Начало
Гнездо
В 1962 году Северо-Осетинское государственное издательство «Ир» публикует монографию М. Хакима «Махарбек Туганов. Народный художник Осетии». Композиция и стилистика текста книги выстроены так, как будто воспроизводят воспоминания художника, записанные с его слов автором. До сих пор это издание, а также вступительная статья к литературному наследию М.Туганова (издание 1977 года, осуществленное при участии сына художника - Энвера Туганова), наиболее полно представляют биографию осетинского мастера. По всему видно, что основные факты биографии были получены автором первой книги до 1952 года (даты смерти мастера). Сама же книга обретает издательскую форму уже в новые идеологические времена, подоспев к десятилетию печального события. Издание 1977 года также было приурочено к печальному юбилею, напоминая нам, что дату смерти мастера вспоминали чаще, чем день его рождения.
Но именно дата рождения Махарбека Туганова приводится вышеобозначенными изданиями по-разному. Если в первом издании это 1878 год, то во втором - 1881 (в других источниках и вовсе 1870). По воспоминаниям бывшего сотрудника издательства «Ир» в 1959 году Энвер Туганов прислал свои письменные замечания на рукопись М.Хакима, в которых отметил существование фотографии отца в возрасте трех лет, на обороте которой рукой его матери была сделана надпись - «Мой сын Махарбек Туганов родился 16 сентября 1881 года». Судьба фотографии неизвестна. При этом во вступительной статье к «Литературному наследию» Махарбека Туганова уточняется, в личном деле художника, хранящемся в Академии художеств, дата его рождения обозначена июнем 1881 года.
Итак, будем считать, что в один из похожих дней 1881 года (верится, что хоть лень рождения художника был ясным), в богатом традициями селении Дур-Дур, в доме своего деда - отставного генерала Асланбека Туганова, родился будущий классик современного осетинского изобразительного искусства Махарбек Сафарович Туганов.
На этом можно было бы завершить вступительную часть, свойственную любому жизнеописанию, но давайте задер¬жимся еще немного на теме даты рождения, так как в воспоминаниях художника, приведенных в первой книге, он по какой- то причине избегает конкретности, ссылаясь на путаницу в метрических записях. При этом у нас еще будет возможность не раз отметить прекрасную память старого художника.
Рассказ о рождении, приведенный биографом художника, изобилует народными байками вроде воспоминаний старой соседки Минат о том, что «Махарбек родился ровно за одну ночь до отела черной коровы». Казалось бы, к чему евро¬пейски образованному человеку эта путаница в датах, к тому же припудренная фольклорной экзотикой. Возможно художника что-то настораживало, смущало, но что? Ответ на этот вопрос кроется в той исторической эпохе, на которую пришлась жизнь художника. Не потому ли в биографическом рассказе проступает простоватая, народная среда, этакая лубочная пастораль, что в определенные времена нашей истории она была выгодна интеллигентному человеку, фиксируясь в анкетах как форма народного (рабоче-крестьянского) происхождения.
На самом деле приведенный биографический рассказ не имеет ничего общего с биографической реальностью, в которой существовал дом-усадьба заслуженного деда-генерала, из-за своих многочисленных оружейных коллекций более напоминавший музей; с той реальностью, в которой находился отец - Сафар Туганов, ученый, агроном, ботаник, получивший образование в Боннском университете и мать - Асиат Шанаева, дочь осетинского просветителя Гацыра Шанаева, хорошо образованная для своего времени женщина. И хотя отец художника испытывал влияние социально-демократических идеалов, уводивших его на стезю народнического просвещения, социального равенства, порой выражавшегося у российской интеллигенции в форме бытового равенства с народом, все же он оставался представителем одной из самых влиятельных и богатых фамилий Осетии, по нормам социального права приравнивавшейся к княжеской.
Попытка Махарбека Туганова представить в своих воспоминаниях простодушный народный быт своего детства могла бы вызвать недоумение, если бы не была по-житейски объяснима. После ознакомления со всеми фактами жизни Туганова создается впечатление, что М.Хаким, записавший биографию художника в конце его жизни с его собственных слов, был сознательно мистифицирован Тугановым в сторону своего «народного» происхождения и близости революционным идеалам, и соцреалистической системе ценностей в искусстве. Внимательно посмотрев на дату записи биографии М.Туганова - 1946-1952 годы, вы без сомнения поймете смысл его мистификации - время было такое. В дальнейшем мы будем учитывать эту особенность воспоминаний мастера, анализируя отмеченные в них факты его жизни и творчества, так как во многом они расходятся с информацией, полученной из других источников.
Начало пути
Среда, в которой вырос Махарбек Туганов, отличалась не только значительным образовательным и культурным уровнем, но, главное, высокими морально-этическими качествами, состраданием к судьбам и проблемам народным. В ней обсуждали как историческое и культурное прошлое народа, так и его экономическое, социальное настоящее. Молодой человек, воспитанный в подобной среде, не мог не стать патриотом, мечтающим о цивилизованном будущем народа. Именно в этой среде Туганов знакомится с Коста Хетагуровым - кумиром осетинской молодежи, поэтом, художником, публицистом, открыто критикующим властные структуры за безучастность к проблемам народным. По всей вероятности, уже в юношеские годы Махарбек Туганов приобрел на всю жизнь тот цепкий, внимательный взгляд, критически оценивающий окружающую действительность и способствовавший принятию важных решений, основательно влиявших на его судьбу. Мы не раз с вами останавливались на любопытнейшей проблеме возникновения в человеке истоков творческой судьбы. Почему молодой человек из влиятельной семьи выбирает не военную или административную, а творческую дорогу? Какие силы повлияли на его выбор, какие обстоятельства повстречались ему, так или иначе подтолкнув в нужную судьбе сторону? Только через время, после свершения судьбы, мы восклицаем: ах, если бы поступить не так, а по-другому! Но присутствие чего-то, не зависящего от нас, в нашей судьбе, чего-то, заложенного изначально, влекущего в определенную, свыше обозначенную сторону, гасит все наши попытки изменить что-либо. С опытом жизни приходит и понимание - как не уходи от судьбы, результат все тот же.
Если внимательно (ретроспективно) посмотреть на пространство осетинского изобразительного искусства первой половины XX века, то легко обнаружить в обозначенной культурной среде профессиональную пустоту. Уровень на¬ходившихся рядом с Тугановым собратьев-художников был не только ремесленно низок, но главное - среди них не было ни одной самобытности, хоть как-то проявившей себя даже в условиях искусства социалистического реализма. И если предположить изменение вектора судьбы, т.е. отсутствие Туганова-художника в культурном пространстве Осетии, то говорить о каком-либо другом национальном изобразительном искусстве первой поло¬вины XX века не представляется возможным. Осознание этого пугает и заставляет задуматься.
Вероятно, существует какой-то вселенский закон, дающий как человеку, так и народу дар не только увидеть, но и проявить это уникальное видение. И если этим даром по какой-либо причине не пользуются, то он изымается из жизни, и человек так же, как и этнос, ущемляется в чем-то главном и, возможно, уже более недоступном, а значит, судьба не свершается. Но если Туганов родился в Осетии и состоялся как личность, как художник, оставив нам свое, хоть и небольшое, разновеликое, но бесценное для национальной культуры наследие, значит, сердце этноса в тот момент что-то поняло и породило его, поощряя будущее к подобному, или предостерегая его от забвения души.
Во всяком случае, творческая судьба нашего героя свершилась. Его вели от малого к большему, а его ум и образование позволяли выбирать лучшее и успешно - подвигаться вперед. Те первые, детские творческие зачатки, робко пробивавшие себе дорогу, были закреплены в частном пансионе Кизера и во Владикавказском реальном училище, которое Туганов закончил в 1898 году. Далее последует взрослая жизнь, путь обретения и потерь, который и определит его судьбу - человека и художника.
Академия
Где-то в 1901 году Махарбек Туганов успешно сдал вступительные экзамены в Санкт-Петербургскую Императорскую Академию художеств. «Сказать в то время молодому осетину, что он хочет быть художником, равносильно тому, чтобы его объявили кандидатом в сумасшедший дом все родные и родственники. Такой был удельный вес художника на окраине», - вспоминает Туганов, все же ставший студентом Академии, учеником ленных в российской культуре мастеров - П.Чистякова и И.Репина.
Во всех исследованиях жизни и творчества нашего героя образ Ильи известного русского живописца, подается как образ главного учителя, наставника, определившего профессиональную судьбу осетинского мастера. Да и сам Махарбек Туганов не раз с воодушевлением отмечал свою причастность к школе Репина, к когорте его учеников. Как пишет один из его биографов: «Среди ближайших друзей Туганова в Академии следует, прежде всего, вспомнить И. Бродского и М. Тоидзе - позднее выдающихся советских художников». Но пафосный тон высказываний Туганова о Репине и его школе грешит неискренностью, вернее, как мы уже отмечали, вынужденной мистификацией как своих биографических сведений, так и эстетических взглядов. Художник А.Коджоян, близкий товарищ Туганова, вспоминал; «Когда Махарбек поступил в Академию, мы горячо обсуждали методы преподавания в ней, которыми Махарбек был очень недоволен и резко критиковал их».
И не мудрено, так как маэстро Репин вел в Академии с десяток мастерских, зачастую оставляя процесс обучения на своих помощников. В иных мастерских набиралось до 70 студентов, уничтожая саму возможность хорошего образования. Однако перестанем докучать человеку, прожившему свою жизнь в провинциальном городе, где имя Репина, прославленного советским искусствоведением, acсоциировалось с гением Рафаэля, гранича в сознании обывателя с величием генерального секретаря. Предоставим слово знаменитым и влиятельным советским художникам Дмитрию Кардовскому и Игорю Грабарю, также, как и Туганов в свое время, обучавшихся у Репина, но затем продолживших свое образование у мюнхенского художника Антона Ашбе.
«После Петербургской Академии в школе Ашбе... первое впечатление было, что мы ничего не умеем». В одном из писем В.Борисову-Мусатову Грабарь сообщает, что в Мюнхен в студию Ашбе приехал некто Шмаров, «теперешний премьер у Репина». «Этот тоже ничего, оказалось, не умеет, однако, побыв здесь месяц, уехал обратно, заявив, что в Европе искусства нетути, а есть только в России, и если бы передвижная выставка нагрянула в Европу, то тут бы все в обморок попадали. Я в известном смысле согласился с ним, за что он на меня разобиделся. И это лучший из них». И еще. «Мне совестно думать о том, как я мало, как я ровно ничего не знал, и подлость со стороны Академии держать учеников, надувать их; Академия должна бы сказать всем: вот вам деньги, уезжайте скорее за границу, пока в Вас не угасла искра и любовь, а мы Вас все равно ничему не научим...».
Итак, мы получили достаточно объективное представление о качестве обучения в Академии художеств, объясняющее нам дальнейшие события из жизни осетинского мастера. Вспоминая минувшее, Туганов отмечает, что весной 1905 года, отучившись в Академии, он возвращается в Осетию. Однако нам доподлинно известно и то, что он не окончил Академию художеств. Проучившись в ней где-то около двух лет, он в 1903 году уезжает для продолжения своего образования в Мюнхен, «немецкие Афины», как называли этот город в конце XIX века многие европейские художники.
Почему же приведенные факты биографии мастера различаются между собой подводя к закономерному вопросу: для какой цели художнику понадобилась дата - весна 1905 года? Но что-то говорит нам - вопрос этот риторический, так как, по-видимому, и здесь мы сталкиваемся с одной из тех мистификаций, посредством которых Туганов пытается соответствовать своему советскому времени, т.е. выжить в условиях идеологической тотальности, на долгие годы воцарившейся в его стране.
1905 год - время первой русской революции. После «кровавого воскресенья» 9 января 1905 года занятия в Академии художеств были прерваны, многие студенты подверглись преследованиям за участие в демонстрациях, а чуть позже приказом Великого князя Академия художеств была и вовсе закрыта.
Однако для мистификации этого было мало, поэтому в воспоминаниях Туганов делает акцент на то, что во время учебы принимал участие в работе подпольных студенческих кружков. Подобные искажения биографии в те годы часто спасали жизнь представителям российской интеллигенции. Но в то же время в воспоминаниях присутствуют и отголоски реальных событий. Предчувствуя репрессии со стороны властей, многие прогрессивно настроенные русские люди покидают страну. Например, в Мюнхен в 1905 году уезжает Андрей Белый. Там, в среде русских художников, среди которых был и Туганов, он читает лекции о современной мировой культуре.
По всему видно, что Махарбек Туганов был хорошо осведомлен о событиях первой русской революции, а сведения о ней понадобились художнику в годы тотальной идеологии, как легенда о своей причастности к событиям начала века и как вывод из этой легенды или один из ее вариантов - бегство из России от царских репрессий, что переводило его статус представителя класса имущих, т.е. угнетателей, в образ революционно настроенного интеллигента. В действительности же, как мы видим, он бежит в Мюнхен от академической рутины, но бежит не в пустоту. Туганов отправляется в уже известную в России школу-студию югославского художника Антона Ашбе, едет учиться новаторским европейским знаниям об искусстве.
(продолжение следует)
Валерий Цагараев,
Искусство и время, Издательство «Ир», Владикавказ, 2003 г.
