Страдание распятого народа
Когда перед «Красной опасностью» из России кавказские «демократы» - дашнаки, мусаватисты, грузинские социал-шовинисты и горские горе-демократы вроде Чермоева и Ко, спешно начали самоопределять сперва Кавказ, а потом каждый у себя «на дому» свой народ, трудовое крестьянство южной Осетии, равно как и все крестьянство Кавказа, не раз заявляло свой протест на многолюдных съездах в 1918 году по поводу этого разрыва с российскими рабочими и крестьянами. Оно чувствовало и тогда еще свою беду.
Оно знало, что раз попадешь в цепкие лапы сепаратистского националиста - безразлично, кто бы он ни был, Вешапели или Джугели - то в торжествующем шовинизме будет гибель революции, будет гибель самого народа под пятой новой «державной нации» - грузин.
Предчувствия народа оказались роковыми.
За период с начала 1918 года по 1920 год этот несчастный уголок Кавказа не раз подвергался разгрому карательными экспедициями «демократического» жандарма Джугели и разных генералов Караловых, Мачабели, Чхеидзе и др. За то только, что этот бедный страдающий народ требовал себе хотя бы демократических прав наравне с другими гражданами Грузии, требовал самоопределения так же, как и грузинский народ.
И только потому, что вся южная Осетия считала себя в единой трудовой семье российских рабочих и крестьян, грузинские меньшевики огнем и мечом проходили ущелья этого голодного и несчастного уголка за то, что осетины как народ не хотели и не хотят быть в «демократической» жандармской Грузии.
Ряд восстаний - Цхинвальское, Душетское, Сачхерское в 1918 году, горийское в 1919 году и теперь последнее - рокское в 1920 году - показывают с какой решимостью эта беднота отстаивает свое право на жизнь, с каким самоотвержением добивается освобождения от власти грузинских ультрашовинистов и с каким самосознанием она идет к своей цели.
И в то же время с каким злорадством и с какой жестокостью меньшевики устраивают кровавый пир на склонах голых и голодных скал.
Вот как описывает очевидец нашествия в 1918 году «отряда» князя Мачабели на южную Осетию:
«Это были банды, набранные из крупных и мелких эксплуататоров и их детей - лавочников, духанщиков, шулеров, гимназистов, студентов и т. д. Каждый из них был увешан двумя-тремя маузерами, винтовкой, ручными гранатами, шашкой, кинжалом... Они без предупреждения, без всякого повода и причины открывали по селам и деревням беспорядочный ураганный огонь из пулеметов и орудий, грабили, убивали, избивали, насиловали и поджигали...
Это было какое-то кошмарное нашествие в экзальтации обезумевших, заранее натравленных и подкупленных хулиганов и бандитов».
Карательные экспедиции, постоянное бряцание оружием у выхода из Осетии не вытравили сознание своей правоты и решимости у крестьянства.
Трудовое осетинское крестьянство в неравной борьбе слагало оружие и грузинская «гвардия» торжественно объявляла об усмирении осетинских «банд».
Недавно с той же решимостью эти крестьяне - голодные и босые - вновь подняли восстание, очистили весь район от меньшевистских палачей и провозгласили советскую власть, власть крестьянства.
Такое самоопределение грузинские шовинисты сочли «вмешательством во внутренние дела» и объявили вне закона всех поднявших восстание.
Вот какую телеграмму давал в свое время командующий фронтом полковник Чхеидзе:
«Тифлис. Главкому. Джавская группа ведет сильный бой. Необходимо перейти в наступление. Карталинский батальон ожидается в малом составе. Окружающие осетинские деревни пусты, осетины группируются у Кехви, участвующие деревни прошу разрешения сжечь. От повстанцев в Кехви прибыла делегация и призывает к совместному восстанию. По прибытии поддержки перейду в наступление. № 126. 7 июня. Чхеидзе».
Грузинские меньшевики, чтобы скрыть свои преступления, чтобы не придать движению революционный классовый характер, разжигали движение как Осетинское, и тифлисские газеты, начиная от «Клце» и кончая «Борьбой», захлебывались в описании осетинского бунта и в разжигании шовинистических чувств. Они представили его обществу как движение «разбойников», спускающихся с гор к богатой долине Лиахвы, Горийскому уезду «на грабеж».
Это в то самое время, когда ни один человек восставшими не был расстрелян и ни один дом не был сожжен, ни один гражданин не пострадал.
Это в то самое время, когда Чхеидзе, испросив у Жордания разрешения «сжечь все деревни», действительно превратил в пепел и груды камней все несчастные деревни, всю Южную Осетию.
Это в то самое время, когда ни один человек, ни женщина, ни старик, ни ребенок, - не могли оставаться у себя в деревне без расстрела и повешения и все до единого со своим несчастным скарбом бросились через перевалы на Север.
Огнем и мечом, кровью и железом самоопределили грузинские меньшевики распятую Осетию. Стая Джугели не хуже, а даже «лучше», чем «волки» Шкуро рыскают по безжизненным теперь ущельям, где слышен только дикий вой собак у пепла саклей родных.
Нет ни одного дома целого, нет ни одной души в деревнях. Нет самих деревень-аулов.
Передают дословно, что подпоенные «волки» Джугели, заранее очевидно поставленные в курс своей работы, не хотели вернуться обратно без того, чтобы не стереть с лица земли все, что может напомнить им Южную Осетию:
- Чтобы не возвращаться больше.
Так на глазах у всех, почти без внимания, на хребте Кавказа разыгралась эта кошмарная история, это поголовное истребление народа.
Свою затаенную мысль об уничтожении раз и навсегда осетинского вопроса - грузинские меньшевики привели в исполнение. Они выгнали народ и сожгли все, что может напомнить им о нем.
И теперь после этих «великих подвигов» Рамишвили объезжает разоренные места, и проливая «крокодиловы слезы», заполняет пустоту переселением туда крестьян- грузин из Рачинского, Озургетского и Душетского уездов, разгружает скученность населения, раздает земли, «завоеванные революцией», благодетельствует.
Так шагает по костям крестьян и бедноты торжествующий грузинский шовинизм. Так растет язва Кавказа.
А Кавказ молчит и доколе будет молчать, слыша стоны распятого на хребте народа.
Из книги Руслана Бзарова "Геноцид осетин: 1920 год"
