Сарматская фреска и осетинский обряд
От сармато-аланского времени в Крыму остались не только исторические упоминания, но и множественные археологические памятники. Обратимся к одному из них — уникальному изобразительному памятнику сармато-боспорского культурного наследия — погребальной росписи, в которой всё, от композиции до населяющих её персонажей, воспроизводит точную иллюстрацию дошедшего до нас ритуально-обрядового текста, чудом сохранившегося в осетинской духовной традиции.
Речь пойдет о древнем эзотерическом обряде «бæхфæлдисын», в котором покойнику посвящался конь.
Обряд этот восходит по своей семантике к далёким временам индоиранской общности. В осетинской традиции он начинался, когда специально убранного коня подводили к могиле и, вкладывая повод его уздечки в руки покойного хозяина, наставляли его словами: «Пусть это будет твой конь». Затем коня трижды слева направо обводили вокруг могилы, обрезая ему хвост и делая надрез на ухе (т. е. отмечая в его теле верхнюю и нижнюю зоны мира). При этом коню давали отведать над могилой ритуального пива, разбивая в дальнейшем чашку об его копыто, а осколки укладывая в могилу. Посвященный в таинство и почитаемый обществом старик — бæхфæлдисæг (посвятитель коня) произносил длинную речь, в которой описывал трудную мистическую дорогу, что предстоит преодолеть душе умершего, и просил коня помочь хозяину на его пути в обитель предков. Движение по этой мистической дороге мертвых и станет пространством нашего дальнейшего рассказа.
Обратимся к лучшим вариантам обрядового текста, записанным в конце XIX века Б. Гатиевым и А. Шегреном. В тексте говорится, что «по указанию тайновидцев домашние покойника ищут коня на вершине четырехстенной, бурой, гладкой, недоступной не только людям, но и птицам горы, где пасутся три черных коня, из коих старший кусается, младший бьёт копытами, а средний весьма тих. Если найти их с помощью седых, мудрых тайных обитателей этой горы, то они выведут последнего и приведут к тебе, а ты, прежде чем успеешь моргнуть глазом, отправишь его на небо, где великий коновал Абубекр подкуёт серебряные ноги его стальными подковами, а шерстяной хвост заменит шелковым и гриву обдаст золотой водою так, чтобы она блистала, как грань алмаза. Оседлав чудного коня золотым седлом, ты быстро сядь на него и пускайся в путь. Лишь только вденешь ногу в стремя, мгновенно трижды будешь поднят на небо и опущен на землю. Такое чудное движение нужно для перерождения тебя из земного существа в небесное, светлое».
Выбранный для воина тайными мудрецами священный проводник — конь доставит его душу к реке, «через которую было положено одно бревно вместо моста, и впереди моста стоял Аминон, который не пускал его через мост и стал расспрашивать покойного. Аминону всё хорошо было известно, но требовалось узнать, правду ли будет говорить покойник или солжет; если скажет правду, следует отрекомендовать его Нартам и пустить туда. Если же солжёт, то будет бить его по губам веником, намазанным кровью. Вот и спросил его Аминон, что он видел и делал хорошего на свете. Покойник рассказал, ничего не преувеличивая; Аминон увидел, что он говорит правду, и позволил ему проехать через мост, да ещё дал ему записку и провожатого, чтобы отвели его в землю Нартов; а других, кто солжет, он отсылает в ад». «Аминон приказал отвести покойника к Нартам, туда они и поехали по средней дороге. Подъезжают и видят: Нарты все сидели в кругу, но как только увидели покойника, встали перед ним, а Бараствер (Барастыр. — В.Ц.) (хозяин рая) вышел вперед и пригласил его занять в кругу первое место».
Подобные «путеводители», наставляющие душу в ее движении к Блаженной обители, существуют во всех религиозных системах человечества. Мы знаем знаменитые и древнейшие египетскую и тибетскую Книги мертвых, к которым, по всей видимости, относятся и причастия умершего в основных современных религиях, очищающие и наставляющие человека перед его встречей с Высшим судьёй.
Также раскрывается перед нами и духовная идеология обряда «бæхфæлдисын», возможно, древнейшего из до сих пор используемых в обрядовой практике. В его культовом тексте нам открывается таинственный и мистический акт перерождения физического тела умершего в духовное, астральное существо. Только посвящённые в таинства мистерии особые люди, наделённые тайным знанием, могут открыть человеку путь к вершине Священной горы, недоступной ни людям, ни птицам и ориентированной на четыре направления мироздания («четырёхстенной»). По всей видимости, перед нами — священный образ Мировой горы, мифологической модели мира, по поверхности которой (как по стволу Мирового древа) душа человека отправляется в последнее путешествие в Царство мёртвых, в направлении Мирового центра, Мирового лона, из которого выходит всё живое и к которому возвращается умершее. Эта священная функция центра наделяла Мировую гору (как и Древо) не только образом Матери рождающей, но и наполняла символикой последнего прибежища — гробницы. Числовая и семантическая символика Мировой горы дополняется наличием образов трёх чёрных коней, маркирующих собой три зоны мира по вертикали. Не случайно поэтому тих и кроток именно средний конь, увозящий из средней зоны мира душу умершего воина.
Наличие в священном обрядовом тексте образа коня — проводника души — закономерно. Его образ занимает видное место в верованиях индоевропейских, индоиранских народов, к семье которых и принадлежат алано-осетины. Именно у этой семьи народов образ коня получил ещё и хтонический аспект, связавший его с культом плодородия, поскольку конь ассоциировался с самой Богиней-матерью, сочетавшей в себе функции смерти и возрождения. Являясь спутником Богини-матери, конь был в то же время инкарнацией, атрибутом и жертвенным животным Бога-отца-солнца. Крылатый конь Агни в древнеиндийской мифологии служил посредником между небом и землей, перенося жертвоприношения людей богам и препровождая души умерших на вечные пастбища. Подобными же священными обязанностями наделялся и крылатый конь древнегреческой мифологии Пегас, связанный своим рождением с мёртвой головой Медузы (зоной смерти) и истоками Океана — реки Царства мёртвых, выполняя при этом роль посредника между небом и преисподней.
Функции погребального коня в осетинской похоронной обрядности перекликаются с функциями коня, которого приносился в жертву на похоронах царя и знати у ведических ариев. Так, в одном из гимнов Ригведы, исполнявшемся при погребении коня, животное как посредника между миром людей и миром богов просят доставить умершего на третье небо, в обитель Варуны, переправить путем, по которому вслед за первым человеком и первым царем ариев Ямой (иранский Йима) прошли на верхнее небо, вечные луга и пастбища Ямы все умершие предки. Значение коня состояло в наделении его особой силой, мистической способностью обеспечить своего хозяина энергией для воскрешения на том свете, что нашло отражение и в ведическом обряде «ашвамедха».
Погребальный конь фигурировал и в царском заупокойном культе Ирана. По Страбону и Арриану, маги-жрецы, жившие при гробнице Кира, ежемесячно приносили духу покойного царя жертвенную лошадь. Эти же культовые идеи функционировали и в североиранском мире, так как скифские и сакские погребальные курганы евразийских степей содержат десятки, а во многих случаях и сотни конских захоронений.
Но следы погребального коня встречаются не только в заупокойной обрядности скифов. Отголоски этого древнего ритуала встречи души воина с Великим судьёй Нижней зоны мира во множестве обнаруживаются в изобразительных памятниках скифской культуры.
Наследие погребальной обрядности северных иранцев сохранилось не только у осетин. Так, например, у северных таджиков, правопреемников сако-массагетской культуры, фиксируется целый ряд устойчивых представлений о тесной связи коня с миром мёртвых и с водной стихией, что и определило существование обычая посвящения коня умершему. Этот древний иранский обычай фиксируется не только у таджиков, но и у казахов, узбеков, каракалпаков. У таджиков Гиссарской долины лошадь вели перед носилками с покойником и трижды вечером обводили вокруг могилы хозяина. Важно отметить и то, что в культовых песнях таджиков сохранилось обрядовое название погребальных носилок — «деревянный конь» (аспи чубин), подобное же название носят и погребальные носилки у балкарцев, кавказского народа, в этногенезе которого существенную роль сыграл аланский этнический элемент.
Конь из осетинского обряда «бæхфæлдисын» мчал на себе душу не простого мужчины, а душу воина, носителя древней индоевропейской цветовой символики (красного и золотого). Поэтому-то обрядовый текст и упоминает, что коня для воина находят на бурой (красной) Священной горе, а снаряжая, «перекрашивают» — обливают золотой водой, приводя чёрного скакуна в соответствие с цветовой символикой воинской касты. Этот обрядовый символизм проявлялся в реальных скифо-сакских погребальных курганах Пазырыка, Толстой могилы, Арджана, где была выявлена золотисто-рыжая масть коней — более предпочтительная для последнего путешествия воина. Обретя на Мировой горе мистического коня (спутника и проводника), душа воина отправляется в истинный мир, мир умерших предков, последнюю обитель воинов.
Продолжение следует.
Валерий Цагараев,
из книги «Искусство и время»