Вало Зассеев о квайсинском отряде защитников Отечества
В январе, в очередную годовщину начала грузинской вооруженной агрессии против Южной Осетии, вспоминаются героические дни всенародного сопротивления.
К сожалению, в описании тех исторических событий долгое время оставался пробел – было крайне мало информации о том, что ребята Кударгома принимали самое активное участие в защите Родины.
В сентябре 2022 года Указом Президента РЮО А. Гаглоева за мужество, проявленное в боях за независимость Республики, часть бойцов знаменитого Квайсинского отряда, награждена медалью «Защитнику Отечества», пятеро из них, не дожившие до этого дня, – посмертно.
Среди награжденных – наш собеседник Вало Зассеев, «истинный квайсинец», как его называют в Цхинвале, частый гость редакции газеты «Республика». С его помощью мы продолжаем заполнять пробелы в истории тех дней.
– Рано утром 6 января 1991 года Резо Хугаев позвонил мне в Квайсу и сообщил тревожную весть о том, что грузинские вооруженные подразделения вошли в Цхинвал и заняли часть города. Он попросил собрать отряд, вооружиться и ехать в Цхинвал. Мы срочно собрали в Рудоуправлении надежных парней, прошедших армию.
Из тех, кого я запомнил, там были Роман Качмазов, Григол Хугаев, Мухар Маргиев, Вла Тедеев, Валик Алборов, Павлик Наниев, Петя Баззаев, Леня Алборов, Батик Остаев, Хетаг Багаев. Мне поручили ехать во Владикавказ за оружием, и я выехал в тот же день, понятия не имея, как решить вопрос, кто мог продать мне свой карабин, двустволку. Но я разобрался, купил две двустволки и один иранский карабин, затем зашел в магазин Охотсоюза и попросил 100 коробок пороха.
Возникли трудности, потому что охотники не покупают столько пороха, человек за прилавком стал требовать у меня охотничий билет. Для объяснения пришлось схватить его за воротник, тогда ко мне вышел другой человек, который сразу все понял. Он отправил машину на склад в Алагир и через два часа привезли все, что нужно для гладкоствольного оружия.
Я вернулся домой 7-го января и отряд уже не застал – они ушли утром без меня, приехали в Итрапис и оттуда по тропе (галвӕндаг) вдоль Зарской дороги ушли пешком в Цхинвал. Утром мы вчетвером поехали вслед за отрядом: я, Чермен Хугаев, Вова Алборов и Юра Кочиев (Чолар). В Итраписе вышли из машины и пошли пешком вверх по тропе, снега внизу было по колено, а наверху уже по пояс. В Зар мы добрались затемно, мокрые, уставшие и, главное, не знали, как идти дальше.
Какой-то микроавтобус, ехавший по дороге со стороны села, подобрал нас без разговоров – живописную четверку квайсинцев с оружием – и привез в город уже в полночь.
Отряд наш находился в Стройуправлении, небольшом здании на Тбетском спуске, ребята спали на полу в актовом зале. Слава Богу, там была печка, мы облепили ее, нам принесли поесть. Утром провели перекличку: нас в отряде было 83 человека и еще около двадцати тех, кто был сам по себе – они поехали не с отрядом, а отдельно. Утром пришел Атарбек Тедеев с карабином СКС, сказал, что будет с нами и оставался в отряде до самого конца.
Отрядов на тот момент еще не было, но ребята собирались вокруг своих лидеров, которые потом стали командирами. Сильный мужчина всегда проявится там, где он нужен...
После сбора ребята разошлись по разным точкам города, нас осталось человек шесть, когда к нам пришел молодой парень в спортивном костюме, шапочке и с винтовкой-«вертикалкой».
Он удивленно смотрел на нас: «Это и есть квайсинский отряд?» Я объяснил, что ребята в городе, и тогда он представился: «Алан Джиоев». Наверное, Парпатом он стал позже J. «Ну, и как наши дела? Что будем делать?» – спросил он.«Будем защищать родную землю», – ответил я, и он улыбнулся – наверное, цхинвальцы не так эмоциональны, как мы, и не говорят красивых слов. Он был младше меня, но я почувствовал в нем силу, понял, что он непростой человек.
Потом мы еще часто встречались. Резо Хугаев сообщил мне, что договорился разместить нас в интернате и попросил перебраться туда обязательно строем, как настоящая армия, чтобы люди видели нас и почувствовали надежду. Мы построились в колонну по четыре и строем пошли по улице Исака.
Люди останавливались и махали нам руками, а подростки пристроились в конце колонны и домаршировали с нами до интерната. Туда к нам стали приходить защитники города и командиры – Гри Кочиев, Алан Джиоев, Валера Хубулов... У нас была с собой взрывчатка – что еще можно было забрать из квайсинских шахт J – и мы решили подорвать один из грузинских БТРов, которые носились по городу. Заложили аммонал и взорвали.
БТР отлетел и врезался в чьи-то ворота, выпустив при этом в землю весь запас из пулемета. Мы тогда не сообразили, что его можно было оттащить, привязав к какому-нибудь тягачу, ведь мы еще только начинали воевать J. Люк был закрыт, экипаж сидел внутри, наверное, оглохший. Пока мы думали, что делать, подъехали русские, пригнали большую машину и на прицепе утащили «наш БТР».
Эх, это был бы хороший трофей! Но зато после этого грузинские БТРы уже не выезжали за пределы той части города, которую они заняли. Гри Кочиев принес нам рацию, и мы постоянно держали связь со штабом.
Перед зданием университета поперек улицы стояли водомет, троллейбус и еще одна машина, все это довольно небрежно было заложено мешками с песком. Я там оказался в один из первых дней, у меня был отличный карабин и стрелял я тоже хорошо, с детства ходил на охоту. Стал следить за грузинским постом, укрепленным на Богири и, увидев открывшуюся там фигуру, выстрелил. Не знаю, попал или нет, но по намтут же открыли огонь из пулемета и всего остального, что у них там было.
Мне тут же всыпали цхинвальские ребята за то, что я спровоцировал огонь. «Что теперь, не стрелять что ли, война же?» – обиделся я, но они были правы, нельзя делать, что вздумается, здесь я не на охоте, мы – команда!
Когда стрельба стихла, мы с Батрадзом Плиевым стояли у входа в университет, пытаясь настроить нашу рацию, я стоял спиной к улице. В этот момент Батрадз тихо говорит: «Вот чудеса! Не поворачивайся!» «Да что там за моей спиной?!» – говорю, и все-таки повернулся: прямо к нам, что называется, своими ногами, шел грузинский милиционер, он пробрался между заслонами и шел к осетинам.
Его тут же окружили, одни отобрали у него автомат, а Батрадз схватил его пистолет. Ребята пару раз его стукнули, но я решительно пресек это, человек пришел сам, не стреляет, надо его послушать сначала! Он сказал, что не хочет воевать: «Это не моя война. Дайте мне, пожалуйста, гражданскую одежду и помогите выбраться в Россию». Его повели в штаб и выяснили все, что он мог рассказать по грузинским под-разделениям – сколько их, какое вооружение, где командиры и т.д. Он отвечал на все вопросы. Через два дня его переправили по Зарской дороге в Россию.
Потом к нашему посту подъехали на старых жигулях трое парней с ДШК – крупнокалиберным пулеметом. Чтобы стрелять из него, он должен быть очень прочно установлен на чем-нибудь, иначе сильная отдача может вырвать его из рук. Ребята поставили его к нашему заслону между мешками с песком и открыли огонь по грузинской позиции, пулемет подскочил и опрокинулся, парня ударило в лицо, брызнула кровь, я бросился ему помогать, а другие между тем снова приспособили пулемет на то же место и пустили очередь, но с новым стрелком произошло то же самое.
Думаю, у обоих остались шрамы от пулемета на щеках наискосок. Грузины в ответ открыли по нам шквальный огонь.
В один день Атарбек сказал: «Долго еще этот флаг будет торчать над зданием восьмиэтажки?» Грузины установили свой кизиловый флаг на крыше здания бывшего Обкома, и он развевался на виду у всего города. «Сможешь его сбить?» – спросил он меня. Стреляю-то я хорошо, но сбить трубу очень трудно.
Словом, подкрались мы поближе к зданию банка – я, Атарбек и Батрадз, спрятались у старого дома за банком. Справа от нас был корпус Детского мира, полный грузинских военных, но мы были за спиной здания. Устроились, и я начал стрелять, сделал где-то 30 выстрелов из новенького карабина Симонова – укороченной «трехлинейки». Наконец, флаг упал на парапет на краю крыши. Атарбек стал требовать, чтобы я сбил его с крыши, он непременно хотел увидеть, как грузинский флаг летит с высоты и «с позором» падает на землю. Но сбить его в таком положении было невозможно.
Тут Батик стал нам кричать, что нас окружают – грузины, наконец, определили, откуда идет стрельба, и стали обходить нас с двух сторон. Между нами завязалась перестрелка, причем они стреляли из автоматов. На наше счастье цхинвальские ребята с поста ниже улицы Исака открыли по ним огонь, я видел, как грузины на углу перед Цхинвальским райкомом подхватили четверых раненых и побежали обратно в сторону восьмиэтажки, а мы потихоньку выбрались из своего укрытия.
Так постепенно приходил опыт, мы научились слушать интуицию и понимать друг друга в любой ситуации. Однажды отправились в один недостроенный дом рядом с Пивзаводом, поднялись на четвертый этаж, где было помещение, уже обустроенное местными парнями под наблюдательный пункт, и стали высматривать, как грузинский милицейский автобус каждые два часа ходил с ТЭКа в город и обратно, видимо возил смену.
Атарбек спросил, могу ли я попасть в автобус. «Это легко», – ответил я, до него было метров 800. Выстрелил пару раз, автобус резко рванул в сторону города по спуску и пропал из видимости. Мы подождали часа два, смотрим, возвращается. Я выстрелил, он снова резко набрал скорость и оказался на ТЭКе, а там все было закрыто блоками.
Что же касается ТЭКа, то стрелять туда было трудно, грузины установили там прожектор, который освещал весь город, а за ним ничего не было видно, все было в темноте. Я поднимался ночью, стрелял по прожектору, и по всем моим расчетам, стрелял верно, но результата не было.
Потом я случайно обмолвился при одномрусском военном, и он долго надо мной смеялся, сказав, что я все это время стрелял по отражателю света, что сама лампа находится внизу, в фундаменте, а наверху был отражатель, который я мог дырявить сколько угодно.
Мы пробыли в Цхинвале уже одиннадцать дней и решили поехать обратно в Квайсу через Зар, чтобы привести себя в порядок. Только добрались ночью, как на второй день нам звонят из Дзау и говорят, что грузины ворвались, взяли села Итрапис и Гуфта и направляются на Дзау. В Квайсе поднялась тревога, мы снова собрались, человек сто, и двинулись на двух машинах ГАЗ-66...
Но наступление на Дзау не подтвердилось. Оказалось, нас вызвали на всякий случай, потому что у кого-то была информация, что грузины ночью собираются ворваться в поселок. Дзауцы сказали, что они будут на возвышенности над поселком, а мы поехали в Итрапис, зашли в недостроенный двухэтажный дом близ дороги и расположились там. Не доезжая до села, на возвышенности был окоп метров 15 длиной, там мы выставили один пост, второй поставили на Гуфтинском мосту, и еще один – над селом Чъех, где проходила тропа, по ней тоже могли прокрасться грузины.
Сменялись каждые три часа. Ночью я спустился к посту, который был в окопе. Там дежурил Павлик Келехсаев с ребятами. Часа в два ночи со стороны Чъех подъехал грузинский БТР, остановился метрах в 70 от нас и открыл огонь из пулемета. Стало ясно, что они нас выследили. Все легли на землю и переждали огонь. Пулеметчик опорожнил коробку, зарядил новую и снова пустил огонь строчками вправо-влево, потом развернулся и быстро отъехал...
На утро трое наших решили пойти посмотреть, что вообще делается в районе села Чъех, добрались до грузинского поста, который всю войну располагался прямо на трассе под скалой. Один из наших ребят, Миша Танделов, совершенно безбашенный парень, тихо спустился вниз и закидал их «фирменными» квайсинскими гранатами – зажигаешь фитиль, кидаешь, и через 5 секунд она взрывается. О жертвах нападения Миши нам ничего не удалось выяснить, врать не буду, но на второй день грузины поднялись на скалу и спилили все деревья, вырубили кусты, чтобы никто не мог прокрасться незамеченным, и выставили на другом берегу две пулеметные точки...
Не могу сказать, кто у нас был командиром в тот период, обычно я был в контакте с Резо Хугаевым, он мне поручал приглядывать за ребятами, беречь их, чтобы не было жертв, я следил за дисциплиной, они меня слушались, но я не считал себя командиром, потому что это слишком большая ответственность – жизни ребят. Позже Вла Тедеев стал командиром квайсинского отряда.
Когда грузины были выбиты из Цхинвала главной угрозой для города стала высота ТЭК, где укрепились за бетонными заслонами грузинские подразделения и постоянно обстреливали город из артиллерии, крупнокалиберного оружия. Количество жертв среди мирного населения росло. ТЭК надо было брать, но как это сделать? Предлагалось штурмовать следующим образом: отряд квайсинцев поднимается по склону прямо, а другие заходят с двух сторон в тыл.
Все сидели молча, только Гри ходил взад-вперед. Я сказал, что не согласен с планом: склон абсолютно открытый, негде спрятаться, поднимаясь под шквальным огнем, мы просто погубим своих парней. Гри меня поддержал, сказал, что глупо идти с воздушками брать укрепленную высоту. Тогда все обернулись ко мне: «А что ты предлагаешь?» А что я мог предложить? Я сказал, что в таких случаях сначала проводят артподготовку, и только потом пехота идет в атаку, надо найти, чем обстрелять ТЭК. Все замолчали. Вла Тедеев встал и вышел.
Все, что он сделал дальше, произошло буквально в течение полутора суток. Он нашел двух цхинвальских парней с машинами ГАЗ-66, утром посадил в них наших квайсинских ребят и отправился в Зарамаг. Там они привязали две градобойные пушки к машинам и помчались обратно.
Тоннель уже охранялся русскими пограничниками, они поставили поперек трассы два КАМАЗа. Но Вла все предусмотрел. Я не могу точно сказать, где он нашел БТР – на севере или забрал отсюда, но они разогнали БТР и направили его на КАМАЗы, он проскочил между машинами, растолкав их в стороны, и тогда две машины с пушками прорвались между ними, и вся колонна въехала в тоннель.
Когда они победоносно прибыли в интернат, Вла подошел ко мне и сказал: «Вот тебе пушки! А ты теперь поезжай и раздобудь снаряды». Я поехал с Атарбеком в Алагир на базу, стали просить продать нам хотя бы 30 снарядов,даже обещали через неделю вернуть пушки. Но они там от нашей наглости пришли в исступление, кричали, что нас судить надо.
Мы вернулись домой, Вла отругал нас, что мы ничего не добились, пришлось снова ехать в Алагир, но снова безрезультатно. Более того, через Резо Хугаева они затребовали свои пушки обратно, пришлось еще и тащить их. Это был провал, пушки очень быстро улучшили бы наше положение, пара залпов по ТЭКу и грузины убрались бы с этой высоты...
В 1992 году отряды все же попытались взять штурмом ТЭК, но попытка не удалась, наши понесли тяжелые потери. Цхинвальские ребята останутся в моей памяти навсегда как бесстрашные и мужественные, настоящие осетинское воины! Я очень подружился тогда с Басмачом (Владом Джиоевым), он учил меня трюкам, которые сам знал еще по Афганистану: по свисту пуль определять, откуда стреляют, насколько далеко стрелок и т.д.
Многие из нас оставались в Цхинвале почти до прихода миротворцев. Кроме уже названных среди нас были Зассеев Маирбег (Ташкент), Хугаев Муслим, Гагиев (Кӕпи), Теблоев Олег, Хугаев Саукудз и другие. Мы попадали в разные переделки, видели противника в лицо, учились мастерить пусковые установки для ракет из обычных труб, подбивали разную технику квайсинской взрывчаткой. Мерзли в пустых квартирах на улице Гафеза окнами на Никози, держа на мушке малейшее передвижение на той стороне.
Но мы нетеряли человечности, не применяли силук тем грузинам, которые не стреляли, наоборот пару раз помогли таким людям выбраться за пределы города. Я часто вспоминаю те дни и своих боевых товарищей. Слава Богу, нас миновали послевоенные разборки, убийства и хаос, хотя жизнь в Кударгоме все те годы после войны была нелегкой. Мы остаемся небольшой, но крепкой семьей, стараемся заботиться друг о друге и надеемся, что никогда больше враг не ступит на землю Осетии. И мы всё еще в строю!
