, проявляется менее четко и объясняется это, возможно, тем, что «понятия «богатство» и «воинственность» представляются при определенных военных и экономических условиях более простыми и неизменными, чем религия, глубоко нарушенная обращением в ислам или в христианство» [Дюмезиль 1976: 173]. В какую эпоху стали тускнеть функции рода Алагата, сказать трудно. Показательно, что в ряде национальных вариантов эпоса родовое имя Алагата сохранилось.
В адыгском эпосе коллективные пиршества нартов происходили в доме рода Аледжхер, Ал(л)ыджхьар «Алиджевых» [Дюмезиль 1976: 179]. Подобно осетинским Алагата, хранившим чудесную чашу «уацамонга», адыгские Алиджевы хранят «чашу для сана белого» (сана — вино) [Кумахов, Кумахова 1985: 157]. Там же, в доме Алиджа, проходил совет старейшин — хаса нартов [НКЭ: 166].
В адыгской топонимии сохранилось название каменных зданий за Кубанью — Эллигах-яунне «Дом Эллиговых» [Коков 1966: 153], связанное с названием нартовского рода Алагата. Адыгский эпос сохранил много описаний дома Алэджа, одна деталь в которых привлекла наше внимание: этот дом характеризуется как «белый и длинный» [СМОМПК, XXI, 2: 263; Гадагатль 1987: 255]. В цветовой символике индоиранцев белый цвет соответствует именно первой функции, представителями которой в эпосе являются Алагата.
В адыгских вариантах сохранились и другие архаичные черты рода Алэджа, отражающие индоиранские представления о носителях первой функции, но потускневшие или вовсе исчезнувшие у осетин [Дюмезиль 1976: 180–182].
В балкарских сказаниях род Алагата известен под названиями «Алыглар» и «Алигатэ», последнее из которых в точности отвечает осетинскому Alægatæ [Дюмезиль 1976: 183; Гаглойти 1977: 166]. Этот же род известен балкарцам как «старший нартский род, что безгрешен», представителем которого является Алик. В доме Алика «на священной цепи» подвешен «чудесный котел» (осет. «уацамонга») [Дебет: 92]. В других балкарских сказаниях вместо рода встречается «семейство Алика» [Дебет: 22]. В одном балкаро-карачаевском сказании читаем: «И покуда в доме Алигата — в доме старшего над нартами рода, — на святой цепи котел висит прикован, будет крепко племя славных нартов» [КБФ: 427].
В сванских вариантах эпоса род Алагата скрывается под фамильным именем «Аликановы» [Дзидзигури 1986: 101; Гаглойти 1989а: 14]. По мнению Г. Бейли, сюда же относится название исторической области Алгети в Грузии, буквально означающее «страна народа Алг» [Bailey 1980: 247].
В абхазо-абазинских, вайнахских и дагестанских вариантах эпоса имя Alæg и производные от него не сохранились. Несмотря на это, в абхазском эпосе упоминается «большой нартовский дом» — каменный или железный дом с железной (иногда золотой) большой балкой посередине, нa которой нарты подвешивали громадный общесемейный медный котел (Нартаа ркуаб ду) «на сто человек» [Инал-Ипа 1977: 48].
Нелишне напомнить, что чудесная чаша нартов сопоставлена с сорокаухим котлом, упоминаемым в каракалпакских и таджикских сказках и легендах, а также с наделенным магическими свойствами котлом древних саков, в котором приготовлялась жертвенная трапеза в дни равноденствия [Толстова 1984: 122, 200].
Как дает основание считать исследование Г. Бейли, «базой нартовской системы является Ustur Xædzaræ «Большой дом», а все имена нартов являются эпитетами их функций в этом Доме» [Bailey 1980: 239].
Эпоним Alæg — не единственное имя в осетинском эпосе, восходящее к этнониму *агуа — «арий», — см. ниже Alytæ и allon.
Æxsærtæggatæ. «Этот род включает два поколения самых прославленных героев: Урузмаг и Хамиц — «старшие», Сослан (Созырыко) и Батрадз — «младшие». Большая часть эпоса посвящена их подвигам» [Дюмезиль 1976: 168]. Род Ахсартаггата считался самым лучшим из нартовских родов [Н, I: 79].
В основе этого родового имени лежит имя героя Æхsærtæg, производное от апеллятива æxsar — «боевая доблесть, сила, власть», восходящего к др. иран. *xšaυra — «военная сила, военная доблесть», родственного древнеиндийскому ksatra — «мощь», «принцип военной функции», несомой кастой кшатриев [Абаев ИЭСОЯ IV: 224–225, 229–230; Дюмезиль 1976: 168; Bailey 1980: 246].
Ахсартаггата оспаривали у Алагата право на руководство нартами: как и Алагата, Ахсартаггата считаются narti sær «главой Нартов» [ИАС, I: 282]. В этом плане им удалось настолько сильно потеснить своих соперников, что в некоторых сказаниях род Алагата не упоминается вовсе, а там, где упоминается, его роль почти незаметна. Согласно одному сказанию, нарты платили дань (qalon) роду Ахсартаггата [НТХ: 46].
Поскольку большая часть эпоса посвящена прославлению героических представителей рода Ахсартаггата [Абаева 1985: 118], родовое имя «Ахсартаггата» и слово nartæ «нарты» стали восприниматься как синонимы [Гуриев 1982: 22; Гаглойти 1989а: 12–13]. Отсюда легко понять причину появления варианта интересующего нас родового имени — Æxsnærtæggatæ [Миллер ОЭ I: 62, 72; ИАС, I: 69], представляющего контаминацию родового имени Æxsærtæggatæ с термином nartæ [Дюмезиль 1976: 176].
Следы названия этого рода сохранились в других национальных вариантах эпоса. В балкарских вариантах — это Схуртуклар, «Схуртуковы», в адыгских вариантах — «чужеземные нарты» — братья Шоген и Хамиш Ахснартуко, именуемые также «сыновьями и потомками Ахснарта», в вайнахских вариантах — «Архастой», или «Орхустой» — название части нартов [Дюмезиль 1976: 183, 184–186; Абаев ИЭСОЯ IV: 229–230: Гаглойти 1989а: 18, 19; Bailey 1980: 247]. Следует добавить, что, согласно ингушским сказаниям, нарт-орстхойцы были выходцами из Санибанского ущелья Северной Осетии. От названия нарт-орстхойцев неотделимо название этнографической группы вайнахов-карабулакцев — «орстхойцы», которые еще в прошлом веке сохраняли определенную этническую индивидуальность [Гаглойти 1989а: 19].
В вайнахских сказаниях род Орстхойцев характеризуется как род храбрецов, что соответствует характеристике рода Ахсартаггата в осетинских сказаниях. Так, «сказитель Ганыж (разделявший нартов и орстхойцев) уверял, что орстхои были храбрее нартов» [Далгат 1972: 108].
Прежде чем перейти к характеристике следующего рода, остановимся на гипотезе П. К. Козаева. Произвольно связав имя героя Сирдона с древнеиндийским Индрой и приписав ему функции племенного бога «сираков-пандавов-иронов», а также связав имя Батрадза с древнеиндийским «Натараджа», якобы племенным богом «хурритов-кауравов», П. К. Козаев выдвинул необоснованную гипотезу, согласно которой «вражда кауравов и пандавов — Ахсартаггата и Алагата — воинов и жрецов — многочисленных против малочисленных есть отражение борьбы союзов племен, возглавляемых кавказцами-хурритами и индоариями-сираками» [Козаев 1989: 74]. Хотим подчеркнуть, что нет никаких оснований видеть в трехчастном делении нартов социально-этническую, а не социальную стратификацию. Борьба же индоариев с «кавказцами» нашла отражение в других сюжетах эпоса, о чем мы скажем ниже (раздел «Нарты и страна луанцев»).
Borætæ. Существует несколько вариантов этого родового имени: Boræatæ, Boriatæ, Boiriatæ, Boradzawtæ, Boræğæntæ, а также Burtæ в парном сочетании Burtæ æmæ Borætæ [ХИФ 1940: 41, 44]. «Отличительное свойство Бората, их жизненный принцип — богатство» [Дюмезиль 1976: 166]. Наиболее известным представителем этого рода является Buræfærnyg. He исключено, что основа bor в интересующем нас родовом названии является производной от др. иран. *bau — «изобиловать, быть богатым» [Bailey 1980: 241]. Поскольку желтый цвет в осетинской идеологии связан с небесной благодатью (farn), не исключено также, что в основе этого родового названия лежит слово bur/bor «желтый» [Чочиев, Кочиев 1989: 76–77].
Род Бората характеризуется также как самый многочисленный среди нартов.
В других национальных вариантах род Бората не встречается, но упоминается герой по имени Бора: в адыгских — Бореж, букв. «Боре старый» (очевидно, калька осетинского zærond Bori «старый Бори» [Н, I: 353]), иногда — Борекъуэ, «член рода Боре (= Урузмаг)»; в балкарских — «старший нарт Борай» [Дюмезиль 1976: 178–179; Гаглойти 1989а: 18–19]; сюда же, очевидно, относится балкаро-карачаевский топоним Нартбора [Холаев 1973: 8], который, возможно, следует понимать как «местожительство нарта Бора». Адыгская форма Борекъуэ, в свою очередь, проникла в язык осетинского эпоса, где находим вариант Aborqwatæ [Н, I: 313].
В адыгской народной песне встречаем словосочетание Борей хьэблэжъмэ «В старом квартале Борей» [Кумахов 1984: 224–225]. Возможно, этот факт свидетельствует о том, что адыги в прошлом знали деление нартовского села на три квартала, сохранившееся в осетинских сказаниях, одним из которых был «квартал Бората».
В вайнахских сказаниях упоминается герой по имени «Чопа, сын Барата», или «Чопа Борган» [Далгат 1972: 261, 263, 275]. Возможно, варианты имени отца Чопа — Барата и Борган отражают осетинские Borætæ и Boræğæntæ.
Подводя итоги сказанному, отметим, что следы трехчастного деления общества отчетливо сохранились и в этногонических преданиях осетин [Абаев ИЭСОЯ III: 102–103; Гаглойти 1989а], а также в общественном строе осетин-алагирцев первой половины XIX века [Бзаров 1987].
Помимо этих трех родов в осетинском эпосе встречаются и менее значительные фамилии: Albegatæ, Alytæ, Astæ, Sawmæratæ и Čelæxsaratæ. Co ссылкой на Э. А. Грантовского Ю. С. Гаглойти пишет: «В скифском обществе лишь три основные социальные группы — военная аристократия, жречество и рядовые общинники — «были конструированы в культовой организации и ритуальных обрядах индоевропейской общины», хотя там существовали и другие группы населения, преимущественно, — неполноправные и зависимые. Точно так же указанные фамилии не входят в состав «трех нартских фамилий» (æртæ Нарты), они находятся вне трех «кварталов» (сых) нартского села, никогда не участвуя в ежегодных собраниях, пирах славы в доме Алагата» [Гаглойти 1989а: 16–17). Остановимся на характеристике каждой фамилии в отдельности.
Albegatæ «Албеговы», или Ælumbegatæ «Алумбеговы» представлены героями Albeg (варианты: Alibeg, Albæg, Ælbeg, Alymbeg) и Totradz. Иногда Албег принадлежит не к роду Албегата, а к другим родам: «(в селе) Даредзанов, говорят, дочь Алборты Албега Залихан-краса замуж выходит» [МД 1941, 6: 55]; Alægaty Alymbeg [ИК: 326]; Acæty Alymbeg [HTX: 172], Alyty Alybeg [ИАС, I: 303].
Род Албеговых считался «знаменитым», с которым Созырыко собирался «разом покончить» [ПНТО, I: 101]. Чем это кончилось, мы знаем: этот род «исчез с земли», оставив лишь единичных представителей [ПНТО, I: 104; ССКГ, V: 12]. В одном сказании у рода Албеговых росло Дерево, «которое нужно охранять» [АСОНИИ, д. 350: З]. В данном сказании Албеговы подменяют род Бората, так как «нартовское дерево» обычно растет в саду последнего рода.
В адыгских вариантах эпоса имя Албег и имя его сына Тотрадза встречаются довольно часто — это «Тотреш сын Альбека», или «Тутарыш, сын Алджара» [НАГЭ: 199, 217]. В одном адыгском сказании сыном «старого Альбека» оказывается «пши Бадыноко» [там же: 247].
В абазинских вариантах эпоса встречаем «Албяка сын Сотраш» [НАНЭ: 245]. В абхазском эпосе встречается герой по имени «Алтар Толумбак» [ПНС: 200], или «сын Алтара Талумбакь» [Инал-Ипа 1977: 68], имя которого сопоставлено с именем Алумбега осетинских сказаний [Гаглойти 1969: 63–64]. Не исключено, что в абхазском эпосе род Албеговых совпал с родом Ацанов (см. выше осет. Acæty Alymbeg). Если так, то с именем дочери Албега «Залихан-краса» можно сопоставить имя «сестры ацанов Зылха» [ПНС: 132].
Alytæ. Это родовое имя встречается всего один раз и, как мы думаем, является исходным вариантом родового имени Albegatæ, поскольку единственным представителем рода Алыта является все тот же Албег [ИАС, I: 303].
Говоря о компоненте aly/ali в имени сына покровителя хлебных злаков Bur-xor-aly / Вог-xwar-ali, Г. Бейли справедливо отметил, что в данном случае не может быть речи о связи с именем Ali, встречающимся в мусульманском мире [Bailey 1980: 241]. В то же время Г. Бейли считает возможным связать интересующий нас компонент aly/ali с компонентом Alæ в родовом имени Alægatæ [там же]. Эту этимологию мы предлагаем и для родового имени Alytæ, во второй части которого находится осетинский показатель множественности tæ. Этимон родового имени Alytæ должен был иметь форму *āryata; что находит поддержку в названии сарматского племени Areatas на Нижнем Дунае, о котором сообщает Плиний (IV, 41). Я. Харматта видит во второй части упомянутого сарматского этнонима тот же показатель множественности ta, а первую часть возводит к прототипу *агу- «арий» [Harmatta 1970: 77]. Таким образом, родовое имя Alytæ находит точный исторический эквивалент в сарматском племенном названии.
Обращаем внимание и на то, что вариация æ/y(i) в Alæ // Aly (Ali) находит аналогию в вариантах названия скифского племени ‘Aλαζώνεσ // ‘Aλιζώνεσ (Геродот, IV, 17), во второй части которого следует видеть не др. инд. jana- «род» [Трубачев 1979: 36–37], а родственное иранское *zan-: сак. ysana- «род, племя», др. перс. -zana «то же самое» [Грантовский, Раевский 1984: 57–58].
Аланы испытали на себе большое влияние тюркских народов. Это влияние отразилось и на ономастике эпоса. Тюркизацией родового имени Atytæ мы считаем вариант этого же имени — Albegatæ. Имя нарта Али встречается и в чеченских вариантах эпоса [СМОМПК, XXII, 2: 14].
С другим показателем множественного числа этноним «арий» сохранился в слове аllоn «аланы» (см. ниже).
Astæ. Упоминание об этом роде встречается единственный раз [ПНТО, II: 72]. В эпосе встречается еще мужское имя Asi — так зовут отца Ацамаза в одном сказании [Туганов 1977: 129]. В форме Asa, Was это имя встречается еще дважды (ПНТО, II: 133; Кубалов 1978: 214] [3]. Г. Бейли сопоставил компонент as в интересующем нас родовом имени с самоназванием осетин в прошлом — as, откуда заимствованы груз. osi «осетины» и русс. осетин [Ваileу 1980: 247]. Эта этимология вызвала возражения со стороны Т. А. Гуриева и Е. А. Тулатовой, которые в родовом имени Astæ видят «ложноэтимологическое осмысление названия Ацæтæ» [Гуриев, Тулатова 1987: 177]. На наш взгляд, нет никакой необходимости объединять названия Astæ и Acætæ и, тем более, выводить одно из другого. Судя по всему, так считает и Ю. С. Гаглойти [Гаглойти 1989а: 16].
Существование разных фамильных имен подтверждается и адыгскими вариантами эпоса — где рядом с «сыном Аши Ашамезом», соответствующим осетинскому Aci furt Acæmæz «сын Аца Ацамаз», находим фамильное имя Язхэ «Язовы» [НАГЭ: 394], связанное с осет. Astæ. В абхазских вариантах эпоса этноним as сохранился в составе топонима Ашвады — название северокавказской равнины в районе среднего течения Кубани (см. ниже).
Sawmæratæ, или Saumratæ — название рода, представителями которого являются Č’andz, или K’andz с сыном Sæwa (Sæwwaj) и некая Burdzæbæx [ХИФ 1940: 108; ИАС, I: 325–327]. В качестве женского имени в эпосе встречается еще антропоним Sawmæron, являющийся вариантом фамильного имени Саумарата с патронимическим суффиксом оn. Саумарон имела чудесное свойство рожать без мужа столько воинов, сколько ей закажут. Ночью она рожала, а к утру войско бывало готово [НК, I: 163–167]. Как и в случае с родом Албегата, из рода Саумарата никого, кроме Чандза и его сына Сауая, не осталось [ИАС, I: 327]. Саууай назван в числе выдающихся нартовских воинов [ИАС, I: 243]. Сам же Чандз «был богатый и очень богатый между нартами. Его табунам и стадам не хватало всех просторов земли» [ПНТО, I: 27]. Нарты называют его næ Idar «наш господин» [МД 1988, I: 83]. То, что Чандз был для нартов господином, видно и из следующей фразы: как-то Чандз «собрал свой нартовский народ» [ПНТО, I: 27]. Живет он в укрепленном замке galwan [там же]. В одном сказании Чандз живет на берегу Волги (Edil), но здесь его фамилия не Саумараев, а K'antdzitæ [АСОНИИ, д. 351: 297], что является производным от его же имени собственного. Фамильное имя «Кантдзиевы» встречается и в осетинских сказках [Дзагуров 1973: 537].
В других национальных вариантах родовое имя Саумарата не сохранилось, но зато хорошо известны имя Чандза и его сына Саууая. В адыгском эпосе — это «Карашауей, сын Куаго» [НАГЭ: 309–310], «Шауай, сын Канджа», «Шауей, сын Кянша» [там же: 318, 319]. В абазинском — «Татара сын Шауай» [НАНЭ: 298, 303], в балкаро-карачаевском — «Карашауай» [Дебет: 107]. В картвельских вариантах эпоса Чандз (Гендже) превращен в женщину, имя ее сына звучит Шава [Дзидзигури 1986: 4]. Возможно, сюда же относится встречающееся в качестве эпитета имен ряда героев слово k’ant «герой, молодец» в языке вайнахского эпоса, ошибочно сближаемое с этнонимом «чинта» [СМОМПК, XXII, 2: 28].
Родовое имя Sawmæron Ж. Дюмезиль сопоставил с осет. sawmær «чернозем» [Dumezil 1978: 64]. Если исходить из плодовитости Саумарон и «богатств» Чандза и предположить, что они имеют отношение к третьей функции, то такая этимология вполне приемлема. Но если учесть, что некоторые родовые имена в эпосе восходят к скифо-сарматской этнонимии, то в интересующем нас родовом имени можно видеть метатезу из *Sawræmatæ / *Saurmatæ, а эту форму легко сопоставить с названием сарматов (савроматов) у древних авторов — Sarmatae, Σαυρομάται. Метатеза могла произойти по контаминации этнонима «сармат (савромат)», ставшего на каком-то этапе развития языка непонятным, со словом sawmær «чернозем».
Наиболее убедительная этимология этнонима Σαυρομάται, «савроматы» предложена Ж. Дюмезилем, делящим его на Σαυ «черный» (осет. saw) и ρομά с показателем множественности ται (осет. tæ). Компонент ρομά сопоставляется с др. инд. roma «волосы вообще; шуба» [4], перс. rum(а) «волоски на лобковой области». Таким образом, этноним «савромат» означает «носящий черную шубу» и в точности повторяет название сарматского племени Saudaratai «носящие черное», а также этноним «меланхлены», встречающийся у Геродота [Dumèzil 1978: 7].
Есть основание полагать, что слово rom «волосы на теле; шуба» не было чуждо осетинскому языку в прошлом. Оно сохранилось в слове rujmon «змеевидное чудовище» (из rum + суфф. -on). Подобно тому, как иронское соответствие дигорскому rujmon — kæf-qwyndar — в архаизирующем переводе означает «рыба-шерстью-покрытая» [Абаев ИЭСОЯ I: 576], так и rujmon может означать «шерстистый» [5]. Таким образом, достоверность этимологии этнонима «савромат», предложенной Ж. Дюмезилем, возрастает.
Вариант «сармат», если он связан с этнонимом «савромат», предполагает выпадение исторически краткого корневого гласного, т. е. придется восстановить параллельные формы Saurämatä / Sauromatä. Осетинское Sawmæratæ / Saumratæ связано с вариантом *Saurämatä.
Čelæxsaratæ или Telæxsænatæ, Čelæxsækkatæ [АСОНИИ, д. 350: 28; АСОНИИ, д. 351: 70]. Этот род получил название по имени героя Celæxsar, Celæxsærtæg.
Родовое имя Æxsædton, приводимое в словаре В. Ф. Миллера [Миллер ОРНС 1: 244], несомненно, вариант предыдущего родового имени, но в текстах нам не встречалось.
****
Все основные герои как в осетинских, так и в других национальных вариантах нартовского эпоса принадлежат к перечисленным выше родам. В число нартовских героев не попадают только нарт Сирдон, который первоначально не был нартом, и герой Бедзенаг (каб. Бадыноко), об особых отношениях которого к нартам мы скажем ниже. Нет других нартов, которые бы не принадлежали к числу описанных выше родов, есть только варианты эпоса, в которых эти роды недостаточно четко представлены или исчезли вовсе.
Нет также никаких оснований полагать, что «страну нартов населяют индоарии, хурриты-субарту, халибы-амазонки, кашки, хатты, дандары/дарданы и другие предки современных северокавказцев», как полагает П. К. Козаев [Козаев 1989:74], так как ономастика нартовского эпоса не поддерживает это утверждение.
Поскольку основные герои эпоса — Ахсар, Ахсартаг, Урузмаг, Хамиц, Сатана, Сослан (Созирико), Батрадз, Сибалц и другие — принадлежат к роду Ахсартаггата, следует признать справедливость вывода, согласно которому нарты — это прежде всего род Ахсартаггата. Если говорить об историко-этническом эквиваленте термина nart, то следует иметь в виду, что часть названий нартовских родов (Алагата, Алыта, Аста и, возможно, Саумрата) отражает скифо-сарматскую этнонимию, а родовое название Ахсартаггата и связанное с ним «Челахсарата» в точности соответствуют названию индоиранских кшатриев.
Что касается происхождения термина nart, то самой удачной следует признать этимологию, связывающую основу nar- с др. иран. *nar — «мужчина», «герой». Причем конечное tæ в интересующем нас термине показателем множественности является только на синхронном уровне. Как видно из производных форм этого слова, на диахронном уровне показатель множественности не вычленяется [Bailey 1980: 237). Осетинское nart, nartæ восходит к индо-европ. *Hnert[h] — «жизненная сила», «мужская сила», откуда идут др. инд. nrtà — «герой», sūnrtā — «жизненная сила», др. ирл. so-nirt — «сильный», валл. hy-nerth — «сильный», древнегерм. Nerthus — название божества, валл. nerth — «мужественность», др. ирл. nert — «то же самое» [Гамкрелидзе, Иванов 1984: 802], сак. nadaun — «мужчина», «герой» (из * nrtāvan-), nade — «герой» (из * nrtāh) [Bailey 1979: 172; Bailey 1980: 237], осет. nard — «жирный» [Абаев ИЭСОЯ II: 157] и т. д. Индоевропейское *Hnert[h]- состоит из корня *nēr — «мужчина» и расширителя t[h]- [Гамкрелидзе, Иванов 1984: 190]; ср. др. инд. nar — «человек, мужчина, муж», «герой», осет. næ1 — «самец» [Абаев ИЭСОЯ II: 170] и прочее. Параллельно существовала глагольная основа *nar- — «быть умелым, активным, мужественным» [Bailey 1979: 172; Bailey 1980: 237].
Для соотношения значений между родственными осетинскими словами nard — «жирный, жир» и nart — «герой» сравните осет. wæzdan — «благородный, дворянин» из др. иран. *wazda- — «жир» [Абаев ИЭСОЯ IV: 104]. Родственные nard и nart отличаются не только по семантике. Во втором слове не произошло ожидаемое озвончение td. Причиной тому было переосмысление конечного t, который стал ассоциироваться с показателем множественности t. В современном осетинском языке nart(æ) воспринимается только как множественное число от несуществующей основы *nar-. Но, как свидетельствуют заимствования из скифо-сарматского в соседние языки, первоначально и в скифском языке nart воспринималось как слово, стоящее в единственном числе. Мы имеем в виду неразъясненные в языке коми нарт — «безжалостный, доводящий до изнурения», «притесняющий», в диалектах — «упрямый, своенравный, непослушный» [Лыткин, Гуляев 1970: 186] и русское (смоленское) нарт — «дерзец, упрямец, нахал» [Добровольский 1914: 459].
Примечательно развитие значения на коми и русской почве: тот, кто в глазах воина является героем, земледельцем воспринимается как дерзец, упрямец, нахал и притеснитель. Последнее значение могло появиться только благодаря межэтническим контактам. Аналогичное значение приобрел термин nart и в вайнахских языках.
Итак, нарты — это герои, богатыри и рыцари. Именно так воспринимается это слово почти во всех языках, на которых существует нартовский эпос [Гаглойти 1965: 102–104]. Ядро эпоса идет из индоиранского мира. От предков осетин эпос «был воспринят несколькими соседними народами, видоизменялся на разные лады, терял и обогащался, приобретая прежде всего различную нравственную окраску» [Дюмезиль 1976: 161]. При этом почти в каждом национальном варианте герои эпоса стали представителями своей национальности, народная традиция стала возводить нартов в исторические предки данного народа. Но все же в некоторых случаях сохранились указания на инородное происхождение нартов. Это сказалось прежде всего в отрицательной оценке нартов у некоторых народов, а также в противопоставлении нартов носителям эпоса.
1. С этим же словом связывает фамильное имя Acætæ Г. Бейли, но дает ему перевод «сильный» (Bailey 1980: 254). Для отпадения начального w сравните Acyruxs из Waciroxs и т.д.
2. Согласно Г. Бейли, выражение Ustur i nart, вариантом которого является Istur Nart, следует понимать как «большая нартовская группа» [Bailey 1970: 34]. Возможен также перевод «великие нарты»; ср. абх. Нартаа gу «великие нарты» [Инал-Ипа 1977: 168].
3. Сравните также осетинское фамильное имя Asatæ. Форма Astæ относится к Asatæ так же, как Borætæ к Boræatæ (см. ниже). Сюда же – распространенное в Осетии женское имя Asæ, а также топоним Asajy dur «Камень Аса» в Северной Осетии (Цагаева 1975: 24).
4. Также – «волоски на теле» [Кочергина 1987: 549].
5. Другая этимология у В. И. Абаева [Абаев ИЭСОЯ II: 430–431].
Юрий Дзиццойты, кандидат филологических наук
