Специально созданная для Земокарталинского района, т.е. Южной Осетии, переселенческая комиссия в 1920 году распорядилась, чтобы в отдельных селах Южной Осетии, например в Джаве, Мсхлеби и их окрестностях, могли остаться жить осетины только по особому разрешению правительства Грузии. Эти и другие репрессивные меры геноцидной Грузии в отношении Южной Осетии и осетин, на мой взгляд, являются убедительным свидетельством – дискриминационной (лат. discrimination различение) политики фашистского режима меньшевиков. Есть немало конкретных примеров ограничения или полного лишения прав южных осетин по признаку их национальной принадлежности не только в грузинских районах, но даже и на их исторической родине, т.е. в Южной Осетии. Более того, крайней формой расовой дискриминации, как известно, является сегрегация, т.е. отделение «политика принудительного отделения одних людей от других, ограничения в правах по мотивам расовой или национальной принадлежности, насильственное переселение на специально выделенные территории (резервации, гетто)». Такое классическое энциклопедическое определение дискриминации полностью соответствует тому, что после революционных событий 1917 г. на себе испытали южные осетины. Факты свидетельствуют о том, что геноцидное правительство Грузии активно проводило выселение южных осетин из веками насиженных мест в Южной Осетии. В то же время на места выселенных южных осетин правительство Грузии массами переселяло из других районов этнических грузин. Исследовавший этот вопрос профессор Б.З. Плиев подчеркивал: «Но последние (мирные грузины, которых власти переселяли в дома южных осетин. – Авт.) решительно отказывались поселиться на землях осетин. Тогда правительство (Грузии. – Авт.) силой заставляло их переселяться в Юго-Осетию. Чтобы крестьяне-грузины не увиливали от поселения в этой окраине, правительство определяло для каждого из них не только село, но и дом, который он обязывался занять. Но ни эти, ни другие методы насилия не дали меньшевикам желаемых результатов. Хотя правительство и выгнало осетин из многих селений (Южной Осетии – Авт.), заселение их горцами-грузинами произошло лишь в некоторых селах Корнисского и Джавского районов, в которых правительство вело настойчивую (антиосетинскую – Авт.) работу, чтобы обосновать там новых поселенцев (грузин – Авт.)». Политика дискриминации, как правило, принимает крайние формы, «вплоть до геноцида (действия, совершаемые с целью уничтожения полностью или частично какой-либо национальной, этнической, расовой или религиозной групп), который, независимо от того, совершается ли он в мирное или военное время, является преступлением, нарушающим нормы международного права (Конвенция ООН 1948 года о предупреждении преступления геноцида и наказания за него). Отчуждение земель у коренного населения, начавшееся вместе с колонизацией, продолжается по сей день, хотя и в другой форме». Таким образом, дискриминационная политика в отношении Южной Осетии и осетин, которую активно проводила меньшевистская Грузия, не нуждается в особых доказательствах. Факты истории подтверждают данный вывод. Так, например, действия грузинской гвардии под командованием палача осетинского и абхазского народов «грузинского Нерона» Валико Джугели в 1920 г. преследовали цель «уничтожить полностью или частично» южных осетин, сжечь дотла осетинские села Южной Осетии. По самым заниженным статистическим данным, тогда в Южной Осетии «были убиты 4 тыс. 812 мужчин, женщин и детей. Сожжены и приведены в негодность в Южной Осетии 1 тыс. 268 построек (есть другие опубликованные данные, которые представляются более обоснованными и внушительными, но здесь преднамеренно приводятся заниженные цифры, чтобы избежать возможных политизированных дискуссий). Это уже должно быть признано преступлением меньшевистского геноцидного правительства Грузии против Южной Осетии и осетин, «нарушающих нормы международного права».
Меньшевистское правительство Грузии своими конкретными действиями старалось отобрать земли коренного югоосетинского народа в Южной Осетии. Для реализации этого чудовищного антиосетинского геноцидного плана правительство Грузии делало все возможное для уничтожения осетинского духа, осетинского национального самосознания, в целом Южной Осетии. Опять-таки, по самым заниженным статистическим данным, «летом 1920 г. после временного поражения советской власти в Юго-Осетии до 20 тыс. осетинских повстанцев (борцов за советскую власть в Южной Осетии – Авт.) вместе с женами и детьми перешли через Главный Кавказский хребет в Терскую область», т.е. в РСФСР. Другую часть осетин Южной Осетии правительство по разработанному им же плану выселяло в другие грузинские районы, т.е. за пределы Южной Осетии. А в места исконного проживания южных осетин на территории Южной Осетии переселялись грузины из других, в основном горных районов Грузии. Этим насильственным переселениям, в основе которых было фактическое отчуждение земель коренного югоосетинского народа, осетинские семьи в меру своих скромных возможностей сопротивлялись. Министр земледелия Грузии писал: «Выселившиеся не верят (осетины. – Авт.), что поселившиеся (грузины. – Авт.) останутся там. Одним махом выброшенные с насиженных мест осетины возвращаются обратно и занимают свои дома. Цунарский и Корнисский районы, за некоторым исключением, не были очищены от осетин». Министра возмущало то, что в указанных районах «и теперь еще» гнездятся осетины, которых он назвал «бандитами». Он убеждал и требовал от руководства Грузии «усилить нажим на осетин», создать в крае, т.е. в Юго-Осетии, сильную администрацию, навести порядок и увеличить там численность грузинских войск. Он высказал опасение, что оставшиеся на месте и скрывающиеся в горах осетины могут напасть на государственные учреждения и наделать неприятностей.
Руководство геноцидной Грузии чрезмерно торопилось с окончательным «решением осетинского вопроса», под которым в Тифлисе подразумевались фактическое уничтожение Южной Осетии, ликвидация или в лучшем для осетин случае их ассимиляция среди грузинского населения. Следует особо подчеркнуть, что в «решении осетинского вопроса» меньшевистской Грузии активную помощь оказывали отдельные осетины вроде генерала А. Кониева, К. Казишвили (Казиева), А. Бибилова, А. Фарниева, Г. Гаглоева, А. Дзасохова и других членов меньшевистской партии Грузии. Сегодня уже трудно установить истинную первопричину их патологической ненависти к Южной Осетии. Можно предположить, что первопричиной их грузинского патриотизма могли быть действительная любовь и уважение к Грузии или же филистерствующее фанфаронство. Потешные патриоты Грузии из числа осетин, принимавшие активное участие в варварской расправе над собственным народом, конечно же, достойны осуждения. И не только патриотами Осетии. У всех народов и во все времена предательство интересов собственного народа осуждалось и, наверное, еще долго будет осуждаться. В истории осетинского народа они были не первыми и не самыми масштабными изменниками интересов своего отечества. Куда более масштабными личностями были средневековые аланские князья и полководцы Арсалан, Атачи (Ждас), Матарша (Бесстрашный), Илья-багатар и другие, которые верой и правдой служили татаро-монголам, завоевавшим их отечество – средневековую Аланию. Среди них были весьма талантливые и храбрые полководцы. Так, например, аланский полководец Матарша (Бесстрашный) во время Кавказского похода монголов перешел на сторону врага. Вместе с монголами он участвовал зимой 1239 – 1240 гг. в осаде и штурме столицы Алании города Магаса. Матарша «командовал авангардом войск монголов». По сведениям китайской хроники, при штурме Магаса «в него попали две стрелы, но, воодушевившись храбростью, он овладел городом».
Не менее отчаянным и храбрым полководцем был другой знатный алан – Илья-багатар. Таким образом, генерал А. Кониев, К. Казишвили (Казиев), А. Фарниев, Г. Гаглоев, А. Дзасохов и другие этни¬ческие осетины, ставшие «суперпатриотами» Грузии, доказавшие тифлисским властям свою преданность в кровавой борьбе против Южной Осетии, против идеи национального самоопределения южных осетин, продолжали традиции коллаборационизма (фр. collaboration – сотрудничество, совместные действия), известного почти всем народам в тяжелые годы испытаний. В этой связи логично напомнить о многотысячной армии грузинских коллаборационистов, добровольно и активно сотрудничавших с персами-завоевателями, вынашивавшими чудовищные планы геноцида грузин. Так, например, в 1795 г. Картли-Кахетинское царство Ираклия II (единой Грузии в современном понимании тогда еще не было) в очередной раз оказалось на грани полного уничтожения. Одной из причин этой трагедии грузинского народа были предательская позиция и деятельность его части, особенно знатных и влиятельных грузин. Известный ученый-кавказовед, профессор М.М. Блиев по этому поводу пишет: «В 1795 году Грузия нуждалась в спасении от физического уничтожения, к которому в том году приступил Ага-Мухаммед-хан. Истребление грузинского населения, подвластного персидскому шаху, становилось реальным. Феодально-раздробленная страна была поставлена на колени. Тавадская (грузинская. – Авт.) знать, многие из которой приняли персидские имена, спасая себя, предала собственную страну и вместе с шахом участвовала в геноциде грузинского народа. Всеобщее предательство не обошло стороной и царский двор. За спиной Ираклия II, пытавшегося оказать сопротивление войскам Ага-Мухаммед-хана, его супруга и сын вынашивали планы о насильственном устранении царя, чтобы с помощью шаха взойти на престол». К этому следует добавить, что значительная часть социальных верхов грузинских княжеств, как правило, использовала различные формы насилия и жестокости, измены, коварства в отношении грузинского народа. Все это, конечно же, делалось в угоду персам–завоевателям. При коронации шаха Персии, Картли-Кахетинский царь как его вассал должен был не просто присутствовать на торжественной церемонии в Тегеране, но и держать в руках символ зависимости от шаха – павлинное перо. В грузинских княжествах, особенно в Картли-Кахетинском, было много желающих знатных людей, готовых ради собственного благополучия держать не только павлинное перо, но и любой другой символ позора грузинского народа.
Таким образом, в укреплении вассальной зависимости Восточной и Центральной Грузии от шахской Персии есть и «заслуга» определенной части самих грузин. Примерно аналогичная ситуация складывалась и в Южной Осетии, где определенная часть осетин из конъюнктурных или иных соображений всегда выступала на грузинской стороне. Но даже отдельным из них, видя тяжелейшие испытания и лишения своих собратьев-осетин в 1920 г., приходилось заступаться за них перед меньшевистскими властями. Один из них – уполномоченный ЦК меньшевистской партии и министерства внутренних дел Грузии по наблюдению за выселением южных осетин из Верхне-Карталинского района и заселением их жилищ горцами-грузинами А. Бибилов, выступая на заседании комитета Хашурской партийной организации меньшевиков, жаловался на варварские методы выселения, беззаконие, которое осуществляли официальные органы власти. А. Бибилов говорил, что в результате варварских методов выселения южных осетин разрушаются их дома, отбираются скот и имущество. Он подчеркивал, что по распоряжению правительства Грузии из обслуживаемого им района должны быть выселены семь обществ Южной Осетии с населением в 10 тысяч человек осетинской национальности. Однако переселенцы-осетины из-за того, что у них массами отбирают скот и имущество, вынуждены обосноваться почти на голом месте. Он приводил и другие примеры бедственного положения вынужденных переселенцев-осетин, оказавшихся в «демократической» Грузии третьесортными гражданами, у которых власти отобрали родину, родной очаг, скот, имущество и т.д.
В первой четверти XX в. на различных заводах и фабриках Тифлиса работало несколько тысяч рабочих-осетин. Они обратились к меньшевистскому правительству Грузии с протестом против насилия и издевательств над осетинами в Южной Осетии, против создавшегося там невыносимого положения для осетин. Рабочие-осетины Тифлиса просили создать специальную комиссию, которая должна была всесторонне изучить проблему осетин-беженцев, беззакония, которые творились в Южной Осетии. При этом они просили «включить в состав комиссии трех представителей от рабочих-осетин Тифлиса». Просьбы рабочих-осетин были услышаны, и социал-демократическая фракция Учредительного собрания Гру¬зии создала особую комиссию в составе П. Гелейшвили, К. Нинидзе, В. Цабадзе, Г. Гаглоева для ознакомления с положени¬ем беженцев и вынужденных переселенцев на местах. Однако идеология и практика воинственного антидемократизма, национального грузинского превосходства, шовинизма и расизма, доведенные правящим фашистским режимом до общегрузинской антиосетинской истерии, не могли создать элементарных условий работы комиссии. Антиосетинские силы в Грузии в то время, на наш взгляд, разделились на три части: 1. открыто выступавшие, в том числе и с оружием в руках против Южной Осетии и осетин, активные пропагандисты и реализаторы плана уничтожения Южной Осетии, осетин как самоопределившейся на своей исторической территории нации; 2. способствовавшие завуалировано решению осетинского вопроса «по-грузински», т.е. уничтожению осетин в Южной Осетии и в Грузии, их выселению из Южной Осетии в Северную Осетию, т.е. в РСФСР; 3 сторонники «мирного решения» осетинского вопроса, под которым подразумевалась «добровольно-принудительная» ассимиляция осетин в грузинском геноцидном государстве. В сущности они были против физического уничтожения осетин, но были апологетами ассимиляторской политики Грузии, хотя она представляла собой составную часть ее шовинистической политики, направленной на уничтожение осетинского и абхазского языков, их культур, традиций, национальных особенностей путем принудительного навязывания им грузинского языка, грузинской культуры, традиций как господствующей нации, высшей расы. Ассимиляторская политика была направлена против идеи национального самоопределения южных осетин и абхазов.
Комиссию Учредительного собрания Грузии условно можно отнести к сторонникам антиосетинских сил второй категории. Комиссия не смогла договориться с одним из идеологов грузинского шовинизма В.Жгенти, исполнявшим обязанности «особо уполномоченного правительства Грузии в Южной Осетии». В.Жгенти сделал все возможное для того, чтобы комиссия не смогла выполнить свою задачу. Он всячески препятствовал работе комиссии, отказывался сопровождать ее, показывать ей интересующие объекты и документы, давать соответствующие комментарии к решениям правительства Грузии и т.д. Комиссия осмотрела населенные пункты на пути в Цунари и Дзау, где видела «лишь отдельные группы осетин, в сопровождении грузинских гвардейцев и милиционеров, направлявшиеся в сторону Рукского перевала», т.е. в Северную Осетию. Тяжелейшее положение южных осетин, многие из которых, особенно больные, старики и дети массами умирали в 1920 г. по дороге в Северную Осетию, достоверно и в полном объеме до сих пор не исследовано. Отдельные стороны этой проблемы получили свое освещение в исторических трудах, воспоминаниях участников трагических событий и в осетинской художественной литературе.
Переходя на север по горным тропам, южные осетины, окончательно обессилевшие от голода, болезней, лишений, систематических страданий и гонений со стороны грузинских властей, начали вымирать еще большими массами. Трудно передать словами адские муки и продолжительные страдания беженцев-осетин из Южной Осетии. Документы свидетельствуют, что «были случаи, когда женщина при виде страданий своего ребенка от голода бросала его в пропасть, в реку и сама бросалась вслед за ним». Южные осетины, которых грузинские власти подвергли жесточайшим физическим, духовным, нравственным и морально-этическим испытаниям, продолжали неравную борьбу за свои родные места, сожженные деревни и дома. Профессор Б.З.Плиев, основательно изучивший эту проблему, писал о том, что южные осетины «всеми мерами вели борьбу и не покидали родные, хотя и сожженные, очаги. Не раз они возвращались к ним с горных перевалов. Они вновь изгонялись с этих мест, но вновь возвращались к своим жилищам». Тяжелейшее положение беженцев-осетин, подвергшихся чудовищным гонениям грузинских властей, масштабная трагедия Южной Осетии вынудили председателя Юго-Осетинского окружного парткома В.Санакоева написать специальное обращение на имя Коминтерна, ЦК РКП (б) и лично В.И.Ленина, где он констатировал: «Юго-Западная группа красных повстанцев революционной Южной Осетии вместе с женщинами и детьми свыше 15 тысяч человек обороняется в Егровских лесах, истекая кровью в неравной борьбе с войсками правительства меньшевиков Грузии... Старики, женщины и дети, оставшиеся в некоторых селах, частью истреблены, частью скрываются в лесах, где, лишенные пищи, питаются лишь дикой зеленью... Протестуя перед трудящимися всего мира против небывалых в истории примеров зверства и дикой расправы с революционной беднотой и с беззащитными невооруженными мирными жителями - стариками, женщинами и детьми, революционная советская Южная Осетия требует защиты и назначения комиссии для констатирования ужасных деяний меньшевистского правительства». Именно ужасные деяния грузинских нацистов, уничтожавших южных осетин и абхазов под предлогом «защиты территориальной целостности Грузии», вызвали у комиссии Учредительного собрания Грузии некоторую жалость, и она потребовала прекратить преследование оставшихся в лесах Южной Осетии беженцев-осетин и всего мирного осетинского населения. Комиссия помогла организовать посильную помощь беженцам питанием и одеждой. Члены комиссии предложили переселить оставшихся беженцев (после разгрома грузинскими гвардейцами под командованием Валико Джугели летом 1920 года) за пределы Южной Осетии, в различные районы Грузии, что в сущности не меняло дискриминацию южных осетин по признаку национальной принадлежности. Однако в той трагической этнополитической обстановке, в которой оказались южные осетины, деятельность комиссии Учредительного собрания Грузии способствовала физическому выживанию хотя бы какой-то части обреченных на уничтожение людей-изгоев. Комиссия проводила «разъяснительную работу» среди беженцев-осетин, убеждая их еще большими потоками и быстрее переселиться в Северную Осетию по Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогам (до решения комиссии официальные органы власти Грузии не пропускали по этим дорогам беженцев-осетин в Северную Осетию), так как Рокский перевал из-за бездорожья и наступивших холодов был закрыт. Принципиально важным было решение комиссии прекратить выселение осетин из Цона, Окона, Ксани, Коби, Лехура и других мест компактного их проживания, так как они не принимали участия в борьбе за установлении советской власти в Южной Осетии. В то же время комиссия по-прежнему поддерживала идею «добровольно-принудительного» выселения оставшихся после разгрома Южной Осетии осетин в непривычные и неприспособленные для нормальной жизни районы Грузии, в частности в Караязскую степь и в Борчало. Разумеется, все эти меры комиссия выдавала как образец «гуманного» отношения к южным осетинам, как проявление большой заботы о них и т.д. И действительно, по сравнению с «партией войны», требовавшей уничтожения не только Южной Осетии и осетин, активно боровшихся за установление советской власти в Южной Осетии, но и всех осетин, проживавших в различных районах Грузии, в том числе и в Тифлисе, решения комиссии следует расценить как позитивные. Следует еще раз напомнить, что в 1920 г. южные осетины подверглись первому геноциду – уничтожению их отдельной части и насильственному выселению с исторической родины – Южной Осетии по национальному признаку. В этой трагической ситуации любое решение комиссии, которое способствовало сохранению жизней хотя бы нескольких осетин, необходимо оценивать, на мой взгляд, положительно. Конечно, в той сложнейшей ситуации, которую власти Грузии создали в Южной Осетии и вокруг нее, в 1920 г. не приходилось говорить о законности, правопорядке, соблюдении норм морали, правах целых народов, таких как южные осетины или абхазы. Режим грузинского фашизма, как уже подчеркивалось выше, в качестве несущей конструкции геноцидного государства активно использовал материально воплощаемый идеал «великой грузинской нации», «богоизбранного народа», «высшей расы», интересам которой должны были служить не только южные осетины и абхазы, но и армяне, азербайджанцы, русские, турки-месхетинцы и многие другие, оказавшиеся по воле высокопоставленных политиков в пределах созданного Россией «территориально целостного» грузинского государства.
Комиссия Учредительного собрания Грузии больше делала вид «защитников» беженцев-осетин, оказавшихся в беде. В отдельных несущественных вопросах она, играя в демократию, ставила вопросы перед правительством Грузии с целью спасения беженцев-осетин. Однако в более принципиальных вопросах, как, например, прекращение в массовом порядке выселения осетин из Южной Осетии, она предпочла солидаризироваться с меньшевистским правительством, т.е. организатором и вдохновителем выселения осетин с их исторической родины. Комиссия настаивала на переселении оставшихся осетин в другие районы Грузии, Другими словами, она, воспользовавшись трагедией южных осетин, активизировала работу по насильственной ассимиляции неугодного и «чужого» народа в грузинском обществе.
Проблема переселенцев-осетин обсуждалась в 1920 г. на закрытом заседании меньшевистского правительства Грузии. Выступившие на нем Чхенкели, Гомартели, Цабадзе и другие обосновали возможность переселения южных осетин в Караязскую степь и в Борчало, т.е. далеко за пределами Южной Осетии. Проект такого решения мог стать решением правительства, однако Ной Николаевич Жордания, проявив жестокость к южным осетинам и политическую близорукость, настоял на полной ликвидации осетинской «Вандеи», т.е. уничтожении или в лучшем случае для осетин их выселении как из Южной Осетии, так и из Грузии. Глава правительства Грузии в чрезвычайно жестких тонах потребовал не мешать закончить операцию по выселению осетин. Его активно поддержал министр земледелия Грузии Хомерики, который подчеркнул, что для восставших осетин, т.е. для провозгласивших в 1920 г. советскую власть в Южной Осетии осетин, нет места в Грузии (даже в непригодной для нормальной жизни Караязской степи Грузии), и поэтому ни в какие районы этой страны осетины не могут быть переселены. Дискуссии по этому вопросу продолжались и дальше, но решение правительства Грузии было непоколебимо - в пределах «территориально целостной» Грузии восставшим осетинам (а к ним фактически были причислены все осетины, жившие далеко за пределами «большевистской» Южной Осетии) места не было. Впрочем, правительство Грузии пошло на некоторые «уступки» осетинам – процессу выселения «чужого» народа придали более планомерный и мирный характер.
Многочисленные обращения осетин к правительству Грузии с просьбами не выселять их и дать возможность продолжать работать и мирно жить с представителями других народов, в первую очередь с грузинами, оставались без внимания. Так, например, осетины Хашурского и Оконского обществ просили правительство не выселять их и обосновывали свою просьбу тем, что они уже ассимилировались с местным населением, т.е. с грузинами, что между ними и грузинами почти никакого отличия нет. Этот документ свидетельствует о дискриминации южных осетин по национальному признаку, т.е. налицо один из признаков фашизма. Расизм и идея национального превосходства, дискриминация по национальному признаку были и остаются характерными чертами фашизма. Отечественная историография XX века признает отличительными чертами фашизма «использование крайних форм насилия для подавления рабочего класса и всех трудящихся, воинствующий антикоммунизм, шовинизм, расизм, широкое использование государственно-монополистических методов, максимальный контроль над всеми проявлениями общественной и личной жизни граждан, разветвленные связи с достаточно многочисленной частью населения, не относящейся к правящим классам, в интересах эксплуататорского строя». Отметим еще раз, что и в самых последних научных изданиях среди отличительных черт фашизма те же, что и в советских изданиях. Разница только в самом несущественном – в последних изданиях в силу известных причин отсутствуют слова «антикоммунизм», «эксплуататорский строй» и др. Таким образом, не должно быть сомнений в том, что меньшевистская Грузия 1918 - 1921 гг. была фашистским государством. Разумеется, грузинский фашизм отличался от классических фашистских режимов, например, в Италии в 1922 – 1943 гг. или в гитлеровской Германии. Однако следует помнить, что общность черт, свойственных фашизму как политической силе, «не исключает существования различных его форм». Уровень и характер фашизма как политической силы определяются степенью преобладания в обществе его идеологии, политики и практических действий. Всего этого в меньшевистской Грузии было предостаточно. А пресловутая идея «величия грузинской нации», ее «богоизбранности» и, таким образом, национального грузинского превосходства над остальными народами, оказавшимися под юрисдикцией «территориально целостной Грузии», приобрела с точки зрения перспектив развития независимого молодого государства комический характер и трагические последствия для южных осетин. В центре фашистской государственной идеологии меньшевистской Грузии – идеи грузинского шовинизма, национального неравенства, вождизма, всевластия государственной машины, под которой подразумевалась максимальная поддержка теории «тотального государства». В наиболее концентрированном виде идеи грузинского фашизма были сформулированы в книге палача осетинского народа Валико Джугели «Тяжелый крест» (Тбилиси, 1920), а также решениях правительства Грузии 1920 г. о том, что для восставших осетин Южной Осетии, под которыми подразумевались фактически все осетины Грузии, нет места в грузинском геноцидном государстве.
Весьма существенная черта фашистской идеологии меньшевистской Грузии – стремление выступать красиво, эффектно, патриотично, с демократическими лозунгами т.д. Однако анализ фактов и событий 1918-1921 гг. в Южной Осетии и Грузии убеждает в том, что такое стремление было лишь формой маскировки своего истинного содержания. Этой цели служила, в частности, спекуляция грузинского фашизма на популярности идей социализма в массах, создания независимого грузинского государства, беспощадного наказания «врагов грузинской нации» и т.д. Все это в достатке имеется в книге В. Джугели «Тяжелый крест» – своеобразном уставе уничтожения Южной Осетии и осетин.
Несмотря на многочисленные просьбы и требования осетин не выселять их с насиженных мест, меньшевистские войска Грузии, четко выполняя решения правительства, вытесняли всех представителей «чужого» народа и вместе с другими потоками беженцев отправляли в Северную Осетию. Грузинские войска заняли пограничную с РСФСР горную полосу по Кутхскому, Рокскому и Сбийскому перевалам. Однако в некоторых местах Южной Осетии, например, в Корнис, Цорбиси, Вахтана, в лесах Егра, Гомарт, Лопани остатки повстанцев вместе с мирным осетинским населением, среди которых были старики, женщины, больные и дети, упорно сопротивлялись меньшевистским войскам. Архивные документы того периода проливают свет на некоторые стороны этой масштабной трагедии осетинского народа и деятельность отдельных его представителей, служивших верой и правдой фашистской политической системе. Командиром грузинского карательного отряда был назначен огрузинившийся осетин генерал-майор Александр Кониев, отличавшийся особым усердием в «наведении порядка» в Южной Осетии. Он писал председателю правительства Грузии Н.Н. Жордания, что поход полковника Г. Химшиашвили (один из палачей осетинского народа) через Цунар, Квернет, Додот, Земо и далее на Рустави, Цорбиси не дал положительных результатов. Повстанцы-осетины этого района под руководством бывшего офицера царской армии В. Хасиева ушли в лес, где упорно сопротивляются грузинской гвардии, которая, в свою очередь, боясь разгрома, не стала преследовать повстанцев. А. Кониев предлагал для окончательного наведения порядка в этом районе разместить 400 солдат гвардии с двумя горными орудиями и 20 всадниками. Кроме того, генерал писал: «Ныне часть осетин переселяется на Север, а часть, лояльно настроенная, остается в наших пределах (в Грузии. – Авт.), и вот теперь-то и является настоятельная необходимость в пересылке того административного аппарата, о котором вас просил в своем первом докладе. Скорое прибытие названного аппарата нужно для того, чтобы назначенные властью (меньшевиками Грузии. – Авт.) лица хорошо ознакомились с осетинами, оставшимися в наших пределах, а также помочь вновь прибывшим в этот район (в Южную Осетию. – Авт.) грузинам». Мне не удалось найти текст того первого доклада генерала А. Кониева, о котором он здесь упоминает. Однако с большой долей вероятности можно предположить, что речь идет об управленческом аппарате на территории Южной Осетии. Если «назначенные властью», т.е. из Тифлиса, лица должны были, как предлагал генерал А. Кониев, «хорошо ознакомиться с осетинами», то, по всей вероятности, речь шла о каком-то специально сформированном в тифлисских коридорах власти аппарате из этнических грузин, который должен был управлять в Южной Осетии. Кроме того, этот управленческий аппарат должен был «помочь» в обустройстве «вновь прибывших в этот район», т.е. в Южную Осетию грузинам из различных регионов Грузии. Другими словами, здесь речь идет о дискриминации южных осетин по национальному признаку, о грузинской политике принудительного выселения осетин из Южной Осетии, в целом из Грузии, искусственном заселении Южной Осетии этническими грузинами, а также принудительной ассимиляции осетинского населения. Генерал А. Кониев и ему подобные осетины, как подчеркивалось выше, активно способствовали «успехам» ассимиляторской политики меньшевистской Грузии в 1918 – 1921 гг. Письмо А. Кониева на имя Н.Н. Жордания представляет собой убедительное свидетельство намерений политического руководства Грузии любой ценой освободить территорию Южной Осетии от осетинского населения и заселить ее грузинами. В том, что руководству Грузии не удалось полностью реализовать свой коварный замысел, заслуга принадлежит, на мой взгляд, исключительному мужеству большинства осетинского населения, которое летом и осенью 1920 г. всеми возможными средствами защищало свою родину, а также эффективной помощи советской России. Оставшиеся на территории Южной Осетии осетины фактически вели партизанскую войну с грузинскими карательными войсками. Повстанцы-осетины, организованные в вооруженные отряды, периодически выходили из лесов, устраивали засады грузинским гвардейцам, безжалостно грабившим мирное осетинское население.
Людские, материальные и моральные потери осетин в 1920 г. в Южной Осетии были внушительны и имели огромные трагические последствия. По данным газеты «Хурзарин», только в дни июньских событий 1920 г., а также в результате карательных мер меньшевистских властей Грузии погибли около 6 тыс. осетин, было сожжено около 4 тыс. жилых домов и хозяйственных построек. Гвардейцы и другие представители «законных органов власти» Грузии забрали у осетинского населения большое количество домашних вещей и инвентаря, собрали и увезли урожай, угнали более 30 тыс. голов крупного и около 60 тыс. голов мелкого рогатого скота. Геноцидное грузинское государство со своей мини-имперской политикой сыграло огромную негативную роль в судьбе Южной Осетии и осетин. Однако и самим меньшевикам Грузии это обошлось дорого. Они скомпрометировали не только себя как политическую партию, но и идею строительства независимой «территориально целостной» Грузии. Отдельные партии, ранее поддерживавшие меньшевиков Грузии, постепенно стали отходить и дистанцироваться от них. Некоторые осетины из числа меньшевистской партии Грузии пересмотрели свои политико-партийные позиции и стали выступать против меньшевистской политики и идеологии в «осетинском вопросе». Так, например, председатель меньшевистского национального Совета Южной Осетии седьмого и восьмого созывов 3. Ванеев открыто и убедительно начал разоблачать дискриминационную национальную политику меньшевиков Грузии. Лишение южных осетин элементарных прав по национальному признаку, уничтожение Южной Осетии как родины осетинского народа, принудительное выселение даже наиболее лояльных к меньшевистской власти Грузии осетин и многие другие преступные деяния убедительно свидетельствовали о том, что в геноцидном грузинском государстве южные осетины стали жертвой фашистского режима. Политика дискриминации осетинского населения в Южной Осетии и в Грузии в 1920 г. приняла крайние формы, вплоть до геноцида, т.е. физического уничтожения многих тысяч осетин по мотивам их национальной принадлежности. Такая политика и практика меньшевистской Грузии были и остаются масштабным преступлением, нарушающим нормы международного права. И хотя Конвенция ООН о предупреждении преступлений геноцида и наказании за него была принята в 1948 г. и вступила в силу только 12 апреля 1955 г., тем не менее факт геноцида южных осетин в 1920 г. должен быть признан защитниками организаторов и исполнителей этого преступления. По понятным причинам политики, интеллектуалы, общественные и религиозные деятели Грузии, как и раньше, пытаются отрицать факт геноцида южных осетин в 1920 г. Извращая факты истории и политические события 1917-1921 гг. в Южной Осетии и в Грузии, прибегая к грубой и открытой фальсификации истории, они создают наукообразную историческую литературу с самыми противоречивыми и фантастическими версиями.
Многие политики, интеллектуалы, общественные и религиозные деятели Грузии издавна старались внедрить в сознание грузин антитезу «мы», т.е. грузины, и «они», т.е. негрузинские народы – осетины, абхазы, армяне, азербайджанцы и другие. В пропаганде этой антитезы власти и интеллектуалы особое внимание уделяли необходимости осознания себя, т.е. грузин, как монолитной этнической целостности («мы»), грузинской нации как высшей и вечной реальности, интересам которой в Грузии старались подчинить все остальное, в том числе судьбу и перспективы южных осетин, абхазов, армян и других негрузинских народов. Проблема здесь осложнялась тем, что осознание грузинской нации как высшей и вечной реальности, как исключительной и богоизбранной расы на протяжении долгого времени реализовывалась под негласным лозунгом «второсортности» всех остальных народов «территориально целостной» Грузии. Пропаганда антитезы «мы» и «они», как правило, осуществлялась через жесткое противопоставление «богоизбранных грузин» южным осетинам, абхазам и другим негрузинским народам, зачисленным грузинскими политиками и интеллектуалами в разряд «второсортных» и к тому же без собственной национальной истории, культуры, исторической родины, традиций государственности и т.д. Основу антитезы «мы», т.е. грузины, и «они», т.е. негрузинские народы, оказавшиеся по воле влиятельных политиков в составе «территориально целостной» Грузии, как правило, всегда составляли несколько наиболее ярко выраженных внешних признаков, характерных для грузин и негрузинских народов. Обращаю внимание на то, что для грузин этими признаками чаще всего были высокий уровень культуры, причастность к созданию различных древних и средневековых цивилизаций, политическая, религиозная и межнациональная толерантность, гостеприимство, природный ум, доброта и т.д. В то же время наиболее ярко выраженными внешними признаками для южных осетин и абхазов, как правило, «были низкий уровень культуры, агрессивность, неблагодарность, отсутствие своей истории, территории проживания, т.е. родины, «природное желание» навредить Грузии и грузинам» и т.д. С появлением газет, журналов, других средств массовой информации в Грузии жесткая антитеза «мы» и «они» стала активнее внедряться в сознание значительной части грузин.
Фиксация одного или нескольких ярко выраженных признаков, характерных для южных осетин и абхазов, по установившейся традиции, сопровождалась их наделением жесткой эмоциональной, чаще всего необъективной оценкой, как, например, «южные осетины и абхазы гости на гостеприимной земле Грузии», «южные осетины и абхазы являются агентами Кремля и КГБ на территории Грузии» (3.Гамсахурдиа), «южные осетины и абхазы необразованные и дикие народы» и т.д. Такая пропаганда в Грузии объективно способствовала созданию из осетин и абхазов образа врага – «идеологического и психологического стереотипа, позволяющего строить политическое поведение в условиях дефицита надежной информации о политическом оппоненте и о среде в целом».
Образ врага из южных осетин и абхазов, созданный грузинскими политиками и интеллектуалами, способствовал формированию фашистского режима в Грузии в 1918 - 1921 гг., когда в качестве несущей конструкции независимого грузинского государства меньшевики использовали материально воплощенный идеал «великой грузинской нации» как высшей расы, интересам которой принесли в жертву судьбу и перспективы южных осетин, подвергшихся в 1920 г. первому геноциду.
Из журнала «Цард» №4, июль 2007 г.
