Люди, посещающие Осетию или приехавшие сюда на постоянное место жительства, особое внимание обращают на тот факт, что у осетин вопросы похоронно-поминальной обрядности имеют чрезвычайно большое значение.
Свадьбу, крестины, юбилей можно пропустить, но не прийти проводить человека в последний путь – вас не поймут не только родственники покойного, но и ваше окружение. Поэтому неудивительно, что похороны в Осетии превращаются в сложное церемониальное действо с участием сотен человек, которое станет предметом последующего детального обсуждения.
Исследователи осетинского быта давно отметили, что похоронно-поминальная обрядность одна из самых консервативных сфер бытования народа.
Судьба разбросала наш этнос по разным уголкам мира, но везде, где осетины живут компактно, обряды, связанные с похоронами, остаются у них практически неизменными.
Свадьбы играются по аналогии с новой инородной средой, меняются кулинарные пристрастия, именной ряд, происходят даже изменения в языковой практике, но только содержание церемониала отправления родичей в мир теней остается традиционным. И эти традиции идут из глубины веков. Тем не менее, даже сегодня, несмотря на многочисленные исследования этой стороны жизни народа, все еще остаются неизведанные острова в море информации.
Я вырос и воспитывался в урбанистической среде, но сельская жизнь не была для меня загадкой. Летом отец отправлял своего отпрыска вместо пионерского лагеря в родовое село, где я пас коров, махал мотыгой на прополке кукурузы и свеклы, таскал воду для полива огорода.
Зимой во время каникул моя деревенская командировка продолжалась. Приходилось помогать бабушке по хозяйству в засыпанной снегом отдаленной деревушке: наломать дров, подмести навоз, принести сено и солому, выгнать скотину на водопой к роднику на окраине селения. Последнее приходилось делать, пробивая в снегу траншеи. Так что домой я возвращался с румяными щеками и пропитанный ароматами сельской жизни. Но более ценным, и это я понял намного позднее, стало понимание сельской жизни, а через это и народных традиций.
Уже тогда я стал отмечать, что люди придают важное значение похоронам. Это очень важная и чувствительная сторона жизни нашего народа. Неудивительно, что порой похороны становятся более важными, чем сам покойник. С последним уже все понятно – человека уже не вернуть, а вот достойно проводить его в последний путь, чтобы люди, пришедшие на тризну, не выказали замечаний, чрезвычайно важно.
Впрочем, о дальнейшем существовании покойного в потустороннем мире также не забывают – в течение года бывает столько поминальных обрядов, что создается ощущение, что близкий вам человек все еще остается рядом с вами. Особенно это бывает заметно в сельской глубинке, там заботы о покойнике настолько предметны, что кажется, что человек не умер, а просто переселился жить в соседнее село. И это не только фигура речи.
В осетинском языке есть такое понятие как «Тапан-кау», что в буквальном переводе звучит как «плоское селение». И про покойника, во всяком случае, в отцовской деревне всегда говорили: «Он отправился в Тапан-кау». Долгое время этот фразеологизм я воспринимал как обычный оборот речи, пока позже не узнал, что населенный пункт с таким названием в Осетии, оказывается, существует в реальности. Селение Тапан-кау расположено в одном из боковых ответвлений Алагирского ущелья одноименного района Северной Осетии. К нему можно подняться вдоль реки Льядон, съехав с ТрансКАМа.
В отличие от мифического селения Тапан-кау в реально существующем одноименном поселке обитают вполне живые люди. Правда, как и во всяком горном населенном пункте Осетии от былого многолюдья остаются одни воспоминания. Но жизнь здесь течет своим чередом, и кажется, что она не изменилась со времен седой старины.
Это ощущение подкрепляется и аурой горных отрогов, и древними святилищами, разбросанными по соседним возвышенностям. При этом здесь наибольший интерес представляет святилище, называемое Тербат. Расположено оно на левом берегу реки Льядон на склоне.
Сакральное место представляет собой каменное сооружение, по форме напоминающее склеп, с нишей с западной стороны. Как и большинство местных старых построек, сложено оно из местного сланца, причем, такое впечатление, что без раствора, и не оштукатурено. В нише можно увидеть рога животных, цепь для подвешивания котла над очагом.
Последняя у всех осетин и последователей народной веры, и христиан, и мусульман считается домашней святыней. В северной стене есть известняковая вставка с полукруглой нишей, также во всех стенах, кроме восточной, вставлены известняковые блоки со следами орнамента. Рядом остатки полой каменной постройки размером 2х3 м. Сама же территория святилища огорожена каменной стенкой из сланцевых плит, приблизительно 20х50 м. Внутри ограды пространство перегорожено каменной стенкой с проходом. Храмовый праздник отмечается каждый год 9 августа.
Казалось бы, в святилище Тербат нет ничего такого, что существенным образом отличало бы его от других святилищ горной полосы Осетии. Но это если не присматриваться внимательно.
Меня заинтересовала форма ограды. Если на нее взглянуть сверху (см.фото), то перед нами очертания корабля (лодки). Со стороны входа – это корма, дальше ограда закругленно суживается к концу – нос судна. Еще большую схожесть с кораблем придает перегородка из камня, разделяющая внутреннее пространство на две части. Ну а святилище очень напоминает корабельную надстройку.
Возможно, что все это всего лишь случайная визуальная аналогия. Но! В Скандинавии существует историко-архитектурный феномен под названием «Каменный корабль». Каменный корабль (или каменная ладья) – это погребальная композиция, характерная для ряда культур железного века и раннего средневековья, существовавших на территории Скандинавского полуострова.
Конструктивно каменный корабль представляет собой захоронение, окруженное камнями произвольной формы, условно образующими контур корабля. Камни могут быть установлены вертикально или уложены горизонтально, иногда – целенаправленно врыты в землю на небольшую глубину.
Первые каменные корабли находили на так называемых могильных полях, то есть территориях, в древности выполнявших функции некрополей. Однако многие каменные корабли, обнаруженные позднее, располагались на существенном удалении от любых других археологических находок и не имели никакой геологической или локально-территориальной привязки.
Некоторые из находок невелики, но ряд каменных кораблей викингов, обнаруженных на территории Скандинавского полуострова, имеют монументальные пропорции – более ста метров в длину.
Лодка (ладья) еще в древности была связана с представлениями о путешествии в загробный мир. Это и лодка Харона, на которой перевозились души умерших в царство мертвых, и ладьи викингов и славян, в которых хоронили знатных вождей и воинов. Да и у осетин была традиция класть покойников в выдолбленные из цельного ствола дерева колоды-лодки.
Погребение в такой лодке-ладье – факт, не отмеченный у соседних народов. Ладьи находили в осетинских склепах неоднократно, а около одной из них было даже положено... весло. Зачем оно в заоблачной выси, где самые крупные речные потоки абсолютнонесудоходны? Да и сам надземный погребальный каменный склеп, в котором осетины хоронили усопших, по форме ни что иное, как перевернутая лодка.
Конечно, трудно представить, что святилище Тербат идентично каменным захоронениям-лодкам скандинавов. Ведьвнутри ограды могил нет. Хотя если мы вспомним поговорку «Дзуар æмæ мард иу сты» (букв. святилище и упокоение – едино), то можем предположить, что в контуре осетинских святилищ все же когда-то могли делать захоронения.
Вообще, связь осетин с большой водой не вызывает удивления, наши предки – скифы и аланы – жили на берегах морей и полноводных рек. Не будет лишним напомнить и о гипотезе, согласно которой предки викингов пришли в Скандинавию из мест обитания сармато-аланских племен на Дону. И вполне могли принести с собой традиции похоронной обрядности, которые были адаптированы к новым реалиям.
Как бы то ни было, становится очевидной связь названия Тапан-кау, как места, куда «уходят» покойники и осетинского варианта «каменного корабля» Тербат дзуар – символа путешествия в мир теней. А это уже простор для пытливого исследователя.
Роберт Кулумбегов, газета "Республика"
