Смерть и возрождение Дзерассы
(Продолжение)
Мы уже обращали ваше внимание на мотив терзания в скифском искусстве, связанный с темой «жизнь-смерть-жизнь», но древнее искусство донесло до нас еще один символ-схему перерождения мира – скифскую золотую застежку, изображающую движущихся по кругу пять водоплавающих птиц. Сзади у каждой птицы находится яйцо. Древний художник точно показал символ жизни Природы – от яйца к взрослой птице и опять к яйцу. Мы видим четко выраженный вегетативный цикл, вечно повторяющийся в круговом движении мироздания. Но перед нами – также и своеобразный символ Мирового древа, т.е. того же самого мироздания.
Водоплавающая птица – один из постоянно используемых в скифском искусстве символов-медиаторов, соединяющий небо, землю-воду и подводный (подземный) мир, т.к. водоплавающие, как мы знаем, могут нырять под воду в поисках пищи. Число пять, представленное в изображении – древнейшее понятие организованной горизонтали среднего мира. Это четыре стороны света и центр. Цепочка, в которой яйцо становится формой птицы и вновь перерождается в яйцо, воспроизводит идею вечной смены жизни и смерти, как нового рождения. То есть, в золотой застежке скифский мастер оригинально воспроизвел символику смены космогонических циклов мироздания, смены, которой не может избежать даже «божественная дева». Эта же идея воспроизводится через тысячу лет после скифской на бронзовой средневековой аланской подвеске.
Умирая, Дзерасса просит сыновей сторожить в первые три ночи ее склеп, чтобы предотвратить посягательства небесного Уастырджи на ее мертвое тело. Но когда настала очередь Хамыца караулить склеп матери, эпос отмечает, что «пришел Уастырджи в полночь, и рассвело, и все выгнали свой скот к пастуху». Увидев наступивший ложный рассвет, Хамыц покидает свой пост, а в это время Уастырджи входит в склеп к Дзерассе «и сначала сам побыл с умершей, потом коня пустил, а затем своего пса».
Через некоторое время Дзерасса рожает в склепе (т.е. в Преисподней) девочку, коня и собаку. Девочка станет эпической героиней Шатаной, конь и собака – родоначальниками коней и собак на земле.
С приходом Уастырджи – солярного бога, но с функциями Бога-отца, Бога весенней грозы (громовержца), изменяется привычная структура мира. Ночь и холод сменяются рассветом и теплом. Пастухи выгоняют скот на пастбище, что уподобляется времени весеннего выгона скота, празднику, зафиксированному у многих европейских народов как весенний праздник св. Георгия. С этим днем связывали появление приплода у скота, начало доения и употребления в пищу молочных продуктов.
Так же, как и у народов всего мира, в традиционном календаре осетин отмечалось много весенних праздников, связанных с пробуждением земли после зимних холодов, началом сельскохозяйственных работ. Весь цикл подобных праздников великолепно подан в замечательной книге В.С.Уарзиати «Праздничный мир осетин». Поэтому мы только отметим, что основные акценты праздничной обрядности включали в себя символику Мирового древа, поминовение усопших и активное привлечение к ритуалу детей и молодежи, что в символике весенних праздников должно было содействовать плодородию. Пасхальный и послепасхальный обрядовый цикл у осетин включал в себя праздник Бæлдæрæн, во время которого, по поверьям осетин, происходило оплодотворение всей Природы. В связи с этим и человек должен был целый день бодрствовать и веселиться, строго запрещалось заснуть днем. Подобный запрет отметил Геродот на таком же весеннем празднике у скифов: «Если кто-нибудь на празднике заснет под открытым небом..., то, по мнению скифов, не проживет и года».
Мертвая Природа оживает с приходом весны, солнца. Но это опасное время, когда силы Хаоса пытаются отстоять завоеванную ими территорию Космоса, время межвластия, знакомое нашему сознанию, но для древних – это время, когда ослабление ритуального контроля могло привести к смерти. Весенняя земля двухслойна. Одна ее часть нарождается, другая забирает со своей поверхности все слабое, отжившее. Это время, когда души умерших покидают Преисподнюю и бродят по земле, они ищут энергию и найдут ее у спящего. Поэтому только бодрствование, смех и веселье спасают и защищают общину и человека. Эта праздничная идеология смерти-возрождения проступает и в нашем сюжете.
Склеп Дзерассы ассоциируется с замкнутым пространством зимнего периода, со смертью Матери-земли. Посредством проникновения в склеп солярного божества эпос показывает нам эротический акт оплодотворения мертвой, предвесенней земли Богом-отцом. Перед нами предстает вечная интрига Священного брака - соитие Неба и Земли ради зарождения новой жизни. В одном из вариантов нашего эпического сюжета, записанного М.Тугановым, напрямую говорится о свадьбе Неба и Земли: «Когда Уастырджи зашел в склеп к Дзерассе, – / От мертвого сна он ее пробудил / В одеянии невесты она тут предстала. / Говорит он ей: / Послушай, как нарты весело поют: / Это для нас они свадьбу справляют...». По всему выходит, что Уастырджи не насильник, а ее законный супруг. И в самом деле, если мы вернемся к эпизоду о путешествии Ахсартага под воду (землю), то отметим, что он так же, как и Уастырджи, оживляет в нижней зоне деву-птицу-нимфу, родившую от него впоследствии детей, но дева-птица и мертвая Дзерасса – одно и то же лицо.
Сознание древнего человека почитало глубинным и неуловимым качеством Богини неприступность и девственность. Божественная мать (Первоматерия) могла принимать в себя любые формы, не повреждаясь в своем основании, корне, священных глубинах. Пройдя божественную форму «Матери», Дзерасса возвращается к изначально женскому – «девственному», предшествующему всякой форме вообще. Еще Плутарх говорил о египетской богине Исиде: «Поскольку Исида есть женское начало Природы, она способна воспринимать все бытие; Платон называл ее «лоном», «всеприемлющей», «множеством», «имеющей десять тысяч имен», так как она, изменяемая Логосом, обретает все формы, все идеи». В древних гимнах Исида именуется «неведомой», «глубоко упрятанной», «той, которую трудно понять», «великим и некогда не преодолимым божеством», и в то же время она нага – «одежды ее сброшены».
Мы видели, как многократно, в течение священного временного цикла менялась Дзерасса, и каждый раз рядом с ней находился ее герой, ее Логос, божественный огонь которого осеменял первоматерию. Бесформенность девы, подчиняясь воле, как закономерности мужского, властного начала, обретает постоянство формы, но на короткий временной период его властного царствования.
В.И.Абаев возводит имена Ахсара и Ахсартага к древнеиранской основе и переводит их как «мужество», «власть» и «царство» – в специфическом космическом и культовом значении. К этой же основе относится имя священного стрелка Кришаны, описанного в Ригведе как защитник священной Сомы, и совершающего, подобно нартовскому герою, охранительные действия. Когда Сому похищает небесная Птица, «отпустил тетиву стрелок Кришану, быстрый мыслью…», хотел помешать Птице похитить Сому, но лишь «отлетело маховое крыло у этой Птицы, промчавшейся своим путем».
Ахсартаг, являясь представителем средней, надземной, светлой зоны мира, вбирает в себя часть ее солярной функции. Он охраняет верхнюю часть Древа и его плоды, ассоциирующиеся в архаическом сознании с солнцем. Он связан с луком и стрелой – символами солярного бога. Его погружение и восход из моря символичны циклу заката и восхода светила. По своему отцу, Уархагу, братья относятся к тотемному культу волка. Как разъясняет В.И. Абаев, «волк рисуется как существо светлого мира и гроза темных сил и в этом отношении приравнивается к символу Уацилла, громовому божеству».
Исходя из этого, Ахсартаг и Уастырджи имеют одинаковый полюс – верх по отношению к Дзерассе (Земле, низу). Входя в склеп, Дзерасса как бы повторяет свое нисхождение в подземный мир, но под влиянием небожителя вновь воскресает из мертвых, в который раз, представ перед нами очищенной, девственной. Поэтому Уастырджи не «грешит», а возрождает Дзерассу – весну (Природу, жизнь) для Священного брака.
Божественное эротическое соединение Верха и Низа передает идею плодородия через оплодотворение Природы. В процессе этого соединения меняется и состояние Природы. Вход Уастырджи к Дзерассе происходит ночью, в ее середине (сутки – временной отрезок, наиболее связанный с мифологическим уровнем). Эквивалентом дневного света выступает сам небожитель. Солнечные ассоциации буквально пронизывают его облик. Ночной холод и мрак, как бы ограниченные любовным союзом, сменяются дневным светом и теплом. В дальнейшем мы еще встретимся с этим осеменяющим светом.
Функции самой Богини, в связи с ее брачной ролью, многообразны, и это формирует всю символику ее образа, выраженную метафорически. Примечательно и то, что Дзерасса появляется на земле три раза. Вначале – как дева-птица, второй раз – как жена Ахсартага, а в последний раз – как мать Урызмага и Хамыца, т.е. здесь ясно выражена прогрессия функций: дева, жена, мать. Накладываемые на вегетативный цикл земли (Природы), мы получаем – весну, лето, осень (зиму), (вспомним три цикла года у осетин). При этом заметим, что умирающая Дзерасса не уходит из мира бесплодной, а зарождает новый природный цикл – Шатану.
Продолжение следует.
Валерий Цагараев,
Искусство и время,
Владикавказ, издательство "Ир", 2003
