Значение коня и коневодства в истории человечества трудно переоценить. Новейшие изыскания в области истории коневодства предполагают, что развитие его в древности было связано с индоевропейскими племенами. О широком распространении коневодства у этих народов говорят многочисленные свидетельства смежных дисциплин и, в первую очередь, археологии. Любопытные сведения об этом сообщал «отец истории» Геродот, а римский историк Аммиан Марцеллин относительно алан подчеркивал особо, что молодежь с раннего детства, сроднившись с верховой ездой, считает позором ходить пешком. Об аланах, как замечательных конниках, упоминается и в каталонской хронике Раймона Мунтемира, датируемой XIII веком. Аланы, говорится в ней, считаются какими ни на есть лучшими всадниками на Востоке.
Высокий статус коня нашел свое отражение и в мифологии индоевропейских народов и, в частности, у осетин. Сказания нартовского эпоса подтверждают важную роль, которую играл конь в повседневном быту древних, обладая при этом целым рядом сказочных, сверхъестественных свойств.
В глубокой древности иранские племена освоили коня для верховой езды. Это домашнее животное нашло широкое применение в хозяйстве, охоте и в войне. Последнее явилось основным стимулом развития искусства верховой езды и управления конем в упряжке. Все это, естественно, требовало специальной подготовки как для всадника, так и для лошади. Значительный прогресс военного дела способствовал распространению коневодства и всадничества у других неиндоевропейских народов. «Вместе с самим животным и навыками тренинга заимствовали обряды и мифы, сложенные приучавшими его впервые индоевропейцами» (7, с. 42).
Новые археологические материалы свидетельствуют, что в результате этнокультурных контактов конь стал известен на Кавказе очень рано, в конце III тыс. до н. э. О масштабах коневодства и культа коня на Кавказе косвенно свидетельствуют факты захоронения в могильниках эпохи бронзы конских голов и отдельных частей узды.
Существует мнение, что северокавказскими аланами была выведена так называемая «северокавказская порода» лошадей, широко известная ныне под названием «кабардинской». После нашествия Тимура на Северный Кавказ аланы «из-за ограниченности территории и сурового климата уже не имели возможности содержать табуны лошадей, постепенно у них исчезла эта порода коней. Осетинский фольклор сохранил названия некоторых пород лошадей, разводимых аланами на Северном Кавказе: «æфсургъ», «аласa», «саулох», «хуарæ». Большой известностью среди осетин издавна пользовались и некоторые кабардинские породы скакунов: «тæран» н «цагьди». В последнее время археологом С. Б. Ковалевской были сделаны смелые попытки реконструировать экстерьер древних коней, разводимых на Северном Кавказе в начале I тыс. н. э.
Природные способности лошади к быстрому передвижению, преодолению препятствий и преград обусловили ее использование во всевозможных состязаниях, издревле бытующих у многих народов, знакомых с коневодством. Популярность и широкое распространение конных игр в традиционном быту осетинского народа является свидетельством того, что они возникли и развивались у народов с развитыми традициями скотоводческого хозяйства. Простые по содержанию и внешним аксессуарам, они преследовали конкретную цель – подготовить молодежь к хозяйственной деятельности. Однако не меньшее значение имел и их специфический, военно-прикладной характер. Это было объективное следствие, отражавшее военно-демократический и феодальный уклад социальной культуры осетин и других народов Кавказа.
Известные нам различные конные игры в своей изначальной сущности являлись своеобразной проверкой боевой подготовки коня и всадника. Именно в этих древних играх закладывались основы вольтижировки и джигитовки, которые давали возможность проявлять, развивать и совершенствовать психо-физические и морально-волевые качества всадника. Особое внимание при этом уделялось выработке силы, гибкости, ловкости, отваги, настойчивости, чувства равновесия. Заметную роль при этом играла и выработка необходимых боевых качеств коня: выносливость, скорость, маневренность, подчинение всаднику. Отмечу, что некоторые элементы высшей школы верховой езды, особенно «каприоль», «пируэт», «пезада» являются отголосками боевого применения коня.
Уже в глубокой древности проводились и более сложные игры-соревнования, предшествующие современным конно-спортивным соревнованиям. Сохранилось свидетельство Диона Кассия о том, что знатные иберы во главе с царем Фарасманом демонстрировали свое боевое искусство владеть конем на Марсовом поле в древнем Риме. В нартовском эпосе осетин также часто упоминаются скачки, на которых испытывалась резвость коней. Характер их был, разумеется, боевой, а о размахе можно судить по участию в них небожителей.
Разнообразные виды конных игр и состязаний, то есть тех видов развлечений, в которых конь принимает непосредственное участие, у осетин, можно условно разбить на скачки (дугъ) и джигитовку (бæхæй хъазт). Джигитовка есть разновидность скачки, во время которой наездник демонстрирует умение управлять конем, владеть своим телом и оружием. Все упражнения, среди которых преобладают силовые, производятся на лошади, скачущей широким галопом. Однако при всем единстве скачки и джигитовки, последняя по характеру своему имеет существенное отличие от скачек. Различие это проявляется в том, что джигитовка преимущественно устраивалась по случаю радостных событий семейного или общественного быта, а скачки, как правило, в цикле похоронно-поминальной обрядности осетин.
В связи с этим замечу, что осетинское название скачек (дугъ) «представляет старый вклад в аланский из среднеазиатских тюркских языков». В. И. Абаев выявил семантическую связь между «погребальным обрядом» и «скачками», но сам термин при этом считает заимствованным из среднеазиатско-тюркских языков.
Принимая во внимание тот факт, что происхождение коневодства в основе своей связано с историей индоиранских и шире индоевропейских народов, следует отнестись к предположению В. И. Абаева с осторожностью. Английский востоковед Г. Бэйли считает, что в основе осетинского «дугъ» лежит иранское *dauga (бег), которое было заимствовано тюрками, о чем еще в 598 г. свидетельствовал Менандрос Протектор.
В традиционном быту осетин отмечено несколько видов поминальных скачек и конных игр: «æмбойны дугъ», «стыр дугъ», «æлæм», «фырыскъæфæн» и «фиусудзæн». Первый вид скачек, как свидетельствует его название (досл. «скачки того же дня» – В. У.) производился в день погребения. Это были наиболее простые по форме организации скачки, в которых участвовало всего несколько коней. В качестве всадников, как правило, выступало несколько юношей, получавших соответственно своим результатам в скачке вещевые вознаграждения. Аналогичные скачки устраивали в день похорон и горцы Грузии. Поминальные скачки (цхэнн догьви) были тесно связаны с культом предков. Их проведение заметно повышало авторитет оставшегося старшим в семье как среди всех родственников, так и среди односельчан.
В прошлом осетины в день похорон устраивали конную игру «фырыскъæфæн». После погребения, на ровной площадке за селом, за плетеной изгородью помещали барана (фыр). «Затем несколько всадников на полном скаку старались выхватить за рога барана, которого приносили, по нормам обычного права осетин, в жертву для поминального угощения в честь усопшего (8, с. 39). Отмечу, что это единственное свидетельство в осетинской этнографии, записанное в 50-х годах XX в. в сел. Уаллаг-Сба представляет значительный интерес своей архаикой. Кроме того, любопытны параллели этой игры, хорошо известной народам Средней Азии, откуда пришли и предки осетин. Эта игра была известна и ингушам, издавна испытывавшим на себе культурное влияние осетин. Еще в 70-е годы XIX в. Н. Ф. Грабовский описал аналогичную игру у ингушей (лаьвтарка боаккхаш ди хахкар).
Большой интерес вызывали скачки во время осенних поминок. Они привлекали большое число участников, отчего и назывались они «стыр дугъ» (большие скачки – В. У.). Участвовать в скачке должны были «именные» лошади, которые представляли: агнатных родственников умершего (æрвадæлты бæх), когнатных родственников, если поминаемый был женат (каисты бæх), племянников фамилии (хæрæфырты бæх), зятьев фамилии (сиахсты бæх). Помимо этих обязательных участников, в скачке мог принять участие любой желающий. Учитывая, что такие скачки сопровождались огромным стечением народа, победа на них считалась особо почетной. Все это было причиной самой тщательной подготовки коней, которая начиналась до объявленного срока описываемых скачек.
Конь, выставляемый для скачки, скрытно от глаз посторонних наблюдателей готовился специально для этого выделенным человеком. Скакуна содержали изолированно от других лошадей. Большое внимание уделялось физическим тренировкам и питанию, так как правильное кормление – одно из необходимых условий повышения работоспособности лошади. Для того, чтобы конь был сухопарым и легким в беге, его содержали в теплом помещении и кормили преимущественно ячменем (хъæбæрхор) и жареными зернами кукурузы (цæкуытæ). Все виды корма задавались небольшими порциями. Чем чаше коня кормили в течение суток, тем с большим желанием поедался корм и тем лучше он усваивался.
Много внимания уделялось физическому тренингу и закаливанию коня. Во время тренинга внимание уделялось закреплению выносливости и резвости коня. С этой целью во время выездки скакуна проверяли в различных аллюрах. В осетинском языке сохранились номинации для всех аллюров: шаг (фадзу), рысь (сæпп), галоп (цыппæрвадæг), иноходь (сирд). Необходимость такого чередования нагрузки была обусловлена опытом подготовки коня к длительным пробегам. Резвость же коня выявлялась на сравнительно коротком участке дистанции перед финишем.
Наряду с рациональными методами подготовки коня значительную роль играли и магические средства от порчи. Для этого весь комплекс подготовки скакуна (бæхауæрдын) содержался в строжайшей тайне, а на коня надевали разного рода апотропеи.
В процессе подготовки к скачкам оглашались сведения о характере и количестве призов. В зависимости от призов, по решению участников скачки определялось расстояние, которое было прямо пропорционально выставляемым призам. Скачки могли быть по кругу или по определенному маршруту. В первом случае всадники делали без остановки три круга, из которых последний был решающим. «Опытные наездники старались в первые два круга не отставать от других, но и не переутомлять лошадь и, по возможности, сберечь ее силы для третьего решающего круга: от искусства наездника зависело многое. Неопытный наездник в первые два круга загонял свою лошадь настолько, что она с третьего круга и вовсе выходила из строя».
Второй вид этих скачек мог продлиться несколько дней, ибо участникам, необходимо было посетить целый ряд селений, указанных семьей умершего, с целью посещения проживающих в них родственников. Поминальные скачки неоднократно описывались в осетинской этнографической литературе, что позволяет опустить их описание. Хотелось лишь отметить, что специфическую черту этих скачек составляло участие в них вспомогателей (хъузон), которые принимали участие в отдельных этапах дистанции, не претендуя на приз.
Каждый участник скачки особо приглашал себе помощников, количество которых зависело от физических качеств выставляемого скакуна. В ночь накануне скачек каждая группа помощников собиралась в доме участника скачки и обсуждала, кому, в каких местах маршрута необходимо помогать. В наиболее сложных местах дистанции располагались более опытные вспомогатели на лучших конях. На каждый оговоренный участок выделялось по два всадника-вспомогателя, один из которых тянул коня участника скачки за узду спереди, а другой криком и гиканьем погонял его, сзади. Существовали особые неписаные правила, зафиксированные Б. Карджиаты и Г. Кокиевым, регламентирующие действия вспомогателей во время скачки, в частности, в случае падения скакуна, что в условиях гор бывало нередко.
Осенние скачки (стыр дугь) в честь покойников были очень обременительны, особенно для маломощных семей. Масштабы, которые принимали осенние поминки и обрядовые игры на них, нашли свое отражение даже в фольклоре. Например, в историческом предании «Чехойты дугъ» (чехоевская скачка) говорится, что только в многодневных скачках от г. Гори до сел. Бекмар участвовало 60 всадников. Администрация края, с целью избежания несчастных случаев и разорительных издержек для осетин, запретила устройство этих скачек. По сведениям осетинского священника Б. Гатиева: «С последней половины шестидесятых годов до 1873 г. скачки по покойникам нигде не устраивались более, и народ совсем позабыл было о них, но, к несчастью в 1873 г. один из влиятельных магометан, дигорец, выпросил дозволения у начальства устроить скачку в память своего умершего покойника, а как горцы вообще имеют слепую страсть подражать друг другу, то дурному примеру этой особы последовала вся Дигория, а затем жители и других участков».
(продолжение следует)
Вилен Уарзиати
