Год 2022 богат на юбилеи знаковых событий в истории Республики Южная Осетия. В январе отмечалось тридцатилетие исторического референдума о независимости, в мае — тридцать лет со дня принятия Акта о государственном суверенитете… После завершения первого этапа военной агрессии Грузии против молодой республики и ввода миротворческих сил, осенью 1992 были сформированы главные государственные структуры… События начала 90-х, создание республики, героическая борьба за нее уходят все дальше с ходом времени. О том судьбоносном времени — интервью «Рес» с известным российским журналистом, помощником премьер-министра Южной Осетии Евгением Крутиковым.
- Как Вы оказались в Южной Осетии? Почему именно здесь и в тот период?
- В первый раз я вышел из вертолета на югоосетинскую землю в начале апреля 1991 года. Совершенно случайно, так как по тому, как складывалась моя карьера, я должен был оказаться в другой стране. Вдаваться в подробности теперь уже не имеет смысла, цепь случайностей, которая определила мою судьбу. И так получилось, что, начиная с 1991 года, значительная часть моей жизни оказалась связанной с Южной Осетией.
- А что побудило Вас остаться и заниматься Южной Осетией, если были другие планы?
- В Москве того периода, в столице СССР, подчеркиваю, что это был еще Советский Союз, не имели четкого представления о том, что происходит в Южной Осетии, даже не было полной информационной картины. Центральная союзная власть занималась другими вопросами, происходящее в Южной Осетии казалось каким-то всполохом на границах империи, на который союзные власти никак не реагировали. И нужен был хоть кто-то, пусть молодой парень, (а я тогда сотрудничал в аппарате ЦК КПСС), который мог давать объективную информацию о ситуации в республике. Потом все это стало переходить в СМИ, но еще раз подчеркну — к весне 1991 года Москва не получала практически никакой информации о происходящем в блокированном Цхинвале, не говоря о районах.
- Союзу осталось существовать каких-то полгода….
- Совершенно верно. Я сотрудничал какое-то время со СМИ, потом так получилось, что остался в Южной Осетии на постоянной основе и начал работать в правительстве.
- Вы печатались в советских, позже - в российских СМИ. Существует убежденность в том, что и в Кремле, и в СМИ было сильное грузинское лобби… Это из области конспирологии или лобби существовало?
- Смотря, что понимать под этим словом - «лобби», в словарном варианте или в практическом применении. Действительно, в каких-то СМИ, включая ТВ, в том числе - в зарождающемся российском телевидении было значительное количество людей, симпатизировавших Грузии, и это не обязательно грузины. Застарелая советская «болезнь»: в СССР любили Грузию воспринимали как «солнечно-апельсиновый рай», где все прекрасно, море, гостеприимство, вино рекой, танцы... А что касается Южной Осетии, то о ней не было никакого представления, включая образованных людей — сложился такой дисбаланс. Давление со стороны людей, положительно настроенных к Грузии, что бы она не делала, было сильным и Южная Осетия проигрывала вчистую.
- Говоря о лобби, имеется в виду определенная прослойка, даже в наше время, так называемая «либеральная общественность», деятели культуры… В современной России в какие-то решающие исторические моменты в СМИ прослеживается идеологическая направленность, есть информационная политика. Тогда ее не было вообще?
- Не было. Если иметь в виду Россию после распада СССР, то новым поколениям необходимо объяснить, что в начале 90-х России не было вообще. Не было государственных органов, не было никакой управляемости - в военной области, в политике. Не говоря уже о СМИ. Не было никаких функционирующих вертикалей, как сейчас говорят.
- Помимо симпатий к Грузии, основанных на ностальгических воспоминаниях о курортных сезонах советского периода, Вы встречались с чисто политическим противодействием?
- С точки зрения СМИ по печатным материалам я такого не помню. По политической линии с противодействием сталкивались постоянно (я был помощником премьера) во всех структурах. И в Минобороны, в МВД было полегче и, особенно - в МИД, когда его возглавил Козырев, которого я помню еще с советского периода. «Вы кто такие? Вас нет, мы признаем территориальную целостность Грузии и общаться будем с ними». Поэтому были трудности с финансированием, переводить деньги через Грузию было нельзя, они бы просто исчезли, приходилось устраивать сложные схемы. В МИДе России были большие проблемы, к Козыреву с его откровенной прогрузинской, проамериканской позицией — достучаться было невозможно. Его первый заместитель — Георгий Кунадзе, который живет сейчас в Америке, как и Козырев, и ежедневно что-то пишет на «Эхо Москвы». Еще один зам — Мамедов — «специализировался» на Нагорном Карабахе, но по аналогии — соответствующее отношение было и к Южной Осетии. Поэтому на МИД России можно было ставить крест. Исключение из всех российских структур — МВД России, оно каким-то непонятным образом признавало МВД Южной Осетии. Именно по этой причине ОМОН МВД ЮО стал единственной структурой, которую напрямую было можно снабжать из Москвы.
- С точки зрения международного права признавать Грузию с нерешенными территориальными конфликтами, этническими чистками Россия не могла…
- Противоправным тогда было все, что творилось в процессе распада СССР, начиная с Беловежской пущи. Если посмотреть как принимались законы... Незаконным были ликвидация союзных МИД, КГБ... Масса юридических нюансов, теперь не о них речь. Было обратное течение времени — независимость Грузии, как и некоторых других бывших республик СССР признали западные страны. Это явление дефакто означало, что российский МИД был вынужден сделать то же самое, даже если был он лоялен к Южной Осетии. Деваться было некуда - разные весовые категории. Это сейчас Россия сильная, а в 1991 году России практически не существовало, это было нечто желеобразное, реагировавшее на многое ситуативно.
- Вы были свидетелем трагической, но интересной эпохи. Я имею в виду в том числе и часть биографии, связанную с Южной Осетией. У нас не зафиксировано хронологически все происходящее тогда. К кому ни обратись — все интерпретируют по своему. У Вас не было мысли написать мемуары?
- Есть такая мысль и меня неоднократно и настоятельно просили. Это необходимо делать, и не только мне — люди уходят. Я знаю, что было поручение президента Анатолий Ильича Бибилова о создании учебника новейшей истории Южной Осетии, которое до сих пор не выполнено по непонятным причинам.
- Существует опасность, что объективная история может развенчать многие мифы и стереотипы.
- Да. Существуют стереотипы официальные и устоявшиеся — такая «народная мифология», распространяемая в личных целях, чтобы героизировать себя, очернить других. Но учебник или просто книга, написанная профессиональными историками — нечто другое. Именно коллективом авторов. Возможно, она не получится с первого раза, но она нужна.
- То, что происходит сегодня уже не только на одной шестой суши, но на всей планете — какая-то теория хаоса. Как по Вашему, куда «вынырнет» мир и есть ли в нем место маленькой Южной Осетии?
- Сложно отвечать за всю планету, такой неожиданный хаос, что спрогнозировать вряд ли кто-то возьмется даже из куда более философски настроенных людей, чем я. Что касается Южной Осетии, то мне кажется , что в этом хаосе, есть шансы - мало ли что случится? То есть, если при стабильном устоявшемся ходе событий есть стабильная ООН, в которую никогда не приняли бы РЮО, если бы все шло, как шло, сохранялся бы ЕС в том незыблемом виде, в котором он был еще два года назад, то сейчас в этом распаде, в шатании и непонятном завтра появляется масса «дыр в которые можно влезть».
А я думаю , что они будут появляться дальше не только прагматически, но и юридически, поскольку вся система международных отношений уже разрушилась, когда США перешли на правила вместо международного права. И она будет продолжаться и разрушаться дальше, и, видимо, с большим звоном и треском, и дыры там будут появляться, может быть, в виде признания, получения какого-то статуса, по крайней мере - постепенно. Но именно в этом хаосе и есть надежда, как бы это парадоксально не звучало.
