Кочиева Диана Ахсаровна, 1978 г.р., жительница Цхинвала
Мой страшный сон.
В 1998 году я видела сон. Я иду к бабушке с дедушкой в гости на улицу Героев, и, дойдя до дома, вижу страшную картину – дом разрушен и сожжен. На одной, полуразрушенной стене сидит мамин младший брат Юра и, с кирпичом в руке, пытается что то сделать. Я рыдаю, спрашиваю, что случилось, где бабушка, дед и дядя? Юра молча указал на пепел. Мне запомнился сильный запах гари, я ощущала его даже проснувшись в холодном поту.
Август 2008 года. Уже 8 лет как мы похоронили деда, год как похоронили бабушку и 2 месяца, как похоронили дядю Руслана. И все же я боюсь кому либо рассказывать свой сон.
Война в воздухе витала уже несколько дней. Город покидали женщины с детьми и постепенно в Цхинвале не стало слышно детских голосов, только щебетание птиц. Леденящая кровь тишина. Мама уговаривала меня уехать, но после моего твердого «Нет» оставила все попытки отправить меня за хребет. Я не могла позволить каким-то сопливым грузинам заставить меня покинуть мой дом. Они могли убить меня в моем доме, на моей земле, на земле моих предков, но прогнать меня – никогда!!!
7-го августа, когда все ТВ только и делало, что говорило о нас, о том, что Саакашвили заявил о ненападении на Южную Осетию, услышав его признания в любви к осетинскому народу, плюс когда наш тогдашний премьер министр успокаивал народ, утверждая, что войны не будет, я решила собрать все самое необходимое и отнести это в подвал – очень подозрительно нас успокаивали. Мама стала подшучивать надо мной, мол, я паникую и т.д. Тем не менее, я собрала 2 сумки, первым делом лекарства, кое какие сбережения и свечи. Я также спустила в подвал полушубок (уж очень долго я на него копила) и книгу Агусти Алеманя «Аланы в древних и средневековых письменных источниках». Стрельба шла уже вовсю. Я также купила кое-какие продукты питания, которые так и не пригодились за полным отсутствием аппетита у всех.
И вот стемнело. Насмотревшись «успокаивающих» программ по телеку, мы легли спать. Уснуть мы, конечно, не успели, слишком тревожно было на сердце. И в 23:35 началось. Я взглянула на маму и сказала: «Надо спуститься». Впервые в жизни, впервые за 20 лет войны мы спустились в подвал в поисках убежища.
Спускаясь, в подъезде мы встретили соседку, тоже беженку из дома в подвал. Она сказала, что откуда то просочилась информация, что российские войска уже движутся по направлению к Цхинвалу.
В подвале мы застали практически всех соседей, в том числе 4-хлетнюю девочку Алану. Огонь уже велся интенсивно, все соседские ребята были на боевых позициях, в подвале были женщины, девушки, двое мужчин преклонных лет и Алана. Они, как мы узнали позже, провели в подвале уже несколько ночей. В 12 часов или около того, погас свет, пропала мобильная связь, интернет. Ночью, в половине третьего наш район обстреляли градом. Грохот стоял страшнейший. Крики женщин, ужас в глазах матери Аланы, склонившейся над спящим ребенком, пытаясь накрыть ее собой, поднявшей взгляд на подвальный потолок, оценивая, выживет ли ее ребенок, если рухнет этот железобетонный блок – этого, конечно, не забыть. Мы с мамой стали успокаивать соседей, пригодились и лекарства, которые я заблаговременно отнесла в подвал. В какой то момент забежали соседские ребята, оставшиеся без командования, не знающие, что делать, какие позиции занимать, забежали, чтобы проведать своих матерей, и сказали, что на улице Героев вовсю идет война и что грузины прорвались с «Паука». Я уже тогда поняла, что это – последнее, что осталось сбыться из моего сна – мой разрушенный дом. До дяди никак не дозвониться, равно как и до всех остальных родственников. Было ощущение, что ни кого больше нет в живых. У меня была грузинская сим карта, (а грузинская связь работала ) с помощью которой я связывалась с тетей из Кутаиси. Вспомнив про эту карту, я бегом понеслась домой на 5-й этаж под градом пуль и снарядов, под крик мамы «Диана, не надо!» Бог был милостив, меня не задело. Я связалась с подругой Аидой, которая уже несколько лет жила во Владикавказе и в это время ждала ребенка. В ужасе от всего происходящего, Аида сказала, что ее мать и брат в Цхинвале и она о них ничего не знает. В рыданиях она умоляла меня уехать и предлагала свой кров. Я как могла успокоила ее, сказала, что говорили о многих погибших, их имена называли, но имен ее родных я не слышала. Когда Аида немного успокоилась, я спросила ее, что там по СМИ. По СМИ, сказала Аида, российские войска уже двигались по направлению к Цхинвалу. Вооружившись хорошими вестями, открыв окна и дверь на балкон (откуда то вспомнилось, что надо их открыть, чтоб их не выбило от взрывов), я спустилась в подвал, где узнала, что грузины зашли через Знаур.
Свечи уже догорели и там было темно, как в гробу. Моя соседка, услышав голоса, выглянула из подъезда, и молодые люди, пробегавшие рядом, как ей показалось, сказали, что ранен ее сын. Она бросилась его искать. Ее не было долго. Ее сын к этому времени забежал проведать как у нас дела и услышав о том, что мать ищет его по пылающему городу, прибегал еще несколько раз. В каком состоянии вернулась его мать – это надо было видеть! Мы сразу бросились ее успокаивать, и она, только поверив, что ее сын жив, вдоволь наревевшись, рассказала о поисках сына, о том, как она под градом пуль и разрывающихся снарядов бегала от одного трупа к другому, переворачивала обгорелые тела и так добралась до больницы, а она от нас довольно далеко. Там, не найдя сына среди раненых, она зашла в морг. А в морге темно, нет света, и бедная женщина стала искать сына на ощупь, надеялась найти, или правильнее сказать не найти, сына по форме головы. Ощупала все трупы и уже не зная где его искать вернулась домой. На наш вопрос, что говорят в больнице на счет подмоги, она сказала, что грузины прорвались через ул. Гафеза и что российские войска уже движутся по направлению к Цхинвалу.
О том, что рассвело я узнала, только выглянув из подвала, настолько там было темно. Надежда, что с рассветом все закончится, рассеялась как дым. Мои соседи, ребята лет 18-20, забежали в подъезд, один из них с рваной раной на руке, сказал, что был в больнице и там его не приняли, сказав, что мест нет. Соседи сами перевязали ему руку. Ребята сообщили о том, что грузины в городе, заходят в подвалы и расстреливают там людей. Двое из моих соседок начали паниковать. Паника – страшная сила! Присоединились и остальные. Одни стали кричать о том, что надо закрыть двери подвала на замок, будто замок мог кого то спасти, другие стали орать, что не надо закрывать двери, что если грузины подожгут нас , то никто не сможет выбраться и мы все сгорим. Мы с мамой сидели в своем подвале и молча смотрели друг на друга, раздумывали, как было бы правильнее, закрыть или нет, но в спор не ввязались. Очень долго продолжалось это позорное действо, и, наконец, все успокоились. Битва была выиграна теми, кто не разрешал запирать дверь. А российские войска все еще двигались по направлению к Цхинвалу.
В какой то момент я поднялась в квартиру за водой. Из окна я увидела ужасающую картину. Город пылал. Дым и огонь. Посмотрев с балкона вниз я увидела двух молодых людей, идущих по направлению к нашему дому. Я окликнула их, спросив, правда ли, что в городе никого из правительства, из нашего руководства не осталось. Они не ответили. Я еще раз их окликнула и один из них суровым голосом сказал: «Спустись в подвал!» И вдруг в небе появились самолеты. Они летели так низко, так нагло, что то ли по их наглому почерку, то ли интуиция подсказала, то, что это были грузинские самолеты. Увидев, как один из них сбрасывает бомбу на район Дыргуис, я, как трусливый заяц, сделала ноги и мигом очутилась в подвале. Там судачили о том, что грузинские танки вошли в Квайсу. А российские войска все еще двигались по направлению к Цхинвалу.
9-го под утро я уснула. Проснувшись, я стала искать маму. Соседка сказала, что моя мама побежала к своей невестке, которая живет в соседнем доме, проведать, все ли там живы. Заподозрив неладное, я вскочила, выбежала из подвала и под свист пуль ринулась к дому тети. Она удивилась, что я ищу маму у нее. И тут я поняла: мама ушла искать брата. Я вернулась домой и под грохот снарядов умылась, причесалась, переоделась (не хотелось умирать неопрятной) и вышла искать маму. Долго искать не пришлось. Маму, с окаменевшим лицом, я встретила рядом с домом. То, что наш дом разрушен, я не сомневалась, я давно видела это во сне. И почти была уверена, что дядя жив, тоже вспоминая свой сон. Мама все это подтвердила, рассказала, как бежала на улицу Героев, как пряталась от грузинских солдат, снующих по всему городу и как попала под град, возвращаясь обратно. Просто непонятно, как она вернулась ко мне живая и невредимая? Спасибо Господу, что уберег ее. До сих пор не могу простить ей, что она не подумала о том, что же будет со мной, случись с ней что-нибудь! Наш разрушенный дом показали во всех фильмах, снятых об этой войне, даже компьютерная игра на эту тему начинается с картинки, на которой наш дом.
Чуть позже кто-то из соседей включил генератор и подключил к нему телевизор прямо в подъезде. Работали только грузинские телеканалы, по которым выступали Саакашвили и Д. Санакоев. Они обращались к населению Ю.Осетии, говорили, что мы России не нужны, что она нас бросила, советовали сложить оружие и сдаться, обещали 3 часа перемирия, с 15:00 до 18:00, в течение которых осетины смогут покинуть Цхинвал и выехать в Грузию, что на границе города и села Эргнети будут ждать людей, которых в последствии амнистируют, и не будут преследовать. Амнистировать людей, защищающих свою родину? Удивительно. Нас предупредили, что в 18:00 начнется тотальная бомбежка. «Ваши подвалы вам более не помогут», обнадежил нас тот, кто пару дней назад клялся нам в любви. Излишне говорить, что ни один человек и не подумал дезертировать в Грузию. Но лимит был объявлен – 3 часа жизни. А российские войска все еще двигались по направлению к Цхинвалу
И, правда, вроде бы, стихло. Одиночные разрывы снарядов все же были слышны, но кто обращал на них внимания? Многие вышли на солнышко. Вот уже 16:00, 16:30. Мы еще постояли немного во дворе, когда мама предложила подняться домой выпить кофе. В последний раз. Газа не было, света тоже. У мамы, как оказалось, был сухой спирт, на нем мы и сварили черный, сладкий, ароматный кофе. Таким он должен был быть, учитывая и то, что мы были голодными с 7-го августа. Но кофе был, на удивление … никаким. Ни я, ни мама не получили никакого удовольствия от кофе. Самый невкусный кофе в жизни.
Я прилегла на диван. Если подвалы нам не помогут, зачем еще спускаться вниз? Я предпочитаю умереть дома. Отправила Аиде смс, где я попрощалась с ней, пожелала ей счастья (мой смс довел ее до иступления, она до сих пор не может мне этого простить, а мне хотелось пообщаться, пока я была еще жива). Я пожалела маму, упрашивавшую меня покинуть квартиру и мы опять спустились вниз. Вот уже 17:30, 17:35, 17:40. 20 минут до смерти. Никто не плакал, не истерил. Устали, наверно. 17:45. Мне казалось, что меня уже убили. 17:50. Все молчат. И вот, неожиданно, откуда ни возьмись, самолет, российский! И вот еще один. За 10 минут они разбомбили авиацию Грузии, наверно авиацию, раз грузины ее больше не подняли. Но никто уже не радовался, может люди больше не верили в то, что жизнь продолжается, а может жизнь уже была не в радость.
9-го вечером наши ребята вернулись домой, объяснив это тем, что русские солдаты, которые, наконец то добрались до Цхинвала, отправили их домой, со словами «Теперь пустите нас». Утром 10-го, выйдя на улицы, я увидела полную разруху, земля вся была завалена кирпичами, стеклом, ветками деревьев, неразорвавшимися снарядами. Люди стали выходить из подвалов своих разрушенных домов, не веря, что все позади. Стоял сильный запах гари, как в моем страшном сне. И еще долго в Цхинвал не прилетали птицы. И еще долго я не спускалась в подвал, из страха найти там свой труп.
Но как говорится в известной песне, «не везет мне в смерти, повезет в любви». Война закончилась благодаря российским войскам, мы живы и хоть дом наш еще недостроен, собираемся жить долго. Я встретила свою любовь, вышла замуж и назло всем нездоровым грузинским политикам и кровожадным и неумелым грузинским солдатам собираюсь рожать осетин. И таких как я много. И никто не сломает нас до тех пор, пока у нас есть такие малышки как Алана, героиня Алана, моя маленькая соседка, которая 3 дня, пытаясь нас успокоить, отвлечь от мрачных мыслей, не плакала, не капризничала, а рассказывала нам, взрослым нартские сказания. Откуда она, четырехлетняя девочка, столько знала? Не о таких ли как она говорят «сильные духом»? И перефразируя Байрона, я скажу: Мой дух, ты помнишь ли, чья кровь завещана тебе в удел? Воспрянь же, как Алания вновь для славных дел!
