Как это было – рассказывают выжившие
Алла Габараева, врач-реаниматолог 
Пятого августа я последний раз вышла из своего дома (он потом сгорел) и до числа 15-го все время была в больнице. У нас было усиление бригад. Мы были предупреждены, что обстановка такая тяжелая.
Ночью 7-го августа начался обстрел такой силы и интенсивности, какого никто не ожидал. Нас сразу попросили спуститься в подвал, пока только с целью укрыться самим и спустить туда больных, которые находились в больнице на тот момент. Мы спустили кровати, постели и больных со всех этажей. Один из них был в очень тяжелом состоянии и как раз в этот момент скончался. Мы не могли его отправить к остальным, в подвал и тело так и пролежало всю войну на третьем этаже.
Пока однозначного решения не было о том, чтобы разворачивать операционные в подвале, но потом молодые врачи, приехавшие в город – Вадик Медоев, Костя Чибиров, наш Костя Серветник, Азамат Тедеев – решили, что пока не начали поступать раненые, нужно спустить операционные столы, инструментарий, наркозные аппараты и лекарства в подвал, чтобы мы смогли оказывать помощь уже там. Помимо подвала, где мы развернулись, были операционные столы и на первом этаже, чтобы сразу, как только больной поступал, ему оказали первую помощь, а если нужна была операция, то спускали в подвал. Вот так налажена была работа, и работали мы очень хорошо. Очень хорошо работали и другие службы. Правда сложно было с рентгеном, потому что движок наш, хоть и работал все это время беспрерывно, рентгеновский аппарат не тянул и наши хирурги сами вынуждены были работать как рентген.
Когда начали поступать раненые, сразу стало трудно, и мы почувствовали нехватку людей. Потому что получалось так, что привозили сразу пять-шесть человек. Обычно их привозили ребята. Я не знаю, как они не боялись, но они везли их со всего города, где шли уличные бои, рвались снаряды и было очень опасно. Когда они увидели, что работа у нас налажена и что помощь оказывается, раненых сразу начали привозить в больницу, потому что знали, что все возможное будет сделано.
Мы смотрели, что с кем делать. Если надо было обезболить и перевязать – это сразу же делалось. Если нужна была операция, больного спускали в подвал. Бывало так, что все столы в подвале заняты и только один освобождается, как снова кого-то привозили. Больные шли конвейером и работали мы таким же образом. Были люди, которые отвечали за перевязку, были люди, которые отвечали за то, чтобы был сделан анатоксин столбнячный. Когда операция была уже сделана, были девочки, которые отвечали за переливание крови, инъекции антибиотиков и т.д. Хорошо, что 7-го августа мы заполнили водой все имеющиеся емкости водой. Тогда вода была с перебоями и ее привозили в цистернах. Вода была на верхних этажах, и приходилось туда подниматься и в ведрах, бутылках, во всех емкостях, которые были доступны, таскать воду вниз. При этом рисковали сильно, потому что по больнице из чего только не стреляли. Но все равно такого количества воды, чтобы по нескольку раз мыть инструменты, как это полагается, и стерилизовать в специальных аппаратах не было. Поэтому инструменты в небольшом количестве воды промывались, заливались спиртом и поджигались. Спирт выгорал и они, таким образом, стерилизовались. То есть вспомнили старые добрые военно-полевые методы. Несмотря на это никаких осложнений у больных не было. Позднее многие ребята ездили в Москву, Владикавказ, в другие города и там им не потребовалось каких-то серьезных вмешательств.
Конечно, такая напряженная работа сказывалась на нас. Но, с другой стороны, работа мобилизовывала всех и появлялась какая-то энергия, несмотря на то, что мы почти ничего не ели. И кусок в горло не лез, да и времени не было. Голодные обмороки были среди раненных ребят. Ведь они по три, по четыре дня бывали на постах, и там у них наверняка не было времени поесть или воду попить. И вот когда они поступали к нам, у них случались голодные обмороки. Им вводили новокаин, который снижает давление, а они еще и голодные, и все это давало себя знать.
