Как неумолимо летит время… Уже прошел целый год, как от нас от всех трагически, безвременно и неожиданно ушел один из самых талантливейших актеров Госдрамтеатра им. К.Хетагурова РЮО Аслан Джиоев. Наш всеми любимый и бесподобный Царь, получивший это свое второе имя после блистательной игры в дипломной постановке «Аланы»… Ушел, не выдержав выпавших на его горькую долю тягот жизни, так и не успев оправиться после смерти своей мамы – самого верного друга, которой в минуты ее тяжелой болезни он сполна отдал сыновний долг. Ушел, не справившись с бытовыми проблемами, как-то вдруг сразу навалившимися на его мужские, но неприспособленные к бытовым жизненным перипетиям плечи. Ушел, не желая ни с кем делиться невысказанной болью, чувством одиночества, безысходности, пустоты, тупиковости. Его ранимое сердце, тонкая душевная организация категорически не воспринимали жестокости, равнодушия, эгоизма и других негативных проявлений общества. Кто знает, что творилось в его израненной, мятущейся душе накануне страшного шага в объятия смерти... И скажите честно, нет ли у вас сейчас чувства вины, что не уберегли, не попытались в полную силу, фактически отмахнулись…
Мы все были поклонниками его безграничного таланта. Красавец, интеллектуал, умница, он обладал даром перевоплощения, каким отличались немногие мастера сцены. А его роль Коста Хетагурова и вовсе можно считать лучшей за всю историю Госдрамтеатра. Он не умел творить вполотдачи, все, что он делал, он делал на максимуме. Поэтому и на радио, его второй после сцены искренней любви, он был лучшим! Но невостребованность, неприкаянность, невыраженность в искусстве, которому он был до последнего предан, увели его...
Год назад в социальных сетях уход Аслана назвали социальным преступлением. И не случайно. Аслан, действительно, не умер, он погиб! В мирное время на глазах у народа, власти, друзей, всех нас. Уже не первый год Царь находился в тяжелом положении и среда его сгубила... Его необычный искренний смех до сих пор звенит в ушах... Мы не смогли сберечь для Южной Осетии одного из лучших ее сыновей…
Сегодня, в годовщину ухода Аслана Джиоева, мы хотим предложить вам его последнее интервью, данное нашей газете. И хотя с его публикации прошло немало времени, оно четко отражает его духовную структуру, суть Аслана и, в какой-то мере, интервью можно считать своеобразным послесловием…
«Маленькие трагедии» доброго Царя
Сегодня, когда, увы, деньги правят миром и Южная Осетия не является в этом деле счастливым исключением, в нашей Республике все еще находятся люди, готовые бескорыстно работать, безвозмездно отдавать частички души и сердца своему народу, заполнять свое жизненное пространство не только собственными проблемами. Это люди, рядом с которыми жизнь не кажется тусклой и безысходной. Но, как правило, запас положительной энергии у таких людей бывает не бесконечным. И мы, простые обыватели, замечаем этих людей только когда они гаснут, становятся как все, теряют свою индивидуальность. Выживают в такой ситуации немногие. А ведь порой подобным людям для счастья нужно немного – всего лишь человеческое внимание.
Именно этого и был лишен некоторое время назад наш «выживший», не потерявший индивидуальности герой. В гостях у «Республики» актер Госдрамтеатра, ди-джей радиостанции «Næ Ulæn», и, как его называют близкие друзья, «последний романтик» Аслан Джиоев.
«ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА»
– Последнее время вокруг твоей персоны много слухов. Конфликт с руководством театра, конфликт на радио, бегство в Северную Осетию. Потом возвращение, опять радио, театр… Может, прояснишь ситуацию?
– Давайте по порядку. Начнем с театра. Конфликта как такового не было. Были идейные трения, несогласие с той системой постановки спектакля, с новым авангардным направлением, которое директор и художественный руководитель Тамерлан Дзудцов пытается внедрять в наш театр. Было несогласие не на личностном, а на профессиональном уровне, и я встал и ушел. Ну, а другие ребята, в том числе мои однокурсники, своей работой в театре довольны. Что же касается радио, то к нему я всегда прекрасно относился. И отъезд в Северную Осетию не означает, что я уехал с обидой.
Причина же возвращения довольно-таки банальна – семейные обстоятельства. Как в театр вернулся – даже сам не понял, а насчет радио – ребята пришли домой, попросили вот и все. Так что обид никаких не было.
– И все же, после грандиозного шоу на Театральной площади, устроенного твоими стараниями (1 апреля 2002 года), никто тебе даже спасибо не сказал. И, насколько помнится, на последовавшей несколько дней спустя встрече руководства Республики со студенчеством в Хореографическом зале, прозвучало твое «прости» всей Южной Осетии…
– К сожалению, на ум приходит банальная фраза: «Не делай добра и не получишь зла». Честно говоря, у меня тогда были большие проблемы. Когда я организовывал данное мероприятие, искал спонсоров на Севере, то представлял радиокомпанию «Næ Ulæn». Затратил столько энергии и сил на это мероприятие, что подорвал свое здоровье. Но самое обидное то, что, пройдя сквозь все эти трудности, столкнулся здесь с чиновничьим непониманием.
– Руководство Республики не поддержало данную акцию?..
– Нет, поддержка была оказана. Конкретно от Президента, он всегда выступает за проведение совместных с Севером мероприятий, тем более на молодежном уровне. Но некоторым нашим чиновникам стало обидно, что они не участвуют в этом процессе. Что они в последствии и проявили...
ТЕАТР И АВАНГАРДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
– Как ты относишься к своей профессии: ты актер по призванию, по профессии или по наследству?
– По наследству?.. Если ты имеешь в виду отца, то он был категорически против. На своем опыте он знал, что это тяжелый, неблагодарный и абсолютно бесперспективный труд, по крайней мере, у нас, в Южной Осетии.
Все же началось в детстве. Первый раз я вышел на сцену в восьмилетнем возрасте, в маленьком эпизоде спектакля «Фыдæлты уæзæг». Мой отец тогда работал администратором в театре, и я частенько бывал на спектаклях, что естественно, отразилось на мне, и как бы предрешило мою дальнейшую судьбу. У меня было твердое решение стать режиссером, но потом подвернулся вариант актерского факультета и в 1990-ом году, поступил в Щепкинское училище.
Что же касается призвания… Из «Щепки» меня хотели отчислить с 1-го курса за профнепригодность. Но за меня взялся один педагог, сказав, что видит во мне (в отличие от других педагогов) неплохие задатки и пообещал, что я закончу 2-ой курс первым студентом. Обещание свое он в итоге выполнил.
– Попытки остаться в Москве были?
– Я играл в МХАТе им. Горького под эгидой «Русского реалистического театра» и сыграл, кстати, роль, о которой мечтают многие актеры – Раскольникова в «Преступлении и наказании», на русской сцене, на русском языке.
Затем работал в «Экспериментальном театре» под руководством Спесивцева. Но здесь ставили спектакли авангардного направления, которые я попросту отказываюсь понимать. Та школа, которой нас обучали в Щепкинском училище называется театр переживания (это и есть истинная работа), а не театр представления. К сожалению, многие театры сейчас пошли по второму направлению.
– Ты не пробовал устроиться на работу в Северо-Осетинский Государственный театр?
– Да, я уже практически был включен в труппу Русского театра, но потом заболел отец, и мне пришлось вернуться.
– Есть мнение, что театр на севере Осетии умер. Неужели дела там идут гораздо хуже, чем в Южной Осетии?
– На Севере – мрак беспросветный. Я убедился в этом еще в 1998 году, когда мы с Сосланом Бибиловым проработали во Владикавказе восемь месяцев. Вроде и финансы есть, и зарплата неплохая… Но понимаешь, там подход к работе какой-то поверхностный, актеры работают штампами, никакого творческого поиска. А наши актеры отдаются работе полностью, пытаются искать себя, играют очень искренне и на пределе возможностей.
– Как сейчас ты смотришь на работы Тамерлана Дзудцова, и что из нынешних постановок тебе по душе?
– Тамерлан остался Тамерланом. Он, по прежнему, ведет свою политику в театре, и может быть, в какой-то степени, прав. Сейчас тот классический театр, та классическая школа, которой мы обучались в Москве, уже утратила актуальность. Школа реализма очень сложна, и в современном мире осталось мало мастеров, которые могут поставить реалистический спектакль. А авангардное течение стало популярным во всем театральном мире России.
– Если бы, предположим, в нашем театре стали ставить реалистические спектакли, они бы побеждали?
– Вряд ли, однако, зрителя надо воспитывать. Человек, придя на спектакль, должен получать, прежде всего, духовную пищу.
– Помимо актерства и «диджейства» никогда не хотелось попробовать себя в каком-нибудь другом качестве?
– …Подсознательно меня всегда тянуло к медицине. Возможно, в прошлой жизни я был медиком (улыбается).
– Чего ты никогда не позволишь себе в работе, например, по отношению к аудитории?
– Играя на сцене, не позволю себе играть в полноги. Для меня неприемлема халтурная игра. То же самое на радио, хотя на радио сложнее, ведь в театре ты видишь аудиторию, а на радио нет.
DJ ЦАРЬ И РАДИО « Næ Ulæn»
– В 2001 году по результатам опроса среди слушателей ты был признан лучшим ди-джеем на радио. Ожидал подобного результата?
– Честно говоря, нет. Ведь, в принципе, тогда я был там новым человеком. К тому же из той команды, любой, на мой взгляд, был достоин этого звания. Поэтому, признаться, был немного удивлен, но это, конечно же, было очень приятно.
– Что сейчас происходит с радио?
– Когда в апреле сего года я вернулся, то застал радио в очень плачевном состоянии. Из той первой команды, фактически, никого не осталось – кто ушел по финансовым причинам, кто по личным. В итоге сейчас радио работает на каких-то три процента. А ведь и год назад мы работали не на все сто.
– И какой выход из сложившейся ситуации ты видишь?
– Как-то великий DJ Куинси Маккуей сказал: главное в работе на радио – это команда, когда нет команды, нет и работы. Как только возобновится нормальная работа на радио, когда нас начнут слушать, тогда будет все. А пока нужно возродить все передачи, все шоу, и в итоге вернуть аудиторию.
ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС
– Традиционный вопрос: чем не должна гордиться Южная Осетия?
– Чем не должна гордиться?.. Завистью. Она буквально губит нас…
