Прошедшие в Цхинвале беспорядки вызвали большие разговоры…
В воскресенье утром, 18-го марта, утром (меньшевик Нинидзе) и член сейма Георгий Гаглоев приехали в Гори… По предложению Гаглоева решил и я поехать в Цхинвал…
В Тквиави, и в особенности, в Тирдзниси нас встретили вооруженные военные люди. Так они ходили с винтовками со штыками, будто собирались выступить на войну. В Тирдзниси (в семи верстах от Цхинвала) нам сказали, что Цхинвал в опасности. Можем дать вам сто вооружённых людей для помощи. Мы поблагодарили их и поехали дальше. Приблизившись к Цхинвалу, на расстояние трех верст к той местности, где находятся памятники, увидели военных, которые сидели в окопах… Из окопа выскочили два солдата, они остановили и с извинениями обыскали нас, один из них попросил газету, и Гаглоев оставил им «Сакартвело». Как только тронулся фаэтон, из других окопов поблизости вышли другие солдаты и так же остановили нас, тоже с извинениями обыскали нас; но скоро еще появились два солдата (как я заметил по разговору, они должны были быть осетины) и внесли в наши добрые отношения диссонанс. Почему-то я им не понравился, и они нам быстро приказали слезть с фаэтона. На лице их был виден какой-то злой умысел. Гаглоев захотел выправить дело и вынул удостоверение члена Сейма. Это подлило керосин на огонь. «Ты, значит, шпион», - и увели на вспаханное поле, а потом и меня попросили с фаэтона. Они говорили по-осетински и на лице Гаглоева показалось, что они хотят расстрелять нас.
Не было больше необходимости в дипломатии, и я прямо спросил Гаглоева: кажется, нас убить хотят, что Гаглоев подтвердил, кивая головой. Мы обратились к ним с «речью», объяснили, что убить нас не мужество и тому подобное. Сперва вернули фаэтон обратно, потом воспретили нам вернуться обратно. Говорили,- чего вы боитесь, мы вас не убьем, только отведем в селение. Что вам нужно в Цхинвале, с ними мы боремся. Сегодня вечером мы спросили о цели борьбы, они сказали, что князья и красная гвардия объединились и борются, мол, с народом. Ясно, мы сочли за лучшее вернуться в Гори, но они приглашали нас в село. Наконец, два солдата «спасли нас». Один из них был осетин, другой грузин. По их совету, разрешили нам ехать в Цхинвал. Как только мы тронулись, один солдат при наших глазах перерезал телеграфную проволоку. Мы ясно почувствовали, что шли в клетку, но другого выхода не было. Вместо того, чтобы быть «в гостях» у солдат, мы предпочли смерть с товарищами и выехали в Цхинвал.
Мы прямо поспешили на митинг. Должно было пять часов… Хотя прения прекратились, мне дали слово, но на трибуну выскочил комиссар Кулумбегов Г. и горячо высказался: «Довольно прекрасных слов и обещаний, дело в исполнении». Все перемешалось. Я взошел и начал говорить, хотел выправить положение, но неожиданно в возвышенностей начали раздаваться ружейные выстрелы. Народ рассеялся. Сразу вспомнил слова солдат: «вступим в Цхинвал и всех истребим». Ружейная стрельба продолжалась. Нам уже была объявлена война. Мы приготовились. Под руководством Мачабели, а Орджоникидзе и Казишвили , при нашем участии, был выработан план. Находившиеся в нашем распоряжении три пулемета поставили на месте. Приготовили маленькую пушку и распределили позиции. Всего у нас было двести человек. Числа, наступавших не знали. Но по стрельбе их заметно было, что их много. Загремела пушка. Пулеметы начали издавать жуткий тра-та-та, тра-та-та. В воздухе (закрутило) запахом войны. С девяти часов вокруг Цхинвала начали поджигать ограды виноградников. Но этим нападавшие не воспользовались, наоборот, пожар облегчал нашим гвардейцам стрельбу в цель. К одиннадцати часам наши уже привели до шестидесяти пленников. В двенадцать часов нападавшие прекратили стрельбу, потому и наши прекратили стрелять в них. Мы еще не теряли надежды, что восставшие образумятся, - да и патронов у нас было недостаточно. Борьба прекратилась и не возобновлялась до пяти часов утра.
Затем они боролись с нами. Чтобы нам не спалось, мы выдумали… развлечение: решили допросить пленников, чтобы разузнать какой народ боролся с нами. Понятно, враг не сказал бы нам правды, но все же мы многое узнали. Большинство арестованных составляли осетины, но были между ними и грузины. Руководил ими некто Хасиев, военное лицо, были из дальних сел… Пришли бороться против князей и гвардейцев…
Где был в это время комиссар Кулумбегов, которого, не говоря обо всем остальном, служба обязывала защищать народ от пришедших разбойников? Долго его искали, но куда он пошел, и следов не нашли. Только на другой день удалось нам привести его в штаб. Здесь он заявил: «Устал и выспался, притом наши гвардейцы начали смотреть на меня подозрительно и боялся, что убьют меня». Мы его не арестовали, так держали его в штабе, после взятия Цхинвала восставшие его освободили вместе с арестованными нами разбойниками, да и комиссаром оставили…
С двух часов восставшие усилили наступление. В три часа (дня) участь была уже решена. Со всех сторон с ужасным ревом (ворвались) в местечко и завладели им. Оставаться нам было невозможно. Саулаг проводил нас. Мо там же отделился от нас, Т. М. и Сандро Кецховели пошли по другой улице, хотя бы они не отделились. Через час сообщили, что Сандро расстрелян перед зданием суда. Кто его расстрелял никто не знает… Инженер Рутен Гаглоев является нашим партийным товарищем. Его хорошо знают и доверяют ему. Поэтому нашему удивлению не было границ, когда узнали, о том, что восставшими он избран начальником штаба и что ему вручили диктаторские полномочия.
Наши националисты решительно объявляют, что Цхинвальские события имеют связь с осетинским национальным движением. По моему мнению, это ошибка. Что националисты работают, это ясно, но народ тут ни причем. Интернационализм среди осетин силен…
Газета «Эртоба» 24 марта 1918 г., № 68.
Из книги "Борьба трудящихся Юго-Осетии за советскую власть" (1917-1921). Документы и материалы. Составитель И.Н. Цховребов.
